ЖЖ, конечно, изрядная помойка, я уже говорил. Но и там есть люди… Вот, например, bronepoezd — всякий раз, как натыкаюсь на его дневник, с интересом перечитываю верхние посты. И не потому что мы знакомы (знакомы-то мы довольно бегло и поверхностно, хотя один эпизод — как он фотографировал меня в общежитии МГУ на какой-то вечеринке со словами «не позируй, так весь трагизм уходит» — я отлично помню), а просто потому что человек живой. Сейчас он в Лас Вегасе. Вот что пишет:

очень клево, когда вокруг всем только хорошо. я, в целом, против других вариантов, поэтому подумываю о том, чтобы тут жить. поговорил со многими покерными звездами, которые сюда переехали, у всех похожие причины. но надо еще проверить лос-анджелес и сан-франциско.

когда я уезжал из москвы, то получил несколько предложений в стиле «меня здесь ничего не держит, возьми меня с собой», и ни одного «я приеду через пару недель, встретимся там, может».

здесь уже встретил кучу бесстрашных людей, у которых уже долго все уверенно хорошо без планов, кроме того, что никогда в жизни не будут работать в офисе, или от кого-то зависеть. со многими есть что обсудить, и это будут не новости или сложности, или планы на долгожданный отпуск, ничего такого. в общем, во всем похоже на любимый город.

В общем вот. А вы каких еще живых людей в ЖЖ знаете?

В сумерки я, наконец, выключил комп, взял с кухни горсть тыквенных семечек и вышел на балкон. Я принялся ожесточенно лузгать семечки и смотреть вниз, туда, где между домами-коробками происходила жизнь…

Вот проехал по дороге красный, отливающий белыми бликами мерседес, вот первые фонари загорелись на автостоянке; деревья чуть заметно шевелили листвой под влиянием легкого летнего ветра. Я задумался. Первая мысль была о том, что вот я уже минут пять как стою тут и совершенно механически ем эти семечки. Этот процесс, была вторая мысль, на самом деле ни что иное, как одна из типично русских (и украинских) техник медитации. Такое вот повторение одних и тех же движений, вводящее в транс. Тут даже не в семечках дело, семечки это предлог… Можно с таким же подходом мыть посуду, подметать полы, смотреть на звезды или на облака, читать мантры и так далее. Эффект будет тот же: на несколько секунд отключается внутренний диалог, и (далее…)

На черногорско-албанской границе мирно ходят ослы, козы и куры. Документов у них нет, печать о пересечении ставить некуда, так пущай себе ходят, жалко что ли. Машины и автобусы стоят в очереди, водители ходят подискутировать и помахать руками к бревенчатому домику с надписью Сustoms. Случаются и пешеходы; вот из Черногории в Албанию медленно бредет дедушка в шлепанцах, неся в руке полупустую упаковку двухлитровых бутылок кока-колы. Албанские пограничники бегло осматривают ношу и машут рукой – мол, проходи. Дедушка с кока-колой, не увеличивая скорости,  входит в Албанию и скрывается за поворотом. На флагштоке, рядом с красным албанским, вяло болтается пожухлый, выцветший, обтрепанный флаг Евросоюза.

Большинство номеров машин в очереди итальянские, и это неудивительно — около полумиллиона гордых сынов Албании работает в эмиграции, в основном в Италии и Германии, а летом свозит кровно заработанные евро на родину. Земля в Албании пока дешевая, строительные материалы тоже, поэтому албанские эмигранты наконец-то имеют возможность строить большие дома, в которых зачастую живет несколько поколений — такова вековая традиция, к которой албанцы, судя по всему, рады вернуться. В итоге страна выглядит как большая, счастливая стройка — недокрытые красной черепицей крыши, мешки с цементом у калиток, любимые на Cредиземноморье полосатые шторки во весь балкон и глиняные горшки на террасах.

