Хорошо мне на железной дороге! Я железную дорогу очень люблю. Железку. С поездами, что вдаль уносятся, на стыках звеня. С вагонами-ресторанами, в которые ни ногой, потому что дорого, но думать о которых приятно. С прокуренными и вонючими до судорог тамбурами, но это потом. А сначала, душистую балтийскую килечку сигаретины под носом у себя разминая, обязательно одним из первых покурить в тамбур выходишь. К стеклу прильнув лицом, как скорбный страж. А подо мной проносятся равнины. С лучком, килечку.
Люблю рыхлое, как глина, печенье «Лимон» в хрустящей, как ноябрьский ледок, обертке. Люблю плацкартный дух яичной скорлупы, бараньих котлет и пережаренных, чтоб на дольше хватило, куриц. Люблю казенные подстаканники и влажные, как печенье «Лимон», простыни. Но более всего – копченую колбасу. Ее раздают бесплатно – если фирменный поезд. Называется «мясная гастрономия».
Я, когда сюда ехали, съел одну. А вторую спрятал в рюкзак – на всякий пожарный случай. И вот теперь уже обратно еду стою. Пока еще на перроне. Раздумываю, не закурить ли. На соседнем пути сеанс – какую-то рекламу снимают. Рядом симпатичная проводница в синеньком мундирчике сексапильном. Эх, ехали бы мы с нею во Владивосток... Оба потные, мокрые. Совокупляющиеся развратно. Интересно, какие на ней трусы.
Нет, не закурить мне – не выкурить. И так уже в груди не стучит. Хочется, чтобы черные, кружевные. Она старая, ей лет тридцать пять уже. Или тридцать шесть. Вблизи если посмотреть – морщинки вокруг глаз видно. И не морщинки, а так – нечто замазанное кремом от морщинок и гримом. За ночь пачку выкурил, потому что не спал. Не считая того часа, когда удалось на газоне прилечь, если это можно было назвать газоном. Там меня покусали какие-то блохи. Все руки в ярко-розовых пятнах. Конечно, она мне теперь не даст.
Сначала-то сигарет не было. И денег почти не было – одиннадцать каких-то рублей. А киоски уже закрыты, хоть и светло. Одиннадцать часов, одиннадцать рублей, Ленинград, белая ночь, июнь. Банкоматы не отвечают. Встревоженный, иду по Большой Морской. Охота курить. На всякий случай сунул карточку еще раз. Немножко дали. Сразу созрел план.
Прежде всего – поссать. Для этого сперва дойти до вокзала. Потом заглянуть в кассы – вдруг есть билеты. Потом (билетов, понятно, нет) наверняка жрать захочется. В рюкзаке мясная гастрономия, в круглосуточном пива куплю. Потом – спать. Как быть с этой частью плана, пока не ясно. Спать в Ленинграде негде. Парадные либо закрыты, либо лучше бы уж были закрыты – такой срач в них. Я не хочу в парадном. Я хочу на свежем воздухе, на скамейке. Вот наконец – дома стоят буквой «гэ» и между ними клочок травы. А у дальней стены несколько деревьев в ряд создают надежный интим. Кажется, мне туда.
А вот хрен. К ближней стенке мужик поссать подскочил. А мимо как раз менты ехали. Опасное место! Пасут они эти деревья, пасут... Но нет уже ни музыки, ни сил ковылять дальше. Привалился к водостоку, курю. Типа дожидаюсь кого-то. Наконец мужика увезли. Любимый город может спать спокойно. А не вернутся? Сел на парапет, озираюсь, курю. Пиво пью. Жопа мерзнет. Блин! А под деревьями огоньки! Курят. Ну ясный пень! Бомжи. Такие оазисы не валяются бесхозными на дороге. Может, подружиться с бомжами? Сижу пью пиво. Курю. Во рту уже медный тазик. Наверное, хорошо варить в таком крыжовенное варенье.
Оказывается, просто мужики присели подвыпить. Там под деревьями бревно удобное специально лежит. И пластиковые стаканчики в траве валяются. Покойно, уютно. Вот только холодно. И блохи. Допустим, ее зовут Вера Сергеевна. А когда шагал обратно к вокзалу, заглянул в незапертое парадное. Полюбоваться лестничной чугунной решеткой, обвалившейся штукатуркой и некогда лепным потолком. Девятнадцатый век! Несмываемый культурный слой копоти и мочи. Дрочить среди такого великолепия было волнующе негигиенично. Особенно, когда с улицы вошли две какие-то биксы. Наверняка проститутки – кто еще может возвращаться в четыре утра в такую сральню?
- Ой, блядь!
- Че?
- Там мужик...
Мне был забронирован номер в какой-то гостинице, но я не знал как туда ехать. И не хотел. Когда еще представится случай переночевать в Ленинграде? Ведь это город моего альтернативного детства. Здесь где-то живут родственники моего деда. Я их даже один раз видел. Хрустальные подставочки под тарелку, накрахмаленные салфетки в специальных кольцах из настоящего серебра. Тьфу. До половины суп выжрал и суй под него подставочку – рукой тарелку приподнимать неприлично. А в супе – полторы картофелины и две перчины горошком плавают. И унитаз рыжий от ржавчины. Коммуналка же. А раньше была наша квартира. Вон из той комнаты деда в тридцать седьмом забирали.
Красавицы, не найдется ли у вас немного душевного тепла для бывшего наследного ленинградца? Я ел суп с подставочки, с серебряным кольцом на салфетке...
Проституток звали Оксана и Юля.
У матерщинницы Оксаны оказалась широченная жопа и приятные багровые примятости от штанишек. А у Юли кости на бедрах торчали, как велосипедный руль. Зато были трусики-танго. Мне хотелось, чтобы они поменялись трусиками. Но я постеснялся.
В конце концов случилась трагедия: Оксана не пошла допивать на кухню, а наскоро подмылась и захрапела. Проходя на балкон курить, я подолгу смотрел, как она сжимает между ног одеяло. Забавно – перед тем, как заснуть, она надела трусы.
- Еще пить будешь?
- Нет, мне скоро идти.
- Да ладно, че там… В прихожке раскладушка есть, бери спи. Я тогда уберу?
- Я еще ебаться хочу, Юль.
- Подожди, посуду помою.
- Нет, с ней.
- Да пусть дрыхнет уже. Хочешь, давай со мной. Она устала.
- А ты не устала?
- Я все равно до десяти не засну.
- Блядь, я ее хочу.
- Ну как хочешь. Она не будет... Руки убери.
- Тебе не все равно?
- Мне не все равно. Убрал руки, сказала.
- Я думал, тебе все равно.
- Мне все равно. Отъебись.
- Хочешь, я посуду помою?
- Не надо. Лучше иди уже.
- Тебе сигарет оставить?
- Ты уже заплатил. Иди.
Я почти без боя купил билет и успел выспаться на пустынном пляже возле Петропавловской крепости.
А может быть, их звали Катя и Лена. Или Наташа Большая и Наташа Маленькая. Заговорить с проституткой – почти такая же нерешаемая задача, как ударить по лицу человека.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете