Сельма Жескова, измученная долгими пафосными речами обвинителя, заслушалась, как скрипит по бумаге карандаш, рисуя ее портрет. И в такт ему в зале суда начинается хаотическое и в то же время четко выверенное броуновское движение: старичок бодро отбивает чечетку на столе перед судьей, полисмены козыряют коммунистически настроенной обвиняемой, присяжные синхронно дергают друг друга за обвислые животы. То, что приговор будет вынесен максимально жесткий – это само собой разумеется, а пока что в судебное разбирательство проникла животворная анархия, прорвалась из замутненного сознания Жесковой.

Действие «Танцующей в темноте» Ларса фон Триера разворачивается в Америке, и основной проступок, который инкриминируют исландке Бьорк в обличье чешки Жесковой – ненависть к стране, мюзиклами которой она так восхищается. Мало кто в Америке понимал и французов «новой волны», восторгавшихся мюзиклами Винсента Минелли. Сами американцы (неважно, что вы слышали по этому поводу) обожают для развлечения смотреть "другое кино". Всякие боевики про Гарри Поттеров они снимают на продажу, скармливают нам. Сами же балдеют от производственных трехчасовых драм, где действие не выходит за рамки зала суда. Когда судья бьет молотком по столу, взывая к тишине – ух, как учащенно начинают ухать их сердца! Когда адвокат вскакивает с криком «Протестую, ваша честь!» – ох, какие повороты сюжета сулит этот сценарный ход! Мюзиклы любить легко. А такие вот экзерсисы – не для черни, коей являются все неамериканцы, а истинное наслаждение для Белого Человека.

Тем временем кинематографическая Чернь недовольна таким обстоятельством дел и постоянно пытается снимать какие-то свои вариации на тему стука молотком по столу. Британец Майк Ли, всегда отличавшийся сердобольностью и симпатией к дьяволу коммунизма, в «Вере Дрейк» посадил на скамью подсудимых британскую бабушку, в послевоенные годы бесплатно устраивавшую аборты молодым девушкам. Она помогала людям, попавшим в интересное положение, а ей за это – три года, и еще дешево отделалась.
Смотрю последний фильм Алехандро Аменабара, «Море внутри» и удивляюсь, зачем мне эта реальная история жизни человека по имени Рамон, двадцать пять лет пролежавшего прикованным к постели? В последние несколько минут выясняется – чтобы согласно кивнуть Аменабару в его обличении «гуманных правозащитников». «Я знал, что вы именно так скажете», - ухмыляется адвокат Рамона в ответ на отказ судьи выслушать личную просьбу стремящегося к эвтаназии истца.

На взгляд законопослушного человека, здесь и проблемы-то нет – законы гуманности сохранены. Человечное отношение к людям строго загнано в рамки и разделено на статьи и параграфы. А чернь, которую и писать с большой буквы не подобает, пусть учитывается своим Мишелем Фуко. Он говорил: то представление, что возможно существование людей, нейтральных по отношению к двум сторонам, что они могут судить их, исходя из представлений о правосудии, имеющих абсолютную ценность, и что их решения следует исполнять, заходит слишком далеко и кажется совершенно чуждым самой идее народного правосудия. Суд выступает не в качестве естественного выражения народного правосудия, его историческая задача заключается в том, чтобы перехватить, обуздать и подчинить это правосудие, включив в список установлений, свойственных государственному аппарату.

А если все, что имеет сказать в камеру суд присяжных, давно известно, и сердобольные старушки могут доставать смело платочки из сумок, ибо невинных зверюшек отправят на виселицу, как же тогда можно провести оставшееся до приговора время - если не с пользой, то хоть чтобы приятно стало? Правильно – танцевать на столах перед парикастыми законниками, отбивать пятки о то место, куда должен шарахнуть гулкий молоток. Молоток призывает к порядку, значит, пятка Сельмы Жесковой пусть призывает к беспорядку. И желательно не в ее мечтах, снятых сотней камер с разных точек с оправданной нарочитой киношностью, а на самом что ни на есть деле. И пусть эта пятка целит прямо в лоб постылой нейтральности, антигуманной по своей сути.