В массовом читательском сознании произведение классическое, а тем более хрестоматийное, — это синоним произведения безупречного.

В нём всё безукоризненно, и оно заведомо не подлежит критике, которая представляется кощунственным посягательством на святое.

К тем, кто способен и на солнце увидеть пятна, я отношу и себя. При этом такие пятна ничуть не убавляют моей любви к жизнедательному светилу.

Это присказка, а сказка в том, что чудный лермонтовский «Парус» стал чем-то меня карябать.

Мне захотелось понять, чем же именно. Не раз и не два я внимательно перечитал знаменитое стихотворение. И заметил, что всё оно написано в настоящем времени, автор говорит о том, что видит “здесь и сейчас”.

В каждом катрене первые два стиха — это описания моря и погоды на море.

Вот начало первого катрена:

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..

Какая это погода? Я вижу летний день и спокойное море, скорее всего штиль.

Одновременно во втором катрене бушует буря:

Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнётся и скрыпит.

Здесь жизнеощущения истинно стоическое:

Увы, он счастия не ищет
И не от счастия бежит.

В третьем катрене всё ещё длится изумительный штиль из первого катрена:

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой,

но стоицизм куда и девается: его сменяет совсем иная душевная устремлённость:

А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Перед нами яркий образец романтической поэзии. Похоже, Лермонтов — байронист?..

О нет! Это слишком поверхностное суждение: дело в том, что сама натура русского поэта родственно близка натуре Байрона.

Однако вернемся к содержанию стихов. Зачем же паруснику в третьем катрене просить бури, если она уже бушует во втором?! Здесь явное логическое противоречие, явно художественная непоследовательность.

Этот второй катрен вносит смысловую путаницу, и мне захотелось проделать мысленный эксперимент, удалив на минуту этот катрен.

Получилось восьмистишие:

Парус

Белеет парус одинокий
В тумане море голубом!..
Что ищет он в стране далёкой?
Что кинул он в краю родном?..

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой.

Теперь стихи безупречны, в них нет художественно-смысловой непоследовательности, и трагическая парадоксальность явлена намного более контрастно и ярко.

И всё же, всё же… Я сам возвращаюсь мысленно к стихотворению Лермонтова с его тремя катренами. В душе именно оно, а не “моё” безупречное восьмистишие.

Чем же это можно объяснить? Дать определенный ответ я не могу:

Может быть, затверженной привычностью?

Может быть, композиция требует не два, а три четверостишия?

Может быть, в моём подсознании затаился целостный подтекст “Паруса”, суть которого — устремленность от надёжной родной земли к ненадежному опасному морю?

А может быть, дело в колдовском воздействии таких музыкальных лермонтовских стихов?

Вот она, “неразумная сила искусства”!

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>