Албанская столица Тирана – самый странный город, мной доселе виденный. Это не совок совсем, по крайней мере, не тот совок, каким мы его привыкли представлять. Ощущение такое, как будто бы ты попадаешь в одну из книг Альберто Моравиа, или же в черно-белое итальянское кино в духе неореализма, такое,  где показывают послевоенные итальянские рабочие кварталы, и где герой по восемнадцать часов трудится на обувной фабрике, а героиня в цветастом платье, перешитом из занавески, скребет по сусекам начинку для вечерней пиццы.

Но про черно-белое я совершенно фигурально – Тирана в буквальном смысле выкрашена во все цвета радуги и их оттенки, причем каждый дом в несколько цветов сразу. Скажем, два фасада зеленых, два фасада оранжевых, а балкончики синие и розовые, этакая книжка-раскраска ребенка, впервые взявшего в руки пастельные мелки.

Главная площадь Тираны усыпана по диаметру гравием, я так и не поняла, это постоянная экспозиция или временная, в связи с ремонтом, и когда идешь по этой гравийной дорожке, через каждый пять метров встречаешь по пенсионеру в кепке, который молча сидит или стоит, обозревает окрестности и крутит в руках металлическую цепочку. Смысл этого действия так и остался для меня недоступным.

На главной площади Тираны ко мне подскакивает шустрый парнишка лет тринадцати с коробкой сувениров и спрашивает: ду ю спик инглиш? Я киваю, мальчик ловко достает из коробки красную ручку с албанским гербом и предлагает: уан пэн? Неа, говорю, не надо мне. Как так, удивляется мальчик, на ней же написано «Албания». Все равно не надо, говорю я. Мы торгуемся еще минуты три, наконец, он решается на последнее средство и спрашивает, отчего-то по-итальянски: коме ти кьями? Я отвечаю, он тоже называет свое имя, и, уже на правах близкого друга, снова трясет ручкой: уан пэн? Ладно, говорю я, уболтал, черт языкастый, давай сюда. Ухожу в автобус, а мой новый албанский друг, вдохновленный успехом, бросается обрабатывать других наивных туристиков.

В городе Круе, куда мы едем из Тираны, анонсирован рынок с сувенирами и антиквариатом. Сувениры на проверку оказываются набором поделок красного цвета с албанскими орлами, а антиквариат – содержимым сундуков албанских бабушек. Тут тебе и нафталиновые национальные костюмы, и горшки, и медные котелки, и утюги, и даже швейная машинка «Зингер», и пыльный черный дисковый телефон. По большому счету, если выпотрошить гараж моего папы и разложить добытое вдоль дороги, как раз получится неплохое собрание албанского антиквариата.

В Круе мы идем в этнографический музей и здороваемся с бабушкой-смотрительницей на настоящем, непадонкаффском албанском, «mir dita» — «добрый день». Затем выясняется, что наш гид Мустафа не только знает огромное количество историй о древних обычаях, но и перевел на английский несколько самых популярных легенд, издав их сборником для иностранцев. Оттуда мы узнаем, что краеугольный камень албанского эпоса — besa, обещание, которое нельзя нарушить. Ради того, чтобы выполнить бесу, покойники вставали из могил, герои сами шли на казнь, а девушки позволяли живьем замуровывать себя в стены — в общем, очень честная нация эти албанцы, говорят, даже процент краж у них в стране очень низкий (в отличие от процента убийств, ибо кровная месть — второй камень в фундаменте традиций).

