Прошлое | БЛОГ ПЕРЕМЕН. Peremeny.Ru - Part 9


Обновления под рубрикой 'Прошлое':

Дмитрий Бобышев От редакции «Перемен»: Дмитрий Бобышев — поэт, переводчик, эссеист и профессор Иллинойсского университета в г. Шампейн-Урбана (США) родился в Мариуполе в 1936 году, вырос и жил в Ленинграде, активно участвовал в самиздате. В 1963 году Анна Ахматова посвятила ему стихотворение «Пятая роза». На Западе с 1979 года. Подробнее см. в Википедии. Поводом к написанию им нижеследующих эссе послужило трехчасовое интервью Ивану Толстому, журналисту радиостанции «Свобода», который заинтересовался литературными воспоминаниями Бобышева (трилогия «Человекотекст»). В резонансном интервью Дмитрий Бобышев ответил, в том числе, и на вопросы, связанные с Иосифом Бродским и их взаимоотношениями. Но не только. Однако в результате предэфирного монтажа на первый план были выведены именно эти фрагменты интервью, при этом весьма тенденциозно интерпретированные журналистом «Свободы». Передачи прошли в тематической рубрике «Мифы и репутации» — 20.09.2015, 27.09.2015, 04.10.2015 под названием «Друзья и недруги графа Шампанского».

ОТВЕТ ТОЛСТОМУ

Тучные мифы и тощие репутации

Пора моего возмужания совпала с двумя историческими событиями: смерть Иосифа Сталина и разоблачение его культа. Эти события внесли будоражащие перемены в жизнь страны и, конечно, сказались на умозрении многих, если не каждого из тогдашних молодых людей моего поколения. Разумеется, эти уроки были усвоены и мной: стало ясно, что вся система отношений в «стране рабочих и крестьян» основана на лжи, на советских мифах. Увенчивал эту ложь культ Сталина, то есть обожествление его всезнания и всемогущества, — мол, Сталин это победа, это «гений всех времён и народов», ведущий человечество к счастливому будущему. А ведь сказано: «Не сотвори себе кумира» (см. Исх. 20:2-17; Втор. 5:6-21), — за нарушение этой заповеди советские народы принесли гекатомбы жертв, но даже Гулага им оказалось мало, — фуражка и усы Иосифа Первого до сих пор соблазняют умы политиканов и их паству.

Видимо, кумиротворение живёт в крови народа (неважно даже какого), ибо идолы сотворяются “повсеместно и повсеградно” не только в политике, но и в спорте, в кинематографе, на эстраде, даже в пушкиноведении и, конечно, в литературе.

С одним из таких примеров мне пришлось иметь дело почти всю мою уже довольно долгую жизнь. (далее…)

Из цикла «Забытые имена русской словесности»: к 115-летию Дмитрия Ильича Петрова-Бирюка.

    Была правда, да заржавела…

    Если бы мне дали полк казаков, я бы прошёл с ними весь мир! Наполеон

Кондрат парень не простак, а удалый он казак,
Ой да вот, удалый он казак.
Зипун, шитый серебром, сабля вострая при нём,
Ой да вот он, сабля вострая при нём…
(народная)

«…в русской истории романист встречает эпохи, большей частью неразработанные, о которых нет исторических сведений или есть только записи внешних фактов с самыми ничтожными заметками о внутренней жизни народа». Н. Добролюбов

Ермак, Степан Разин, Иван Лоскута, Кондрат Булавин, Емельян Пугачёв… Воинственный и великий «славный батюшка» Дон привык к тому, что на буйных его берегах время от времени рождаются богатыри – властители дум, – связанные с регестами беспрерывной народно-крестьянской борьбы за независимость: «на Дон попал – говори пропал». (далее…)

Петербургская повесть о Вячеславе Шишкове

    Мне далекое время мерещится,
    Дом на Стороне Петербургской.

    Б.Пастернак

    Уж ты, матушка Угрюм-река,
    Государыня, мать свирепая.

    Из старинной песни

Десять петербургских лет вместе

Когда я наезжаю в город, где младые дни мои неслись, то с Аничкова моста (если идти в сторону Адмиралтейства) поворачиваю традиционно, минуя набережную Фонтанки, на первую улицу справа – Караванную. И направляюсь к пятиэтажному дому с лепным фасадом и длинным на третьем этаже кружевным чугунным балконом в центре. Довольно красивому при ближайшем рассмотрении, но изрядно потускневшему от неухоженности, времени и невзгод.

