Часть первая здесь. Начало части второй здесь: 1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7 / 8 / 9 / 10

Москва, 1 января 1989.
Насколько можно судить, для спасения себя и всех людей от угрожающих зол своего века толстовская путеводная звезда должна была заставить мужчину снять сюртук, панталоны, сжечь книги, накинуть звериную шкуру и идти с дубиной на мамонта. Давай, гнилая интеллигенция, работай, но только не изобретай никаких облегчений жизни, а то, не дай бог, от твоих лекарств понизится смертность, и людей на земле станет слишком много... Тогда мне волей-неволей придется отказаться от своего предназначения – все снова рожать и рожать. Так устами графа Толстого говорит божество первобытнообщинного строя – Всеблагая Великая Матка.

 

Любой живой человеческий орган знать ничего другого не хочет, кроме как выполнять свою исконную физиологическую функцию. А отвлеченные игры культуры мешают прямой материнской витальности. Значит, нужно вернуться как можно дальше назад – к землянке и палке-копалке, – чтоб не осталось ни сил, ни времени на вредное изобретательство. Так Великая Мать приносит с собой всю древнюю идеологию в нетронутом виде, как новую: если жизнь человека наполнена трудом, ему не нужно комнат, мебели, разнообразных красивых одежд, ему нужно меньше дорогой пищи, не нужно средств передвижения, рассеяния. Конец цитаты. И после этого нам будут еще говорить, что создатель ГУЛАГа – Сталин. Да нет, это толстовский человек, одержимый матриархальным бесом Платона Каратаева, лиловым Анубисом. Для такого человека, полагающего смысл своей жизни в труде, а не в результатах его, не в приобретении собственности, не может быть и вопроса об орудиях труда. Человек этот получит то же самое удовлетворение работы, работая и самым непроизводительным орудием. Увы, это тоже Толстой.

Ясная Поляна, 28 августа 1828.
Похоже, Лев Николаич сам постоянно проделывал ту же самую философскую процедуру, что Николай Ростов: сориентировавшись на путеводную звезду небесной премудрости и не будучи в силах до нее дотянуться, он оставался один на один с первобытной богиней матриархата. Это судьба. Она задана в первом же абзаце толстовского «Детства», где предвечно качается образок на спинке кровати, и дохлая муха упадает на голову мальчика, предвещая смерть матери, путеводной звезды. Но логическая операция отделения мухи от ангела и присвоения мертвой мухе ангельского чина (на том сомнительном основании, что у мухи тоже есть крылья), – операция эта, повторяясь, влечет тяжкие последствия. Ты привыкаешь к тому, что ангел есть муха. И Николай уже боится, что Марья скоро умрет. То есть, стремясь к идеалам, воплощенным в образе Марьи, он заранее знает, что снова случится подмена ангела, которому он молится, дохлой мухой. И придется остаться при своей первобытной философии хозяйства, со своим разбитым корытом. А как же иначе, раз, глядя в небо, Николай, как синицу в кулаке, держит в душе метафизический пустоцвет, свою Соню?

Вот и я, желая быть свободным в своих никософских штудиях, мало-помалу скатываюсь в болото нелепого объективизма. Это, увы, поражение, ибо в неверной области, где смысл под пристальным взглядом тотчас умирает (либо воровски выворачивается наизнанку), работа внимания должна быть легка и совсем ненавязчива – как чуткий сон. Путеводная звезда не должна становиться объектом, а иначе можно сбить ее с неба своим дурным взглядом. Так бы я переформулировал принцип неопределенности Гейзенберга для тонкого мира софии.

Петроград, март 1917.
Теократически настроенные общества в качестве символов божественной власти своих руководителей воздвигали софийские храмы. Таковы на Руси до сих пор София Киевская и София Новгородская. Таковым был для Византии храм Константинопольской Софии. Овладеть этим храмом было заветной нашей мечтой. Ради этого, по мнению славянофилов, велись все балканские войны. И не только балканские – все наши войны на европейском театре велись, в конечном счете, под лозунгом: даешь Константинополь! Представлялось, что, прибив свой щит на врата цареградского храма, стоящего на берегу теплых рек, мы завладеем и вечною женственностью, которая уж сумеет оправдать наши теократические притязания на то, что Москва – третий Рим.

Хоть царь Петр и заездил до смерти старого боевого Олегова коня, все же в мертвой конской голове сохранились навязчивые идеи, яд которых, как злая судьба, преследует всякого русского соискателя цареградских духовных богатств. После столетнего периода строгой ориентации на запад, из лошадиного черепа русской истории, шипя, начала выползать гробовая змея азиатчины. К концу прошлого века она уже черной лентой обвилась вкруг наших ног. Но мы продолжали считать, что змею растоптал Медный Всадник. Роковая беспечность, предрешившая наш поворот к дохлой мухе.

Путь к первой мировой войне сопровождался у нас сугубым обострением софийного философствования. Лучшие люди России грезили. Эти грезы весьма высоки, это почти что мир Марьи Болконской. Но и здесь Николай Ростов все опошлил – борьба за Софию, вечный символ женственности, возвышающийся над проливами, обернулась борьбой за сами эти проливы. И даже – о, ужас! – обернулась неприличнейшей физиологией: наши Николаи и Александры рвались отнюдь не к высокой Софии, но к лежащему ниже под нею влагалищу Средиземноморья. В конце концов сей эротический жар обернулся поллюцией – ярые акты любовной борьбы прервала революция.

Конец

* * * * *

> ЦИКЛ "ШАМАНСКИЕ ЭКСКУРСЫ" О ЛЬВЕ ТОЛСТОМ И РОМАНЕ "ВОЙНА И МИР"

>  ТОТ НОВЫЙ СВЕТ (О ДОСТОЕВСКОМ)

> ДЕМОН СОЛЖЕНИЦЫНА

>  КВАДРАТУРА «КРУГА», или Что же, собственно, сказано в романе Солженицына

>  МАЛЕНЬКАЯ ЕЛЬЦИНИАНА

> ЛГУ (Рецензия на (и в) книгу Виктора Топорова "КРЕАТИВНАЯ РЕДАКТУРА")

> НУТРО (О военном эпосе Виктора Астафьева)

> МОНУМЕНТАЛЬНАЯ ДВУСМЫСЛИЦА: РОДИНА-МАТЬ (ЧЬЯ?) ОДЕРЖАЛА ПОБЕДУ (НАД КЕМ?)

> ОЖОГ ШЕСТИДЕСЯТНИЧЕСТВА (На чем успокоилась душа Аксенова)

> «ТРАХ-ТАРАРАХ-ТАХ-ТАХ-ТАХ-ТАХ!» (о поэме Блока "Двенадцать")

> МЕЖДУ ПРЕДСЛАВЛЕМ И МЫРЯТИНЫМ (о Георгии Владимове)

> БОЛОТНАЯ МАТЬ (о романе Горького)

> ВСЕ СМЕШАЛОСЬ (об Анне Карениной)

> ГЕРМЕТИЧЕСКИЙ СТУЛ (Куда угодили Ильф и Петров, ткнув пальцем в небо)

>  СТРАНИЦА Олега Давыдова на Переменах и остальные его работы!