К вечеру вы будете албанологами, ну, или албановедами, — сразу обещает нам Мустафа, и действительно, солнце еще не успело сесть, а головы уже ломит от историй, легенд и неожиданных открытий: бомбоубежища вдоль дорог, трогательные истории русско-албанских любовей, городские площади, на которых в мире и согласии стоят мечеть, католическая и православная церковь. Я напрягаю память, пытаясь запомнить хотя бы смешное или странное, составляя в уме список «Фактов об Албании»: (далее…)

Несколько хороших ссылок по теме «даб, эмбиент и прочая экспериментальная электронная музыка». Во-первых, лейбл Sursumcorda человека по имени Дэйв Уэсли. Отсюда наблюдательный интернет-пользователь легко попадает в еще два интересных музыкальных места: machinebasedreasoning.com — социальная сеть, посвященная различной экспериментальной электронике (the push + minimal + techno + arctic dub + chill + experimental + ambient video, artifacts from a future revolution), а также еще одна очень полезная особенно для музыкантов, композиторов и всех сопутствующих им персонажей социальная сеть — SoundCloud . Место, где профессионалы могут легко обмениваться аудио-информацией любого качества и размера.

«Fever Ray — сольный проект солистки группы The Knife Карин Дрэйер-Андерсон.
15 декабря 2008 года выпущен первый сингл — If I had a heart. Текст и музыка Fever Ray, продюсеры Fever Ray & Christoffer Berg. Клип на композицию If I had a heart снят Андреасом Нильсоном, работавшим с The Knife. Выпущен 6 января 2009 года. Выпуск дебютного альбома анонсирован на 18 марта на лейбле Rabid Records (Швеция) и 23-24 марта на лейбле Mute в США.

Karin Dreijer Andersson, участница шведского электронного дуэта The Knife, решила создать сольный проект. Первый ее альбом называется Fever Ray. Он выйдет 18 марта 2009 года на Rabid Records – cобственном лейбле Карин. Помимо Дрейер, над проектом работают известные в Швеции музыканты – Van Rivers и The Subliminal Kid, а также Christoffer Berg, принимавший участие в записи миксов для альбомов группы The Knife — Deep Cuts и Silent Shout.

Берг рассказывает, что, работая над Fever Ray, музыканты не боялись экспериментировать: записывали воспроизведение треков из динамиков, находящихся в разных комнатах, использовали много аналоговых синтезаторов и драм-машин для достижения эффекта так называемого «грязного» звучания.»

Не буду говорить много слов. Просто скажу, что для меня музыка и видео поделились на до Fever Ray и после. Так же было после просмотра Francis and the Lights — The top. Явление выдающиеся. Когда один человек, заменяет целый концертный зал. Он сам собой представляет необычайную ценность. Так же и с Карин Дрэйер-Андерсон. Сочетание голоса, мимики и пластики и великолепной картинки являют собой то настоящее, которое вызывает бурю чувств.

Вот два основных клипа:

When I Grow Up

If I Had A Heart

А в Иране-то, похоже, революция происходит…
Причем персы обвиняют в фальсификации выборов и поддержке режима Ахмадинежада российских политтехнологов и российское правительство… Отсюда отношение сейчас персидских масс к русским и России…
Подробности постоянно появляются здесь. Российские власти и телевидение отмалчиваются.

Скриншот с иранского телевизора, доказывающий то, что выборы были фальсифицированы:

демонстрация в Тегеране, сегодня:

Цитата:

Я думаю, единственное, что мы можем сделать на эту тему — это залогиниться в Твиттер и запостить там короткое сообщение о том, российское правительство, это ещё не вся Россия, и в России есть люди, которые не поддерживают фальсификации и, как минимум, с сочувствием относятся к жертвам. А в конце прилепить тэг #IranElection, чтобы это сообщение было легче найти.

Это, конечно, капля в море, но это то, что можно сделать за две минуты, не вставая из-за компьютера. Если кого-то это, конечно, волнует.

Если кто-то хочет сделать больше, то вот интструкция о том, как каждый может установить у себя на компьютере минипрокси, чтобы иранцы могли сообщать миру о том, что происходит у них в стране. Основные новостные и блоговые сайты в Иране сейчас заблокированы.

http://thoughtsections.blogspot.com/2009/06/proxies-for-iran-walkthrough.html

После этого надо отправить директ мессадж с координатами в Твиттере на @StopAhmadi без тэгов. А дальше они уже сами сообщат своим.