Дом восемнадцать стал для меня тайной неведомых страстей. Счастливая писательская семья, умудрившаяся тогда, когда рушились судьбы и семьи, в согласии и гармонии пережить страшное десятилетие Первой мировой войны, революции и Гражданской войны, распалась во времена относительного затишья двадцать четвёртого года. Внезапно. Десять лет вместе – и конец любви и дружбы. (далее…)

Часть третья. Вольфганг Амадей Моцарт

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

    «В клинике Нордена в начале 1927 года меня посетил… Шаляпин и между прочим сказал: «Входишь в большой, мрачный, торжественный дом; кругом – самая тяжёлая и мрачная обстановка; тебя встречает нахмуренный хозяин, даже не приглашает сесть, и спешишь скорей уйти прочь – это Вагнер. Идёшь в другой дом, простой, без лишних украшений, уютный, большие окна, море света, кругом зелень, всё приветливо, и тебя встречает радушный хозяин, усаживает тебя, и так хорошо себя чувствуешь, что не хочешь уходить. Это Моцарт»». Г.В. Чичерин1

    «Вольфганг Амадей один из самых одиноких людей, ходивших по земле». А. Шуриг

(далее…)

Часть вторая. Иоганн Себастьян Бах

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

    «Иоганн Себастьян Бах, говоря языком Канта, был историческим постулатом».
    А. Швейцер

О Бахе столько написано, что стыдно как-то даже пробовать что-то добавить. Но написанное – это пугающе толстые тома, я же уложусь в несколько страниц. Только чтобы напомнить то, что мы не должны никогда забывать – о высотах, на которых может пребывать человеческий гений, тех высотах, на которых человек равен Богу, тех высотах, с которых спускались к нам ненадолго Бах и Моцарт.

Иоганн Себастьян Бах родился в Тюрингии в местечке Айзенах 21 марта 1685 года. Его мать умерла, когда Иоганну исполнилось 9 лет, через год не стало отца. Старший брат Иоганн Христоф (1671 года рождения) забрал его в свою семью, где Себастьян воспитывался до 15 лет. С 7 лет Иоганн Себастьян учился в латинской школе, с 10 – в лицее. Был певчим в монастыре Люнебурга, потом там же скрипачом, с 1703 года был органистом в церквах Арнштадта и Мюльхаузена (с 1707 года). (далее…)

Часть первая

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Пять лет назад я ушёл из города, осел на дальнем хуторе, выбросил телевизор и остался наедине с плавней, степью, небом, книгами и музыкой. У меня был хороший музыкальный центр и довольно приличная фонотека. Для развлечений – «Beatles», «Pink Floyd», «Bony-M», «Abba» и так далее. Для работы – Бетховен, Шуберт, Шуман, Шопен, другие романтики, с ними я был очень дружен в молодости. Как-то незаметно все они, тем более поп-музыка, ушли; я перестал их слушать, стало неинтересно. Остались только двое – Бах и Моцарт. Другое рядом с ними казалось пресным, незначительным и мелким. Я это отметил, удивился, но не противился.

Странное дело, оба они – и Моцарт, и Бах – показались мне хорошо знакомыми, хотя времени всерьёз и много их слушать у меня никогда раньше не было. Поначалу я отнёс это на счёт того, что что-то всё же раньше было мне известно, в основном с пластинок и по радио, но иногда и в залах, в хорошем исполнении: в Домском соборе в Риге, в московских залах… Но почти тут же стало ясно, что дело в чём-то другом. Их наследие огромно настолько, что ни о его масштабах, ни о сокровенной сути самого наследия я и не подозревал. Того, что читаешь об этом в книжках, недостаточно. Пока не окунёшься сам в их музыку и не погрузишься, вся беллетристика скользит мимо сознания. (далее…)

26 сентября 1805 года, 210 лет назад, родился поэт пушкинской поры Дмитрий Веневитинов.
Рис. Пушкина: Веневитинов

    Когда пророк свободы смелый
    Тоской измученный поэт,
    Покинул мир осиротелый,
    Оставя славы жаркий свет.
    И тень всемирные печали,
    Хвалебным громом прозвучали
    Твои стихи ему вослед…

– пророчески обращается двадцатилетний Веневитинов «К Пушкину» в 1926-м. А на приход нового, 1827-го, напишет, прощаясь со старым, последним в его жизни годом:

    Но слушай ты, беглец жестокий!
    Клянусь тебе в прощальный миг:
    Ты не умчался без возврату;
    Я за тобою полечу
    И наступающему брату
    Весь тяжкий долг свой доплачу.

(далее…)

Москва

Первую субботу сентября Москва празднует День города

    Вы римскою державной колесницей…
    Вы римскою державной колесницей
    Несетесь вскачь. Над Вами день клубится,
    А под ногами зимняя заря.
    И страшно под зрачками римской знати
    Найти хлыстовский дух, московскую тоску
    Царицы корабля.
    Но помните Вы душный Геркуланум,
    Везувия гудение и взлет,
    И ночь, и пепел.
    Кружево кружений. Россия – Рим.

