Часто упоминаются у самых разных спикеров опросы о том, кого бы россияне хотели видеть президентом, выбирая среди киногероев, и в лидеры общественное каждый раз выводит персонажа фильма «Место встречи изменить нельзя» Глеба Жеглова в исполнении Владимира Семёновича Высоцкого. Я предлагаю рассмотреть фильм и роман Георгия Александровича и Аркадия Александровича Вайнеров в свете весьма недооценённой плоскости повествования — «Эры милосердия» как символического детектива; предлагаю рассмотреть философскую «генеалогию» Жеглова и то, какие пороки общества обнажает восхищение перед однозначным и даже главным антагонистом не самого замысловатого на первый взгляд детектива в плане сюжета. (далее…)
Игорь Шулинский. Последние стансы к Иране: 65. М.: Игорь Шулинский, 2023. 196 с.
Игорь Шулинский — если допустить, что кто-то его не знает — это главред «Птюча» и «Time Out». Человек-рейв-оркестр из тех, кто и определял лицо наших 90-х. И кстати, пассионарный настолько, что умудрился не остаться в той эпохе или в вечном янтаре воспоминаний о них — издает сейчас «Москвич Mag», преподает в Вышке, рожает одну идею за другой (например, проект «Невидимки», публикация и чтения разных неформатных авторов). (далее…)
Грег Прато. Гранж мертв: история сиэтлской рок-музыки в рассказах очевидцев. СПб.: because ACT, 2021. 504 с.
Хорошая книга из области музыкальной истории не только для тех, кто хочет поностальгировать по музыке 90-х (принадлежа к этой эпохе, конечно, я все равно согласился бы, что это было лучшее время после 60-х, ведь когда еще выпускали одновременно свои лучшие альбомы Queen, Nirvana, R.E.M, Radiohead, Portishead и многие другие, но и узнать множество интересных групп, которые не то что потонули в Лете, но не «выстрелили», как те же Pearl Jam, Soundgarden и Alice in Chains, а затем, после оглушительного успеха последних (первых), оказались в тени, затерялись в их инверсионном следе.
И кстати, выход и успех альбома «Nevermind» Nirvana можно легко сравнить с тем, как истребитель преодолевает звуковой барьер — вот, было относительно тихо, о таком городе, как Сиэтл, знали только, что он кандидат в вымершие, а тут вдруг Курт и его соратники взрывают MTV, на билетах даже пишут «Seattle sound» и музыкальный ландшафт оказывается полностью переформатированным. Хотя, конечно, это как посмотреть — попса выбралась из-под руин после бомбардировки, как тараканы, что с ней сделается. (далее…)
Шварц Чорный. Сборник стихов (рукопись). «Я, вышеподписавшизя в этом…»
«В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!»Блок
Специально не стал спрашивать у коллеги, приславшего тексты, подробностей об авторе. Пусть будет обзор из разряда «чистой рефлексии». Ну, как если бы прислали стихи Лермонтова. И я такой — бац! — это же Лермонтов! Типа угадал в незнакомце гения… Также и тут: гения распознать мне ещё только предстоит.
Начну с белого листа, не ведая о Шварце Чорном — ни-че-го.
К тому же он сам о себе слагает неплохие строки:
Ну что с того, что я чуть-чуть другой?
Ну что с того, что я с одной ногой??
Без глаза, безо лба и без мозгов???
Ну что с того, что я на слух тугой????
Ну что с того! Ну что!! Ну что с того!!!(далее…)
Третий год подряд у неё выходят книги в старейшем петербургском издательстве «Лимбус Пресс» — двухтомник новелл «Карлсон, танцующий фламенко» и «Хулигангел», а также стоящий особняком «Русский диссонанс». Рубановский сборник короткой прозы выпустил в «Лимбусе» ещё в 2005-м Виктор Топоров, при имени которого до сих пор кто-то содрогается, а кто-то ностальгирует, — тот самый Виктор Топоров, которому Рубанова и посвятила в 2023-м свою новую книгу «Русский диссонанс». (далее…)
Искать смысл того, что с нами происходит — это значит разворачивать, истолковывать и объяснять знаки, расшифровывать их. И весь этот процесс расшифровки разворачивается во времени. Вот почему истина — это истина времени.