Не верится, что такое могла устроить Америка в Иране. Персы самостоятельный и сильный народ, их не выгонишь просто так на улицу…

Для истории: когда дневник Остапа уже будет наполнен другой актуальной информацией, читайте начиная с этого поста, кликая там на зеленую стрелочку вправо, которая есть вначале каждого поста.

Что у нас есть? Только слепая вера, что Всё будет-хорошо.. И точное знание, что Всё будет-ещё-хуже. Веками человечество аккумулирует исключительно негативный опыт. Прилежно его складирует.. И верит в ЧУДО.. Иногда, впрочем, оно случается. На деле же оказывается, это только лёгкий подскок перед новым стремительным обвалом в очередную пропасть.

Возьми кого-нибудь в заложники — и тем живи, шантажируй, требуй.. Собственного ребёнка, пожилых родителей.. друзей, соседей, подчинённых, клиентов. Чем больше таких, тем больше вокруг и Стокгольмского синдрома. Назовёшь это потом взаимопониманием, преданностью и даже любовью.. Ты возлюбил их как Источник собственной силы, а они тебя, за проявленное Великодушие.

(далее…)

Михаил Атом, композитор из Москвы, более известен меломанам Западной Европы и Америки, чем соотечественникам. После того как британская фирма Cold Spring включила одну из его работ в свой сборник темного амбиента «Seedmouth» (1996, csr12), он выпустил два варианта кассетного альбома «Astroepos» (в Португалии и США) — трансцендентальной, с моментами необъяснимого волнения, но вместе с тем очень мягкой и проникновенной электронной музыки. Это очень странное интервью, состоящее из ответов без вопросов. Вопросы, заготовленные мной, исчезли, как только начался наш разговор в небольшом кафе на окраине Москвы. Я увидел перед собой человека, принадлежащего к совершенно другому типу общества — обществу будущего…

Полностью текст.

Очень глубокая музыка для открытия себя. Скачать альбом «Астроэпос» в демо-качестве можно на странице автора, здесь.

А купить, насколько я понимаю, можно здесь.

+ в конце этого поста есть ссылка на скачку отличной компиляции разнообразной электроники и прочего арт-беспредела (Genres vary from lightly experimental to vintage electronics, from roaring percussion mayhem to hippie dope song, from electronica to instrumental improvisation), в которую вошел один трек Михаила Атома.

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Я помню, как в первый раз в сознательном возрасте приехал в Петербург (до этого я был там пару раз совсем еще ребенком). Шел то ли 1998, то ли 1999 год, лето, как и сейчас. Мне было лет 19-20. Родственники, у которых я остановился, познакомили меня с каким-то парнем моего возраста, чтобы мне не было скучно. Не помню уже, как его звали — кажется, Рома. И в первый же вечер мы пошли гулять. Помню, что Питер напрочь снес мне голову своей красотой и необыкновенностью. К тому же каждые пол часа мы покупали новую бутылку пива (тогда в Питере было невообразимое количество разнообразнейших сортов, и я помню, что более всего мне понравилось пиво «Синебрюхофф»). Две ночи кряду мы слонялись по городу, пили в каких-то подворотнях, дворах-колодцах и на дворцовой площади. Заходили к каким-то знакомым, чуть не подрались с желчным саксофонистом, который всю ночь напролет играл на Дворцовой площади для десятка таких же, как мы, ошалевших и пьяных гуляк, эхом разнося свой сверкающе жалобный саксофон по площади и прилегающим к ней проулкам и улицам… В общем, ощущение было полное, что я попал в сказку. Таким сказочным я с тех пор не ощущал этот город ни разу.

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Мы с Ромой разговаривали о религии, о мистики и, конечно, о девочках. Вообще мы сразу как-то очень подружились, будто знали друг друга давным давно. Я втирал ему христианскую тему, а он уже тогда имел склонность к одному из сектантстких ответвлений индуизма и, конечно, проповедовал теорию перерождений.