Москву обычно так и называли – Москвой… (далее…)

13 августа 1804 года родился В. Ф. Одоевский

    Музыка – это откровение более высокое,
    чем мудрость и философия.
    Бетховен

    Для разума инстинкт есть бред. Одоевский

«Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее», – говорил Радищев, слыша в крестьянской, исконно русской музыкальной культуре и чувства, и настроения, и думы народа. И мысли и слова, самобытность и извечный «скорбный протест».

Победы русского Просвещения мало что дали непосредственно самому народу. Более того, явный западнический уклон лучших умов, – отрицающих преобладание диатонизма и квинтовой темперации, – под прикрытием таких несгибаемых авторитетов, как Державин, бездоказательно внёс в обиход надуманные положения о древнегреческом происхождении р. н. песни. (далее…)

IASYK

          Давать должен тот, кто сам имеет.
          Снорри Стурлуссон. «Язык поэзии»

        Много слов хороших написано и сказано о русском языке. Ещё бы! В нём нет жестких грамматических конструкций — и оттого он гибок. Равномерно огласованный — он полнозвучен. Бездонная фантазия его носителей пробудила к жизни бесчисленное множество образов и их оттенков — отсюда роскошество метафор и сравнений. Отсюда же и ёмкость языка — можно уничтожить одним словом, а можно шептать до бесконечности, варьируя полутона. Он то сладкоголос, как сопрано, то резок, как удар бича, то нежен, словно флейта, или неумолим и величав, как первобытная стихия. Загляните снова к Марине Цветаевой, и вы услышите, что можно делать в русском с одной лишь пунктуацией… (далее…)

        Ещё одна вселенная под нашим Солнцем – Поднебесная. Её истоки теряются в веках. Исторические хроники ведут счёт её императоров от Хуан-Ди, легендарного Жёлтого Императора, 2697 год до н. э. Совсем уж легендарные Шэнь-Нун и Фу-Си отодвигают временной рубеж к 2723 и ранее 2800 года до н. э. Шао Юн (1011-1077 годы), китайский мыслитель эпохи Сун, «полагал вполне возможным, что Фу-Си, Шэнь-Нун и Хуан-Ди были представителями и распространителями знаний предыдущей культуры человечества. Потому вполне закономерно, что Фу-Си приписывается авторство И Цзин, «Канона Перемен», Шэнь-Нуну – первого фармакологического трактата, а имя Хуан-Ди связано с медициной». («Трактат Жёлтого Императора о внутреннем», перевод Б. Б. Виногродского. М. «Профит-Стайл». 2009г. с. 6).

        Эти трактаты, а также «Книга Правил» («Лицзи»), «Книга Музыки» («Юэцзин»), «Книга Песен» («Шицзин»), «Книга Истории» («Шуцзин»), входившие в древности в обязательную программу обучения, лежат в основе всей китайской культуры. Этого фундамента оказалось достаточно, чтобы появились в Поднебесной мудрецы и философы такого масштаба как Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы, Конфуций, Мэн-цзы, нескончаемая череда их преемников и последователей. (далее…)

        Современная керамическая студия,
        за гончарным станком сидит девушка.
        Нога бьёт по приводному кругу.
        Курит, пальцами-пинцетами вынимая
        изо рта самокрутку. Останавливает круг,
        думает, что делать дальше — она
        недовольна своим произведением.
        Девушка берёт пакет с табаком,
        высыпает его на ладони, прикладывает
        их к вазе.

        Древние иранские арийцы переселились
        на Север, чтобы избежать
        исламизации… Поселились они в низовьях
        Волги, рядом с хазарами и волжскими
        булгарами. Дело было в VII веке…
        На берегу реки Мокши — это приток
        Оки — они основали одноимённый
        городок — Мокша.

        Панорама Наровчата

        Ныне это районный центр в
        Пензенской области — город
        Наровчат. А бежавший народ
        в арабских летописях называется
        Буртасы. Центральная площадь
        города. Частный сектор: дома,
        заборы. Люди занимаются огородами:
        овощи, теплицы; идут в магазин,
        выпивают.

        Буртасы селились «гнездами» —
        усадьбами родственных коллективов.
        Среди прочего в них располагались
        разного рода культовые
        сооружения, в частности, семейные
        святилища огня, окруженные, так
        сказать, «домашними» кладбищами
        и погребениями животных,
        заколотых в ритуальных целях.