О знаках у Пруста говорится довольно часто, именно поэтому эту тему и развивает Делез. Но здесь это не возведенный в абсолют «знак» в его постмодернистском контексте, когда он отрывается собственно от своего референта, от того, что его породило, и уже сам по себе пускается в безумную постмодернистскую пляску, нет. У Пруста знаки соответствуют реальности, она еще не испарилась, это не виртуальные времена, и задача, скорее, по-прежнему теургическая. (далее…)
Из книги «Антропологическое письмо», Курс лекций и семинаров с выпускниками Московской Школы Нового Кино и Литературных курсов им. А.П. и М.А. Чеховых, Москва, студия doku_meta, 2021-2022 гг. (готовится к печати)
Мы говорили с вами о Кафке, о Джойсе… А теперь Марсель Пруст — он, вообще говоря, их постарше. Пруст 1871 года рождения, умер в 1922-м.
Но я не случайно начал обсуждать западный модернизм не с него. К Прусту уместнее обратиться после Кафки и Джойса, поскольку его роман имеет больше отношения к тому, что мы здесь называем антропологическим письмом, то есть именно к работе над собой. И теперь, через Пруста, мы сможем еще отчетливее сфокусировать темы, которых мы уже касались, изучая Джойса и Кафку. С последним мы говорили с вами о суде, о вине, о законе, о ничто, о том, что писатель пишет, исходя из своей преждевременной связи со смертью. И это всё тоже будет, конечно, по-своему перекликаться и с темами Пруста. (далее…)
Основательные старинные виллы, гордые особняки, тщательно когда-то задуманные выглядят так, будто настоящие владельцы стали жертвами природного катаклизма и в один миг исчезли, на Луну улетели. Теперь совсем другие люди явились, завладели их имуществом и изо всех сил пытаются поддерживать стиль давно ушедшего времени. Впрочем, что мы о том времени знаем?
Летняя столица Европы, сюда съезжались аристократы, персоны высшего света — развлекались шумно, сорили деньгами направо-налево, жили беспечно и весело. Впрочем, насколько беспечно, судить трудно, публика здесь и сейчас, и раньше собирается особенная. Сложная. (далее…)
В один из жарких дней я шла по центральной улице города. Улица витрин. Тут в ряд — магазины, аптеки, булочные и кафе со столиками на улице. В одном из них я скользнула взглядом по знакомому профилю художницы сложной и пестрой судьбы, светлые волосы небрежно заколоты, сама она похожа на птичку с маленьким изогнутым клювом, но накачанные филером губы слегка смягчают агрессивность черт. (далее…)
Исторически ценные улицы и дома — память о прошлом, сам городок по традиции скучен. Жители в свободное время заняты прогулками по одним и тем же аллеям, визитами в одни и те же места. Отсутствие разнообразных впечатлений заставило в начале прошлого века одну состоятельную немецкую даму заинтересоваться Россией до такой степени, что она выучила язык и вместе с благонравным супругом путешествовала по Сибири.
Ее жизнь наполнилась до краев, а для осмысленности географических метаний она основала Тургеневское общество. Ведь столько знаменитых русских тут время от времени обреталось! Однообразие здешних ландшафтов для тех, кто устал от ежедневных забот — именно то, что нужно. Плюс легендарное казино, место встречи с судьбой. (далее…)
Обстоятельства не выбирают, как и времена. Строчки Кушнера объявили затасканными — ах, какая банальность! — но это ничего не меняет.
Времена не выбирают, в них живут и умирают, — бормотала я себе под нос, бродя по туристическому городку, неожиданно ставшему для меня местом жительства. Деревня фантомного типа, я так ее называла. И мои каждодневные прогулки, ставшие обязанностью, условием физического выживания (реабилитационные пешие походы, так будет правильно, но уж больно грустно звучит) — дают столько поводов для наблюдений! (далее…)
В издательстве «Пальмира» вышла новая книга прозы постоянного автора «Перемен» Александра Чанцева «Духи для роботов и манекенов». Публикуем послесловие к этой книге, написанное сербской исследовательницей, доцентом филологического факультета Белградского университета Василисой Шливар.