Но к чему вообще я это все тут вспоминаю? Сейчас читал новый текст Мишенина, только что опубликованный на Переменах. Про квартирники. И когда дошел до места:

Квартирники Майка, БГ и Цоя интереснее сольных альбомов. Интересно наблюдать за песенным диалогом рок-звезд, которые пытаются по-дружески, но явно убрать друг друга на совместном выступлении, миксуя песни так, что возникает четкая беседа между ними, и жизнь бьет ключом в каждой такой записи больше, чем в официальных релизах.

— я отчетливо вспомнил один из ночных эпизодов этих наших петербуржских радений (так я назвал бы то, что происходило с нами в эти две ночи, потому что наши прогулки по ночному и полному арта и мистики городу носили отчетливо трансцендентный характер — мне казалось даже тогда, что мы не просто гуляем и пьем, а выполняем какую-то важную миссию).

Довольно пьяные и счастливые, мы идем по Невскому, нам навстречу — человек пять парней нашего возраста, с гитарой и тоже пьяные. Мы сходимся и начинается какая-то терка. Они очевидно адепты русского рока и настоящие питерцы. Узнав, что я приехал из Москвы, они, как и многие вообще питерцы, начинают смотреть на меня с явным неодобрением. Но я пьян и добр, во мне живет чувство абсолюта, которым заразил меня этот город, и если в Москве я бы непременно довел дело до драки, то здесь все иначе: я беру гитару и пою песню Славы Петкуна «Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда»… (Слава Петкун — петербуржец, который примерно за пару лет до этого перебрался в Москву и сделал со своей группой «Танцы минус» карьеру поп-рок-звезды…, но спел я тогда эту песню без всякого умысла, просто это был тогда мой традиционный номер, когда надо было спеть под гитару что-то простое). В ответ один из питерцев взял гитару и запел Гарика Сукачева, типичного москвича… «Эй, ямщик, поворачивай к черту, это не наш лес, а чей-то чужой»… То есть произошел явно один из тех квартирников, о которых пишет Дима Мишенин, — с диалогом двух культур и двух городов. И неважно, что квартирник этот случился прямо посреди ночного пустынного Невского, залитого светом волшебных фонарей. По сути это был именно он…

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

P.S. Спев друг другу по одной песне, мы с питерцами сразу же, по-дружески пожав друг другу руки, разошлись в противоположные стороны. Наутро я уехал к каким-то знакомым на дачу. Рому я с тех пор ни разу не видел. Последнее, что я слышал о нем — он уехал в Индию и стал жить и обучаться медитации в каком-то индийском ашраме, решив вроде бы остаться там навсегда. Что с ним сейчас, не знаю.

Сегодня день рождения Пушкина, великого и любимого мной поэта!

Как старый пушкинист, относящийся к его творчеству не более и не менее как к магии (я писал об этом и писал неоднократно), я отмечаю сейчас это событие обильным возлиянием молодого пуэра, и всем крайне рекомендую прочитать труд Олега Давыдова о Пушкине, только что опубликованный на Переменах. Мне кажется, что это, в принципе, чуть ли не единственная адекватная статья про Пушкина, а главное — совершенно неортодоксальная, что позволяет, наконец, отнестись к Александру Сергеичу по-человечески, а значит — по-живому. И это правильно. Ибо Пушкин — БОГ.

Предисловие:
Этот материал написан по просьбе Льва Пирогова для «Литературной газеты». В качестве повода для разговора он дал мне ссылку на свой пост в Живом Журнале и свою же статью в «Литературной газете». В двух словах вопрос сводился к следующему: каков в наше время должен быть литературный герой и какой вообще должна быть литература? Тема показалась занятной…

АНАТОМИЯ ГЕРОЯ

Раздумывая о том, с чего бы начать, я решил прибегнуть к старому испытанному средству: гаданию по книгам. Взял из книжного шкафа первую попавшуюся (попался Эдуард Лимонов, «В плену у мертвецов» — текст, написанный во время отсидки в 2001 году) и открыл ее наугад. Взгляд тут же упал на следующие строки.

