ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Чтобы не загнать лошадей, братья часто отдыхали в придорожных ливанах. Поэтому к городу со стороны Эммауса подошли лишь на третий день. В канун праздника.

С холма Скопос Храм, облицованный мрамором, сиял белоснежной горой. Острые шпицы оберегали позолоченные купола от птиц. Тысячи погонщиков верблюдов, верховые на ослах и пешие, двигались к воротам Ершалаима, – издали казалось: они стоят на месте, – и прозрачный шлейф пыли клубился над дорогой: рыжая пыль осела на взмыленных лошадей и на одежду всадников.

Прикрыв лица до глаз головными платками, братья пустили лошадей рысью.

Весь путь от Кесарии Иааков угрюмо молчал либо отвечал отрывисто. Иехуда недоумевал, зачем они отправились не в Сепфорис, а в Ершалаим? Конечно, каждый правоверный обязан посетить Храм в Великий праздник, но они чуть не погибли, едва держались на ногах от усталости, их ждали дома… (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Из-за северных ветров, внезапных и сильных в конце зимы, кормчий Банхадад отказывался идти в море. Хозяин торговой галеры македонянин Филипп настаивал: купцы дают хорошую цену. Иааков и Иехуда тоже: они говорили, что пшеницу теперь можно выгодно продать в Риме, и если Банхадад боится, они наймут другой корабль.

Кормчий согласился, но потребовал задаток.

В Кесарии у галеры треснула лопасть руля. Вернулись в порт. Когда вновь отплыли, груженая посудина плохо слушалась ветра, и к Сидону пристали через день. Банхадад подгонял ленивых корабельщиков палкой.

Переплыв море напротив Памфилии, пристали в Миры Ликийские. (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Кряхтя от боли, старик с трудом поднялся по трем мраморным ступенькам и передохнул, уцепившись обеими руками за посох со значком Синедриона на набалдашнике. Округлая шапка, накрытая темно коричневым талитом, казалась несоразмерно огромной сухому телу старика и маленькому бледному личику, всегда злому из-за подагрической боли.

Двое слуг по сторонам было поддержали его под руки. Но старик отпихнул одного локтем и, пережидая боль в бедре, сквозь зубы выдавил:

– Убирайтесь.

Он пригладил седую бороду с серым пятном у нижней губы и заковылял дальше.

Навстречу Ханане из глубины комнаты, заставленной по углам высокими зажженными светильниками, вышел мужчина лет пятидесяти в халате поверх домашней одежды священника и простоволосый. Густая черная борода с проседью и пейсы на висках вились мелкими колечками. Невысокого роста, плотный и подвижный, мужчина почтительно под руку довел старика к деревянному креслу и подвинул к его ногам стульчик. Сел напротив старшего на низкую скамейку, обитую сафьяном, и облокотился о колени. Несмотря на почтительность, движения мужчины были властны. (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

В распахнутую дубовую дверь таверны Варфаламея Жирного близ торгового пирса Кесарии слышались возбужденные голоса, звон и стук монет о дощатые столы: перекупщики подбивали барыш и рассчитывались с поденщиками. От гавани несло гнилым илом и тухлой рыбой, а из кухни пахло жареным мясом и кислым вином.

У дверей на старых канатах, драных тюках и просто на земле поденщики в рванье дожидались своих старшин. К Варфаламею набилось греков, сирийцев, иудеев и людей неизвестного племени и рода занятий, коих всегда достаточно в портовых городах внутреннего моря империи.

Сухощавый молодец с горбатым носом и в иудейской шапочке набекрень сосредоточенно пересчитывал стопки серебра. За соседними столами тоже считали. Каждый свое.

Двое, рассевшись по сторонам от горбоносого, следили за тем, как он сильными пальцами сложил в столбик иудейские сребреники, затем сгреб их в кожаный мешочек, туго затянул шнурком и спрятал деньги в кожаный пояс. (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Бенайя, сгорбившись за дощатым столом, закончил письмо, посыпал пергамент мелом и трижды сдул сор. Пыль облаком взвилась и осела на кустистые брови старика. Он чихнул, высморкался и отер пальцы о грязную тунику. Скрутил и залепил свиток воском. Его худые руки походили на две сухие палки с утолщениями на локтях и в запястьях.

– Отдашь это Ханане, – шамкая, сказал старик Иехуде. Тот едва ступил в тесную конуру, униженно склонился и проворно спрятал свиток в дорожной сумке.

