Начало здесь. Предыдущее здесь.

Этапы формирования норманистской концепции

В первой половине XVI века интерес к родовым корням Рюриковичей резко возрос в набиравшей силу Московской державе, заявившей права на все земли исторической Руси. Пытаясь вернуть западнорусские «отчины», великие князья московские многократно воевали с литовскими великими князьями. Когда войны прерывались перемириями, начинались тягучие, бесконечные споры о титулах и наследственных правах. Московские Рюриковичи гордо титуловались государями Всея Руси; их противники Гедиминовичи называли себя государями Литвы и Руси.

Каждая из противоборствовавших сторон искала поддержки, где только возможно. Католики Гедиминовичи, сидевшие и на польском престоле, обращались к тогдашнему европейскому общественному мнению, обвиняя Москву в захватах и агрессивных устремлениях. Московским дипломатам приходилось искать контраргументы, обосновывая исконные права государей Всея Руси с учетом традиций общеевропейского легитимизма. В результате появилась новая концепция династийного мифа Рюриковичей, связывавшая их род с государями Древнего Рима. Появление этой концепции принято считать инициативой князя Михаила Глинского, перебежавшего из Литвы в Москву и деятельно помогавшего Василию III при завоевании Смоленска. Этот бывалый авантюрист, знакомый с основами европейской ментальности своего времени, а также с классическими сюжетами античной истории, вполне мог выстроить мифическую родословную Рюрика, начиная от некоего Пруса, который, будто бы, приходился родственником самому Октавиану Августу и получил от римского миродержателя в наследственное владение земли в нижнем течении Вислы.

То, о чем фантазировал Глинский, нашло самое полное воплощение в «Сказании о князьях Владимирских». Впрочем, какие-то собственные придумки могли туда прибавить и непосредственные авторы, стремившиеся угодить великому князю Василию Ивановичу, сыну Ивана III и Софии Палеолог, племянницы последнего императора Константинополя (Второго Рима). Согласно «Сказанию», Август Октавиан посадил «Пруса, сродника своего, в брезе Вислы реце во граде Мальборк, и Турн, и Хвоини, и преславный Гданеск, и ини многие грады…». Затем, спустя четыре поколения (счет времен в данном случае был совершенно произволен), «некий воевода новгородский, именем Гостомысл скончаевает свое житье и созва вся владельца Новгорода и рече имъ: «О мужие ногородъстии, совет даю вам яз, яко да пошлете в Пруськую землю мужа мудры и призовете от тамо сущих родов к себе владелица». Далее – соответственно «Повести временных лет», с тем только отличием, что скандинавское происхождение Рюрика было переиначено на южнобалтийское (128).

Новая легенда о происхождении рода Рюриковичей не получила, однако, широкого признания, ни на Руси, ни, тем более в Европе. Заложенные в эту легенду препозиции Глинского оказались неадекватны тем историческим знаниям и представлениям, которыми уже располагало русское общество XVI-XVII вв.

Первый серьезный историк послепетровской России Василий Татищев попытался внести коррективы в обветшалый династийный миф Рюриковичей, используя доставшиеся ему фрагменты Иакимовской летописи, которые он основательно проработал в соответствии с научными представлениями своей эпохи. Однако труды этого исследователя не были должным образом продолжены в изысканиях позднейших авторов. Академическая наука долгое время не признавала подлинность Иоакимовской летописи. Отказываясь использовать этот источник ценнейшей информации, историки топтались вокруг летописных текстов, восходивших к «Повести временных лет», трактуя на разные лады одну и ту же легенду о призвании варяжских князей.

Самым распространенным стало толкование этой легенды в свете знаменитой норманической теории, согласно которой Русское государство в IX-X вв. было создано выходцами из скандинавско-германского социума, подчинившими своей власти местные варварские племена: славян, чудь и т.д. Норманисты основательно потрудились, достраивая соответствующим образом варяжскую легенду и подбирая для нее дополнительные доказательства. Они, в частности, «нашли» скандинавскую прародину Рюрика: таковой якобы была местность Рослаген в Швеции. С таким же успехом исторические корни Руси можно было бы искать, например, в датском городе Роскилле, в шотландском графстве Росс или даже в пиренейском Руссильоне.