«Следователь Шишкин, лицемер, много раз подчеркнуто заявлял, что он не читал моих книг. Всё они отлично прочли! «Анатомия героя» была настольной книгой толстого оперативника капитана Эдуарда Вадимовича, он сам признавался еще при аресте на Алтае. В значительной степени они арестовали меня за мои книги». В этом своем тюремном труде Лимонов не раз предпринимает попытку понять, как и почему он очутился за решеткой. И всякий раз неизбежно закольцовывается на рассуждениях о писательстве. Чует…

Герой текстов Лимонова – всегда он сам. А он сам – герой своих текстов. При этом тексты Лимонова без сомнений хороши, а Лимонов – большой писатель. И делает его таковым не только и не столько писательский дар, сколько именно тот факт, что он свои произведения не просто пишет, но – предварительно проигрывает их в жизни. Вся эта его политика, романы с глянцем и транснациональной гомосексуальной богемой, все его позы, жесты, глупости и подлости – не более (и не менее), как повод. Возможность и средство отпустить своего героя, предоставить ему поле деятельности – среду, пространство, воздух. И лишь потом начинается рутина: мастерство, буквы, переплёт. Таков его творческий метод.

В апреле 2007 года у Эдуарда Лимонова изъяли печатную машинку и лампу — в счет оплаты компенсации морального ущерба, который он, согласно решению суда, причинил мэру Лужкову, сказав про него что-то по радио. Компьютера у Эдуарда Вениаминовича нет (да он и не умеет на нем работать), и печатная машинка была единственным инструментом, с помощью которого писатель мог заработать. Поэтому он собрал волю в кулак и недавно через Басманный суд печатную машинку себе вернул. Итог? Отличный фельетон. Бодался теленок с дубом. (далее…)

В предвкушении лета меня вечно распирало Замыслом.. До жути чесалось поведать Миру ПРО что-нибудь ЭТАКОЕ..

Про Странный Рыцарь Троллейбус, имевший повадки лорда. Или Пляски Раскомплексованных, галдящих тут на своём птичьем языке у меня под окнами.. Про Дудочку и Торсион. Или Кисломолочные Штаны с удобной застёжкой со склада под ключ..

На худой конец, про самый мой любимый персонаж Последних Времён — про замечательную женщину, мастера 4-й гильдии и по совместительству частнопрактикующего экстрасенса без руля и ветрил, с простой и располагающей к дискурсу фамилией Ититская..

(далее…)

Димамишенин открыл свой персональный блог. Его адрес http://doping.tumblr.com/. В нем Дима вывешивает разные картинки. Последний пост, например, начинается вот такой работой:

А под ней новость: новый альбом английской рок-группы The Hours продюсирует художник Дэмиен Хёрст. Альбом продается в виде USB-брелка в виде черепа. На брелке — mp3 и специально созданная для этого альбома галерея фотографий, иллюстраций и видео от Дэмиена Херста. Вся эта USB-коммерция творится тут.

А у Димы вдобавок еще и ссылочка на бесплатную возможность скачать в mp3 новый альбом The Hours (не платя этому пройдохе Херсту). Вот тут этот пост. Музыка хорошая, качать стоит. Новый гитарный поп-рок… Чисто британский и романтичный, но без колдплеевских сопелек, а скорее ближе к The Smiths.

Дима написал мне: «Сам не знаю зачем завел этот блог. Но так прикольно вести что-то неофициальное…» А когда я спросил его, в чем суть блога, Дима ответил: «DEAD, SCULL, DEATH, LEGS & TOES — смерть и ноги, короче. смертельные ноги. Doping art».