– Как же от тебя смердит, – поморщился Бенайя, сам не любивший мыться, и важно сказал: – Ханан – тесть первосвященника Каифы. В Ершалаиме каждый укажет его дом. Скажешь Ханане – от меня. Я писал ему о старой собаке Хизкии, – голос Бенайи задрожал от злости. – Здесь выписана вся хула арамейского выродка на священные тексты. Ханан знает, что делать с письмом. Расскажешь, как сын лукавого предает веру отцов и совращает народ. Как хочет наслать на правоверных латинян и погубить страну. (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Через год, после праздника Пейсах из-за Иордана вернулись Пасхур и Реувен. Оба исхудали и загорели. С ними прибыли двое от Иоанна и хотели видеть Йехошуа. Один из двух, рослый и мускулистый, лет двадцати девяти, с мелко завивающимися волосами. Густая черная борода прикрывала шрам на щеке: из-за волос выглядывал рубец. Одна радужка у мужчины была зеленой, другая черной и холодной. Здоровяка звали Шиман. Его брат, Андрей, лет двадцати трех, с длинными светлыми и волнистыми волосами, худощавый, с умным проницательным взглядом и тонкими чертами лица больше молчал и иногда называл брата Кифа, или на греческий манер – Петр.

В общем симнеоне Хизкия предложил гостям хлеба, мяса и разбавленного вина, что подавали только купцам, хорошо одарившим общину. Двое ополоснули руки и охотно поели. Затем осмотрелись. Стены помещения укрепили новым деревом. Крышу недавно перестелили. Эфимеревт носил новую льняную одежду.

– Твои мудрые рассказали об учителе, – сказал Шиман Хизкии, вытерев усы и бороду. – Иоанн спрашивает: тот ли он, который должен придти, или ожидать нам другого? (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Спустя полтора лунных месяца Йехошуа объявил эфимеревту, что расскажет то, что слышит от Небесного Отца. В голосе юного звучала твердость.

Община сходилась каждый вечер весь месяц.

Самые дотошные спрашивали, почему «учитель», – так стали называть его, – не покажет записей нового, чтобы сравнить их с текстами Писания. Йехошуа ответил, что слова он записывал на песке и стирал их. Многие сочли это избранничеством, ибо никто не мог сразу повторить сказанное им. (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Больше месяца Йехошуа провел в пустыне. Он возвращался в свою лачугу лишь на закате, когда солнце багровело у горизонта, а тени вытягивались. Его никто не беспокоил.

Реувен оставлял приятелю хлеб в симнеоне. Но к еде Йехошуа почти не притрагивался. Он думал о том, что Небесный Отец подарил ему ощущение мудрости: ему лишь предстояло отлить откровение в слова.

Нельзя требовать подвига от простого человека! Как он осмелится убеждать отца, который в поте лица добывает хлеб своим детям, чтобы тот обездолил и бросил умирать от голода малолетних во имя Небесного Отца. Как объяснит любящим детям оставить без помощи престарелых родителей, воспитавших кормильца и заступника их старости? Допустит ли такое милостивый Небесный Отец?

Но в вопросе – ответ! Если ты возлюбишь Небесного Отца больше родных и близких, возлюбишь всем сердцем, не из страха и понуждения, Небесный Отец никогда не оставит тебя и близких без милости и воздаст, как Аврааму. Если же, как зверь, слепо печешься лишь о своей крови, Небесный Отец не услышит тебя и не спасет от напастей. (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

После вечерней трапезы женщин и юных отпустили. Мудрые уселись полукругом. Йехошуа занял место эфимеревта, поднял на молитвенников глаза и заговорил:

– Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь…

Одни переглядывались: юный не предложил тему беседы, и сам начал проповедь! Но достигшие зрелости в духовных трудах внимали, и собрание успокоилось.

Когда же прозвучали слова: «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого», – раздались возгласы изумления: «Откуда эти слова? Почему он говорит, как пророк?» Хизкия жестом остановил ропот.

Йехошуа говорил не возвышая голос. Слова его ложились, как подогнанные друг к другу камни, точно и ровно. Самые опытные одобрительно кивали на цитаты из Писания.

Заключительные слова: «Всякий, приходящий ко мне и слушающий слова мои и исполняющий их подобен человеку, строящему дом, который копал, углубился и положил основание на камень», – молитвенники выслушали в полном молчании. (далее…)

ОБЛОЖКА – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА – ЗДЕСЬ.

Женщины вымели пол вениками из прутьев и задули светильники.

Хизкия терпеливо ждал на циновке, скрестив ноги и прикрыв веки. Йехошуа опустился напротив. В бледном свете зари старик выглядел изможденным. Под головным ремешком на его лбу платок намок от пота. Кожа лица вблизи напоминала мелко потрескавшийся пергамент. Жидкая седая борода обвисла.

Когда женщины ушли, мудрец открыл глаза и сказал тихим голосом:

– Бенайя говорит, ты много трудишься над Писанием, но не показываешь свои записи. Однако близится день твоего посвящения, и мы хотели бы узнать тебя лучше.

– Я не достиг и толики совершенства, и не смею портить свитки пустым.

– Ты почерпнул из мудрости Иедутуна. Ибо в твоих словах слышны сомнения, которыми он делился с нами. Если его записи приносят тебе пользу, оставь их себе. – Йехошуа выдержал взгляд черных глаз старика. – Кое-кто из тех, кто бежал от жестокости тетрарха, знал твоего отца. Он прославился дерзкой речью о подати. Не бойся, те, кто знали его, сами предпочитают молчать. А в общине о тебе никто не расскажет. Утверждают, твой отец был потомком царского рода. Так ли это? (далее…)