В первой половине XIX века появилась гипотеза дерптского профессора Ф.Крузе, отождествившего Рюрика Новгородского с неким Рёриком. Семья этого последнего (принадлежавшая к датскому королевскому роду) в 826 году приняла крещение и получила ленные владения во Фрисландии от императора Людовика Благочестивого, а затем эти владения утратила при императоре Лотаре. Рёрик вышел на политическую арену в сороковых годах IX в., как предводитель викингов, пиратстовавших на побережье Северного моря. В 850 году он помирился с императором Лотарем, получив свой фрислалский лен. Однако уже в 854 Лотарь этот лен отнял, и Рёрику пришлось возвратиться на датскую историческую родину, где он получил какие-то земли в Ютландии, между рекой Эйдер и Северным морем. Затем экс-вассал франкского императора снова пиратствовал (имеются упоминания о его нападениях на земли империи в 863 и 867 гг.) Так продолжалось вплоть до смерти Лотаря. В 870 году Рёрик встречался с Карлом Лысым в Нимвегене и через два года получил свой наследственный фризский лен. Когда Фрисландия оказалась под суверенитетом Восточнофранского государства, Рёрик сохранил пожалованные ему земли, присягнув новому суверену – Людовику Немецкому (в 873 г.). После этого о Рёрике ничего не известно, но его родственник Годфрид упоминается, как фрисландский владетель в 882 году. Таким образом, между указанным Рёриком и Рюриком Новгородским не находится ничего общего, кроме сходства имен. Для отождествления этих персонажей пришлось бы признать, что Рёрик Датский управлял Ладогой, а затем и всей Новгородской державой наездами, в промежутках между пиратскими акциями на Северном море и отчаянными попытками выпросить у франкских государей статус их вассала. При этом он должен был бы, попеременно, исполнять обряды христианской веры (среди фризов и окрещенных датчан) и поклоняться славянским языческим богам (в Новгороде). К этому следует добавить, что нет сведений о каких-либо походах Рёрика на Балтику; вся его кипучая деятельность направлялась желанием вернуть родовые владения. Когда это желание исполнилось, Рёрик, надо полагать, успокоился и мирно провел остаток жизни во Фрисладнии. Тем не менее, версия профессора Крузе до сиз пор сохраняет популярность и муссируется в трудах различных исследователей.

Со времен Екатерины II норманическая теория находила поддержку при дворе российских монархов, в чьих жилах текла, в основном, немецкая кровь, а также в кругах высшей аристократии, вполне европеизированной и космополитизированной к тому времени. В массовом же сознании российского общества норманистские представления утвердились, главным образом, благодаря литературным талантам Карамзина. Автор «Истории Государства Российского» оказался достойным продолжателем дела Нестора-летописца.

Прославляя российскую монархию, Карамзин не затушевывал темные моменты отечественной истории. Он, в частности, смело обличил тиранию Ивана Грозного, доказывая, тем самым, беспристрастность и гражданскую направленность своего повествования. При этом в фигуре царя-деспота с параноидальными наклонностями угадывался намек на Павла I, устранение которого, таким образом, косвенно оправдывалось историческими параллелями.

Карамзин сумел угодить вкусам российских самодержцев, не роняя себя во мнении образованного общества. «История Государства Российского» надежно обосновывала необходимость самодержавного правления, установленного со времен призвания варяжских князей. Выдающийся литератор, добропорядочный гражданин и верноподданный не мог в начале XIX века предполагать, что укрепленная его трудами варяжская легенда великолепно ляжет в струю антимонархических настроений, рождавшихся примерно в то же время. Он и сам в своей популярной повести «Марфа Посадница» прославил легендарного Вадима Храброго («последнего вольного славянина», по версии Лермонтова), убитого Рюриком. Многим передовым людям России, с подачи Карамзина, легко было проникнуться мыслью, что монархия – институт, чуждый народным интересам. Ибо монархическое правление на Руси установили иностранные завоеватели в IX веке. Так добавилась еще одна, достаточно весомая капля из тех, что переполнили чашу судьбы Российской империи в начале XX века.

!!! Комментарии и источники к Главе 31 смотрите здесь.

Продолжение

На Главную "Первых Рюриковичей"