Продолжение. Предыдущее здесь. Начало экскурса «Толстой и Анна» здесь.

Никого не должно смущать то, что отношения между героями в романе об эпохе Петра – родственные (кстати, в набросках к нему есть фраза: «Все смешалось в царской семье»), а в «Анне Карениной» (где «все смешалось в доме Облонских») они – эротические. Для понимания самой по себе структуры «узла русской жизни» природа связей действующих лиц не имеет значения. Значимо в первую очередь то, что политический союз Софьи с Иваном, обусловленный родством, соответствует брачному союзу Анны с Карениным, а все страсти третьего субъекта в обоих текстах направлены на то, чтобы уничтожить изначальный союз. Связку Ивана и Софьи разрушает стоящий в стороне Петр, он как бы пришелец. И это полностью соответствует сюжету «Анны Карениной». А также – иконному сюжету «Чудо Георгия о змие», где всадник – явный пришелец, а Змей связан с женщиной вполне натуральной веревкой.

Вообще говоря, треугольник «узла русской жизни» (и не только русской) – это структура, в рамках которой могут разворачиваться самые разные сюжеты. Это может быть обычная борьба за женщину («половой подбор», как сказал Дарвин в вышедшей в 1871 году книге «Происхождение человека и половой подбор», на которую Страхов написал отклик, понравившийся Толстому). Это может быть коллизия смены поколений, описанная, в частности, Пушкиным в его гимне Роду («Брожу ли я…»), где обращение к ребенку («Тебе я место уступаю») делается в контексте мифологии священного дуба («Патриарх лесов, переживет мой век забвенный, как пережил он век отцов») и пещеры предков («гробового входа»), – этих двух важнейших атрибутов культа Рода, который в конце стихотворения предстает уже в ипостаси Родицы («равнодушной природы», сияющей вечной красой). Частным случаем смены поколений является смена поколений у власти, борьба за нее. Конечно, не может не поразить то, что в конце XVII века эта борьба буквально оформилась в виде конфликта внутри треугольника с двумя мужскими и одним женским началами, но – бывает.

 

Еще раз: две явные борющиеся силы плюс невидимая третья сила, дающая перевес одной из сторон. Вообще-то, если взглянуть на икону, эта сила не такая уж и невидимая. Вот мог ли Вронский овладеть Анной, если бы она этого сама не хотела? Нет! Женщина вольно или невольно стравливает соперников, заставляет их бороться за нее. И она же подыгрывает одному из бойцов. В этом весь узел: соперники борются, а побеждает тот, кого выбрала женщина. Тем более, если это не земная женщина, а богиня. Например, Мать-Земля. Или – та демоница, что «оживленно» порхала на лице Анны и действовала через нее (см. здесь).

Между прочим, нетрудно представить ситуацию, когда между собой борются женщины, иньские архе (начала), но наша культура патриархальна, понимает борьбу как схватку мужских начал: на иконах вот бьются боги, а не богини. Впрочем, на глубине, в основании жизни, где нет предрассудков культуры, – все равно все решает богиня. «Дух, клонящийся долу, не умирает; Сие зовется Сокровенной Родительницей. Врата Сокровенной Родительницы Называются корнем Неба и Земли. Вьется и вьется, такой переменчивый! Пользу его исчерпать невозможно» («Дао дэ Цзин»).

Треугольник, объединяющий два мужских и одно женское начала, – лишь проекция «невидимой силы» в мир, структурное выражение того, что лежит за гранью наших представлений. В человеческом воображении эта троица может принимать разные формы, в зависимости от конкретики эпохи и ситуации. Взаимоотношения ее членов могут даже выглядеть совершенно противоестественно, как, например, в еврейской мифологии, где отец пытается убить сына (подробнее здесь). По-русски такая ситуация называется «старики заживают век молодых», то есть – не дают проявиться новому, консервируют прошлое, как это было, например, в период геронтократии в Советском Союзе, закончившейся его крушением. И нечто похожее было в России перед приходом к власти Петра, который оттеснив от власти Ивана и Софью, одновременно поменял ориентацию страны.

Опасность ситуаций, когда старое не дает ходу новому, заключается в том, что при смене поколений вместо нового может прийти – чужое. То есть естественный процесс смены старого новым оборачивается пресечением старой традиции. Победоносец оказывается не сыном, приходящим на смену отцу, а инородцем, прерывающим традицию Рода. И тут уже нечего ждать никакого развития. Инородец уж точно поставит запруду на потоке жизни, и течение станет гниющим прудом. Обычно это оборачивается периодическими прорывами, бунтами, что и описано в «Медном всаднике»: «Осада! приступ! злые волны, как воры, лезут в окна»... Русло, конечно, остается прежним, поскольку для того, чтоб его изменить, надо устроить подлинный геноцид, полное уничтожение Рода, всех людей, носящих его в своем сердце. Но – кто тогда будет работать? Это сейчас вместо русских завозят таджиков, а во времена, когда таких прогрессивных технологий не было, коренное население просто порабощали – физически или идеологически, внедряя удобные мемы, типа: народный бог – злое чудовище, гад, которого мало убить.