Апатия, равнодушие, позитив становятся символами моего поколения, моей эпохи, окружающего меня мира и общества. Эти три вещи плотно врастают в головы моих сверстников и родителей, для них они становятся ничем иным как атрибутами свободы, заменяя морально устаревшие идеалы семидесятых: секс наркотики и рок-н-ролл. Да, каждое поколение разительно отличается от поколения своих отцов, и на смену либералам приходят реакционеры, так было и будет всегда. И для меня лично поколение семидесятников олицетворяет собой верх либерализма. Либерализма не политического, а душевного, либерализма куда более глубокого и достойного уважения. Но эпоха семидесятников уже уходит от нас семимильными шагами, и на смену ей приходит эпоха рожденных в девяностые, эпоха реакционеров. И идеалы этой эпохи вполне логично вытекают из ярких семидесятых, идеалы эти крайне нездоровые и странные. Апатия, равнодушие, позитив, а проще говоря, импотенция, ломка и тишина. (далее…)

Я пришел в белый клуб под названием “Джаз”.

Дамы в вечерних платьях, господа во фраках, кокотки в черных чулках – известная публика собралась здесь той ночью.

В огромном белом зале томился по неузнанному наваждению фонтан. Кто-то играл в карты. Под сводами зала разносился симфонический фанк.

У колонны я заметил фрика в цветастых одеждах: желто-черные квадраты отблесками извивались на его атласном халате. Голова его была столь же гладкой, как и колонна, к которой он прислонился. Сквозь щелочки глаз он направил на меня взгляд, показавшийся мне давно знакомым.

Я спросил его: “Что за странное место, клуб Джаз?”. И в этот самый момент заметил в отдалении другого фрика. Тот был одет в древне-римскую тогу и походил на императора Гая Калигулу.

“Раньше, — отвечал фрик, — этот клуб был местом для карнавалов. Но от тех далеких времен ничего почти не осталось, кроме нас троих. Кокотки поменяли свои одежды. Господа – это просто богатые светские люди. Они здесь отдыхают. Вон там, например, в углу, Лев Термен объясняет Джо Дассену как устроен терменвокс, а там Джеймс Джойс пьет шампанское с Мариной Владе. А нас осталось трое”.

Фрик в тоге, накинутой на голое тело, не отрываясь, смотрел в это время на меня – взгляд его был при этом весьма серьезен.

Кокотка в прозрачной шелковой юбке и чулках, таких же черных, как юбка и лиф, посылала вызов мужчинам, проходившим по ступенькам из соседнего зала.

“Почему здесь больше не делают карнавалы?” — спросил я у своего нетрадиционно одетого собеседника. Черно-желтый фрик ответил, атласом бросая на меня свет люстр: “Джаз теперь – казино, это более выгодно. Нас осталось лишь трое. Иди развлекись”.

Я прошелся по зале и решил посмотреть, что находится за обнаруженной мной незаметной дверью. За дверью оказалась узкая комната, похожая на коридор: стены были выложены белым кафелем, и по ним в ряд стояли три ванны. В них уже нежились все те же знакомые мне фрики вместе со сладкими кокотками (тело – сахар, рот – клубничное варенье, между ног – потоки меда), они занимались любовью – лениво сосали, лизали, ласкали друг друга. Я взял себе двух красивейших кокоток и залез с ними в третью, свободную еще ванну.

Одна из девушек, раздвинув ноги, села своей сладкой пиздой мне на язык и стала сосать мой высоко трепетавший член. Другая – лизала промежность, в то время как я, захватив ее ноги, притянул их к себе (она оказалась гибка) и лизал ее нежные стопы.

Так лизали, сосали, ласкали мы долго друг друга. Я проснулся от силы оргазма, охватившего их: их тела задрожали, и, в диком восторге, та, что сверху была, прислонила свое естество к моему лицу, вся прижалась, и, вскрикнув, обмякла. Другая же натянула себя на мой член и стала, крича и рыдая, скакать, как дикая сучка…