Книга «Духи для роботов и манекенов» Александра Чанцева — это своеобразное приглашение присутствовать во сне о прозе. Составлена она из 17 текстов, определяемых автором как рассказы, хотя в них на разных уровнях расшатываются классические представления о данном жанре. Вследствие этого сборник А. Чанцева можно считать продолжением экспериментальной прозы XX века. (далее…)
«А вот эти тинейджеры, о которых ты написал!» Вячеслав Петкун едва заметным кивком указывает мне на дам в вечерних платьях и мужчин в костюмах, чинно ужинающих при свечах за столиками второго этажа паба «16 тонн». И уводит меня куда-то в угол пить пиво из местной пивоварни. Это была наша первая встреча. Состоялась она году в 2000 в результате допущенной мной ошибки: я работал тогда клубным обозревателем в некой газете для экспатов, и, никогда прежде не бывая в клубе «16 тонн», написал, что это клуб для тинейджеров. Петкун, работавший арт-директором этого заведения, отреагировал быстро: позвонил в газету и предложил мне приехать и лично посмотреть на клуб. Я мало что знал тогда о его группе «Танцы минус». Лишь слышал песню и видел клип на нее, в результате чего у меня и сформировалось устойчивое убеждение, что раз этот самый Петкун – арт-директор какого-то клуба, то клуб этот непременно должен быть тинейджерским…
Слава был в пиджаке нараспашку и в джинсах. Вел себя сдержанно, дружелюбно, и час с лишним рассказывал про клуб, наливая мне еще и еще темного пива. Я уехал пьяным и довольным. После этого мы виделись еще не раз, хотя о нашей первой встрече он, видимо, даже и не помнил. Публикуемое ниже интервью случилось в 2002 году. Я учился тогда на журфаке МГУ и совершенно не понимал ничего про «интервью». Скорее пытался «быть журналистом» в том вполне примитивном смысле слова, в котором понимал это в то время. При этом меня интересовала поэзия, а тексты Петкуна привлекали вполне актуальной поэтичностью, искренностью и созвучностью моим настроениям (казались своего рода манифестами моей собственной «летящий в тартарары» жизни). Да и его тогдашний образ отчаянного скандалиста и «честного парня в лживом шоу-бизнесе» мне импонировал…
Впрочем, образ, который вырисовывался из его песен, воспринимался людьми очень по-разному. Одна девушка, например, сказала мне: «Это образ Пьеро». «Если бы я учился в одном классе с человеком, похожим на Пьеро, я бы его бил», — отреагировал Петкун, когда я передал ему мнение девушки. А один друг высказался о лирическом герое Петкуна так: «Нечто бесполое». «Если он так это воспринимает, то это его дело», — сухо прокомментировал Слава.
Не знаю, как сейчас (мы уже много лет не пересекались), но Петкун в то время был на самом деле очень разным. В повседневном общении – простой и серьезный человек с оттенком брутальности, на пресс-конференциях – уставший позер-мачо и агрессивный шутник, на концертах и в песнях – романтик, купающийся в лучах внимания меланхоличных юных дев. Но в любом случае: он казался действительно живым и на редкость для начала 2000-х настоящим.
Вот это интервью двадцатилетней давности, которое недавно я обнаружил, разбирая свои старые архивы. (далее…)
В апреле 2023 года состоялся литературный диспут в московском Книжном клубе «Достоевский». Тема разговора — «За чертополохом» и далее: дискурс воскрешения Романовых в русской литературе за последние 100 лет.
В дискуссии принимали участие:
• Василий Зубакин, прозаик, профессор, заведующий кафедрой возобновляемых источников энергии РГУ нефти и газа (НИУ) имени И.М. Губкина. Автор более 50 научных работ по вопросам экономики и прогнозирования энергетики. Автор романов «Жестяной пожарный» и «В тени трона» (издательство «Время»). Член Литературной академии премии «Большая книга».
• Алексей Колмогоров, писатель, сценарист, режиссёр. Лауреат профессиональных кинематографических премий. Автор романа «ОТМА. Спасение Романовых».
• Иван Родионов, литературный критик. Обладатель премий «Литблог» и «Гипертекст», член жюри Премии «Национальный бестселлер» и Премии им. Катаева. Автор литературно-критических сборников «сЧётчик» и «На дно, к звёздам».
• Марина Манукян, модератор встречи, педагог-лингвист (английский и французский языки), руководитель проектов, организатор культурных мероприятий. (далее…)
И.Р.: Ещё раз отойдём от истории и вернемся к литературе. Всё-таки почему в нашей литературе за последние полгода-год неожиданно воскресают и воскресают Романовы? Можно предположить, что в обществе пробуждаются некие монархические симпатии, а книги — их следствие. Или это такая тоска — по тому, что было, или по тому, чего не было. А может, это такая попытка выйти из интеллектуального тупика, в котором мы все оказались. Или реакция на бесконечные романы о грустной судьбе интеллигента в СССР, которыми из года в год полны любые премиальные книжные списки. Однозначного ответа в голову не приходит. А какова ваша версия? (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>