        Эпизод 3

        Фотоматериалы. Герб города Наровчат:
        «В лазоревом поле на золотой
        земле с тремя черными пещерами
        в ряд — серебряная гора с двумя
        таковыми же пещерами в основании,
        увенчанная золотым лавровым
        венком». Памятник княгине
        Норчатке. Голос автора.

        Название городка Наровчат связано
        с легендой о прекрасной княгине
        Норчатке. В 1237 году монгольские
        орды пришли в Наручадскую
        страну — так в русских летописях
        именовался ареал обитания
        буртасов, окончательно разгромленных
        в 1431 году войсками князя московского
        Василия III.

        Наплыв. Зима. Гора Плодовая. Вид
        с горы: медленная вертикальная
        панорама с хмурящегося неба;
        Церковь иконы Божией Матери,
        трапезную и другие строения Сканова
        пещерного монастыря: кельи-вагончики,
        дровник, часовня над купальней. (далее…)

                  Когда же юности мятежной
                  Пришла Евгению пора,
                  Пора надежд и грусти нежной,
                  Monsieur прогнали со двора.

                  А.С. Пушкин

                Что стало с monsieur l’Abbe, с этим «французиком убогим», изгнанным «со двора» легкомысленным батюшкой Евгения, как, впрочем, и с безымянной Madame, о том автор предпочел умолчать. Однако остается любопытным, как в дальнейшем сложилась их жизнь: остались они в России или вернулись на родину? А главное, хватило ли им на оставшуюся жизнь заработанного у русских господ, чтобы вести достойное существование, или они нашли свой последний приют под мостами Парижа в компании клошаров? Судя по тому, что Пушкин уделил madame и monsieur не менее десяти строк в первой главе романа, персонажи эти для него не столь малозначительны. А то, что гувернер молодого Евгения «Учил его всему шутя, // Не докучал моралью строгой, // Слегка за шалости бранил // и в Летний сад гулять водил», — определило во многом характер и поведение главного героя и, следовательно, дальнейшее развитие сюжета. Сам автор, который, собственно, как и Евгений Онегин, читал Адама Смита и знал, что за обучение, хотя и «шутя», и моральное воспитание, пусть и не строгое, полагается адекватное материальное вознаграждение. В этом смысле автор, похоже, не очень беспокоился о дальнейшей судьбе madame и monsieur (рубль в то время имел твердое хождение в Европе) и не стал докучать читателям излишними подробностями, предоставив эту возможность будущим пушкинистам. Но ни один из пушкинистов не попытался проанализировать вероятные жизненные пути madame и monsieur оставшиеся, по воле автора за рамками романа. И это несмотря на то, что если собрать воедино все комментарии к «Евгению Онегину», они займут на книжных полках наверное столько же места, что и толкования к Священному Писанию. (далее…)

                Бузько Е.А. «Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века. – М.: Индрик, 2014. – 282 с.; ил. – тираж 500 экз.

                «Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святой Горы Афонской инока Парфения», вышедшее из печати в 1855 г., оказалось крупнейшим литературным событием этого года – и одним из наиболее значительных на протяжении ближайших лет, уже в 1856 г. потребовав второго издания.

                На него откликнулись многие значительные литераторы и публицисты – рецензии написали столь разные авторы, как Н.П. Гиляров-Платонов, Н.Г. Чернышевский, М.Е. Салтыков-Щедрин1, собирался писать рецензию А.А. Григорьев, в письмах и устных беседах «Сказание…» активно обсуждали еще в 1858 году. (далее…)

                Интервью Кристины Барбано с Мариолиной Дорией де Дзулиани – «прекрасной венецианкой» из «Набережной неисцелимых» Иосифа Бродского.

                Кристина Барбано: Мариолина, по-моему, ты куда больше, чем просто мечта поэта, то есть женщина, о которой мечтают, но так и не покоряют?

                Мариолина Дория де Дзулиани: Да, я сделала для Бродского немало. Очень много, а он повёл себя со мной так, как привык обращаться со всеми. У бедолаги был отвратительный характер. Ну, и не хватало элементарной воспитанности. Мог завалиться ко мне домой, наговорить массу неуместных вещей, а я замужем, с двумя детьми, но его это не останавливало! Он был навязчив, и все разговоры сводились к тому, что он хочет меня. Конечно, я тогда была молодой, нетерпимой, и такое поведение меня очень раздражало.

                Может, сегодня прореагировала бы иначе. В определённом возрасте перестаёшь обращать внимание на такие вещи, но тогда… Даже если ты самый великий поэт на земле, но ведёшь себя как невоспитанный человек, лучше уходи прочь!

                Бродский был всего лишь несколько месяцев в моей жизни. (далее…)