Отчужденность элит пошла еще с завоевания варягами земли, которая впоследствии стала называться русской. В «Повести временных лет» можно найти рассказы о том, как пришлые варяги расправлялись с местными властителями. Например, история о том, как Олег обманом выманил из Киева князей Аскольда и Дира, а потом сказал: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода». И убил их. Или как княгиня Ольга мстила древлянам, разодравшим пополам ее мужа, пожелавшего взять еще одну дань. Все это, конечно, довольно рутинные отголоски схваток за землю в рамках властного треугольника. Религиозный характер это приобрело при князе Владимире. Еще до принятия христианства он, взяв Киев, предательски убил своего единокровного брата Ярополка и женился на его беременной жене. А потом поставил на холме за Теремным двором свой пантеон, вполне чуждый туземцам, поскольку в нем не было, например, Волоса. Впоследствии Владимир и вообще крестил Русь, объявил войну народным богам.

Народ, конечно, преодолел чужую религию, продолжил молиться своим богам под видом христианских святых. А Рюриковичи продолжали схватки за землю в рамках все того же властного треугольника (это рассмотрено мной здесь и здесь). Так что «узел русской жизни», который Толстой усмотрел в эпохе Петра, – отнюдь не новинка этой эпохи, а действительно узел всей русской истории. Просто в эпоху Петра он стал слишком заметен, приобрел гротескную форму борьбы идеологий. Ведь это именно при Петре в русскую душу внедрили немецкого бога.

Пропагандисты знают: идеологию проще прививать в детском возрасте, через игры воздействуя на божественное Дитя, которое, как мы установили, есть в душе каждого. Петр поначалу просто игрался в солдатики, которые у него были, правда, живыми людьми, потешными. В принципе эти потешные могли бы преодолеть затор традиции, заживавшей век молодых, и сдвинуть Россию с места (потому русский бог и бросал на чашу Петра толпы «недумающих»). Молодым русским нравились новые открывающиеся возможности. Но под видом новаций им подсунули западную религию просвещения, которая никаким боком не была нужна для реальных реформ. Кто подсунул? Ну, конечно, агенты влияния, которые окружили юного царя. Пожалуй, те самые люди, с которыми в Преображенском блудила жена Алексея Щепотина (птенца гнезда Петрова). И этот блуд (надо так понимать Толстого) укоренился в «узле русской жизни», стал второй натурой русского человека. Новое стало ассоциироваться с европейским, а традиция – с азиатчиной. Треугольник сохранился, а смыслы сменились.

Пройдет время, и Герцен скажет о борьбе западников и славянофилов: «Мы, как двуликий Янус, смотрели в разные стороны, но сердце у нас билось одно». Как видим, он изображает все ту же структуру: две головы (сознания разные) и сердце, которое принимает решения. И то же самое изображено на российском гербе. И проходит через историю после Петра. С его смертью наступает век императриц (что можно понимать как увеличение роли женского начала во властном треугольнике). Причем, после Екатерины I (удачно подсунутой царю блудницы Марты Скавронской) на престоле бывали и дочь Ивана – Анна, и дочь Петра – Елизавета. Это символический след взвешивания на весах судьбы. Но куда символичнее то, что в результате операции по внедрению инородческих элементов в русский треугольник наследования власти, род Романовых просто пресекся. Петр II был последним Романовым, а начиная с Петра III (Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского) Россией правили уже исключительно немцы. Причем ни один из этих Гольштейн-Готторпов так ни разу и не женился на какой-нибудь русской принцессе. У них там были свои треугольники.

Но как только эту немецкую династию скинули, сразу возникло двоевластие Советов и Временного правительства, разрешившееся в Гражданскую войну. То есть обнаружились те же самые архетипические весы, на которые «невидимая сила» бросает «толпы не думающих по-своему». Сегодня эти весы колеблются прямо на наших глазах. Что бы там ни думали себе Путин с Медведевым, для чего бы ни создавался их дуумвират, он уже превратился в весы, в тот самый «узел». Команды премьера и президента тянут канат, надрываются, пукают. А «невидимая сила», которая «видоизменяет правительства», посмеивается над этими усилиями, глядя в свой телевизор. Попавшие под каток архетипа Медведев и Путин играют, разумеется, все те же старые роли Змея и Змееборца. В позе Победоносца сейчас Медведев, но кто в конце схватки окажется в роли бедного Змея, решит, как обычно, «невидимая сила», женственная душа России, сила русской земли.

Вернемся в XVII век. Никто там, конечно, не боролся за Софью как женщину. Боролись за русскую землю, а Софья, будучи регентшей, была только символом, дающим право обладания. На чьей она стороне, тот и власть. Но все игры в законность и право кончаются, когда слово берет сама Земля, то есть ее Народ, не просто люди, а божество (подробно здесь). Насельники Земли – это по большей части «недумающие орудия», которые в данном случае сыплются на сторону Петра. И получается русская оранжевая революция 1689 года (кстати, в 2004 году в Киеве тоже действовала архетипическая троица Юля – Ющенко – Янукович). Рука Запада в ней четко прослеживается, но эта рука абсолютно бессильна, если женственная душа Народа не потворствует ей, не сыплет на ее сторону «недумающих».

Интересно было бы подивиться на визг критиков, если бы Толстой опубликовал роман об эпохе Петра, где битым текстом бы описал архетипику оранжевой революции. Но Лев Николаевич печенками чуял, что это никак невозможно. А вот изобразить архетипический «узел» в любовном или семейном романе «из современной жизни» очень даже возможно, поскольку в таких романах действуют не люди, а божества, косящие под людей. И Толстой изобразил. Но сделал это нечаянно, как какое-нибудь бессознательное «орудие», не понимая, что делает. И главное, чего он не понимал, это: почему все же Анна кончила на рельсах?

Продолжение экскурса "Толстой и Анна"

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.