Во-первых, - как рассказывал дедушка, - казаки-крестьяне (повстанцы), среди которых он оказался на той войне, беспробудно пили (горилку, небось, или просто самогон).
Ну и то сказать: будь ты хоть трижды богатырских достоинств, а не больно-то с трезвых глаз полезешь на германский (да хоть какой) - с красивым названием - пулемет, или – того напротив – не вдруг и засадишь складскому часовому, зазевавшемуся в мечтах о своей альпийской Розмари, вилы в шинельный бок, или тем паче, «режуще» разрубишь злой той шашкой лицо человеку, - пусть бы и петлюровцу или чехословаку, - так, чтоб из разъехавшегося черепа ползли наружу его еще живые мозги и тяжело пахнуло на целый мир черной липкой кровью.
Тут-то не могли не сказаться нюансы человеческой личности (дедушкиной в данном случае, и неважно при этом: генетически предопределенные или благоприобретенные вследствие предшествующего образа жизни и окружения). Росточку он был совсем небольшого, телосложения невеликого. Особенно, надо думать, бросалось это в глаза при сравнении (рядом) с, как сказано, крупными чубатыми днепровскими хлопцами... Общепринятой лексики их, - той, посредством которой было некогда составлено приснопамятное письмо к султану и вряд ли подвергшейся с тех самых пор существенным изменениям, - он не то, чтобы вовсе не знал, но особо не употреблял... Но главное! По его искренне поведанным мне словам: абсолютно не мог переносить алкоголь! Просто даже, - говорит, - ни капли воспринять не мог. «И от одной лишь только рюмки спиртного меня сразу буквально рвало.» (Под непременный, надо полагать, регот братвы).
Ну и что тут прикажете? Начальствовать-комиссарить? Втюхивать постоянно хмельным мужикам, день за днем несущим кому-то и – еще того чаще – самим принимающим ее, родимую – смерть, мутным от нее и от самогона, - толкать им идеи «за всеобщее равенство и братство в специфических особенностях текущего момента?»...
Интонации, с которыми дедушка рассказывал, да и сам факт того, что он так явственно, до самого конца жизни вспоминал это (а данная история была первейшей из всех, поведанных мне) лучше всего свидетельствуют о том, насколько серьезной была психологическая ситуация, в которой он тогда оказался. Да, думается, и общее его положение - тож. И, - как случается порой в моменты жизни и впрямь нешуточные, без дурачков, когда «или-или», - помощь ему пришла вдруг совсем с неожиданной стороны.
«А был у нас фельдшер...» - рассказывал дедушка. (Так и видится немолодой, этакий чеховский персонаж – провинциальный интеллигент, может, мобилизованный где повставшими ребятами, может, прибившийся к ним от безнадежной, чеховской же, тоски, а, может, и вовсе решившийся на склоне лет воплотить вдруг собственные ранние мечтания о новой и светлой жизни - из текстов все того, великого автора).
«...Отвел он, фельдшер, меня однажды в сторону...» (После очередного, - представим себе, - захода о «всемирноисторической правде коммунизма» среди общего пьянства с непременным последующим рыганием) «...Я, - говорит фельдшер, - вас, молодой человек, научу пить... Являйтесь ко мне - (в некую, полагаю, эскулапскую его палатку) – каждое утро. Завтра и начнем процедуры».
Дедушка рассказывал: «Пришел я на следующий день. Он дал мне кружку обыкновенной воды: «Выпейте». Я выпил. Вроде, ничего особенного. Немного только вкус какой-то странный, противный слегка. «Все, - фельдшер говорит, - приходите теперь опять завтра в это же время...»»
В том вся процедура и заключалась. В кружку колодезной воды фельдшер добавлял медицинский спирт, раз за разом увеличивая его дозу на одну чайную ложку. Давясь - (с течением времени, впрочем, все меньше и меньше) - дедушка кружку на этом ежедневном своем практическом занятии выпивал. Вода все более замещалась спиртом. Нетрудно посчитать, (исходя из среднего объема ложки – пять грамм), что уже через месяц все трехсотграммовое содержимое солдатской кружки должно было представлять собой обыкновенную - средней крепости водку.
И когда, по окончании месячного курса, дедушка ее, теперь уже даже – надо думать – не без некоторого удовольствия, хлобыстнул, причем вовсе не сблевал, а – напротив того – удовлетворенно крякнул, то это и стало вроде как сдачей его выпускного экзамена наставнику.
После чего фельдшер должен был, как водится, сказануть дедушке что-нибудь в качестве напутственной речи, типа: «не злоупотребляйте!» и с легким сердцем направить его в широкую жизнь, то есть, на общее пьянство с казаками. Последние же, полагаю, были немало удивлены, когда на очередной их попойке молоденький жидок-комиссар не токмо не обрыгался по своему всегдашнему обыкновению, но даже вдруг и превозмог иных в их самогонном рвении. Наверняка это способствовало поднятию дедушкиного авторитета среди повстанцев. И – соответственно – светлых идей коммунизма в их глазах, проповедником и, стало быть, воплощенным представителем которых он для них являлся.
До конца жизни выпить он очень любил. Фельдшера, в качестве первого своего учителя, как и положено, поминал с неизменной благодарностью, нежностью и почтением. Массивные комоды и буфеты обширного жилища, где он во второй половине своей долгой жизни царил патриархом большого семейства, были заполнены бутылками, как правило, подаренных ему, коньяков и вин разнообразнейших марок. И, ко времени взросления внуков (т. е. – в том числе и автора этих строк) стали основными стратегическими объектами периодических налетов и рейдов этих внуков и их сотоварищей, то есть, в широком, мировоззренческом смысле, его, дедушкиных, потомков и последователей (иным, заметим тут в скобках, суждено было в дальнейшем составить славу перестройки и позднейшей поры) – из числа столичных диссидентствующих демократов, литераторов и художнических деятелей – разрозненных отрядов славной армии под общим знаменем уже новой эпохи – всепобеждающих идей Венедикта Ерофеева. продолжение >>
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете