Троицкий монастырь Павла Обнорского, о котором пойдет речь, стоит вовсе не на реке Обноре, а на ее притоке Нурме. Видимо, из-за этого несоответствия преподобного Павла еще называют Комельским – по Комельскому лесу, на территории которого он основал свой монастырь. В свою очередь Комельский лес называется по реке Комеле, вытекающей из Никольского озера. Очертания этого леса (в свое время притягивавшего толпы монахов) примерно укладываются в границы современного Грязовецкого района Вологодской области. В этой местности проходит водораздел Сухоны и Волги, то есть – соприкасаются воды Северного Ледовитого океана и Каспия, причем реки двух бассейнов не просто сходятся, но – местами текут почти рядом навстречу друг другу.

Что касается Павла, то он родился в 1317 году, в 1338 оставил дом и родителей и поступил в один из монастырей на Волге. Неизвестно точно – какой, неизвестно – сколько времени он там провел. Известно только, что через какое-то время он объявился у Сергия Радонежского в Троице. Опять-таки нет сведений о том, сколько времени он пробыл там, но – не менее пятнадцати лет. Именно столько времени под руководством Сергия он упражнялся в молчании. После этого он, как и многие ученики Сергия Радонежского (список их мест силы, описанных в моих очерках, смотри здесь) решил отправиться на север.

Сперва Павел пришел в те места, где уже подвизался Авраамий Галичский. Поселился недалеко от Великой пустыни, основанной и уже оставленной Авраамием своим ученикам. Эти ученики были все-таки законченными балбесами, недаром святой от них все время бежал, а они его все доставали. Увидав, что около их монастыря поселился отшельник, они стали гнать его. А как же – живет самочинно, на обитель не работает (в колхоз не вступает), самим игуменом манкирует. Вон! И Павел пошел к Авраамию, который в то время уже жил там, где сейчас располагается последний основанный им монастырь, Покровский на Чухломское озеро. Но пробыл там недолго, ушел, скитался неизвестно где, а в 1366 году он прибыл на реку Письму и на двадцать лет остановился около места, где жил еще один выходец из Сергиева монастыря, преподобный Макарий Писемский.

О Макарии Писемском известно не так уж много. Он родился на Письме, был из местных бояр Писемских (знаменитый литератор 19-го века Алексей Писемский числил его среди своих предков), побыв у Сергия, вернулся на родину и поселился отшельником в 12-ти километрах от родного села Данилова. Место выбрал отменное: не броское, но очень сильное. Сейчас там женский монастырь. Монашки не слишком приветливы. Застав меня за неблаговидным делом выбора ракурса для фотографирования реки и колодца, выкопанного Макарием, одна из них строго спросила: «Что вы там ищите?» Я наивно ответил: Бога. Она рассердилась и выгнала меня.

Когда к Макарию стали собираться люди, ищущие спасения, Павел покинул своего духовного друга. Суеты спасающихся он, как и Авраамий, не мог выносить. Направился к западу, в Комельский лес, на берегу речки Грязовицы нашел вековую липу с большим дуплом и поселился в нем. Это было в 1386 году, ему было уже почти 70 лет.

Что это за жест – жить в дупле? Разве не удобнее было бы построить хижину? Конечно, удобней, можно даже построить коттедж с паровым отоплением, уютное гнездышко, обеспечивающее все потребности представителя среднего класса. Но тогда и ритм жизни будет другой: езда на работу, рутина согласно инструкциям, возвращение, ужин, телепромывка мозгов, погружение в сон. И лишь во сне – столкновение с подлинным миром. Который считается призрачным. И потому забывается. Вытесняется глупой рутиной условностей общепринятой яви, а значит и не приносит пользы, не спасает. Отшельник же для того и бежит от людей, чтобы всегда оставаться в контакте с невидимым миром – и во сне, и наяву, – постоянно улавливать меседжи  этого мира и отвечать на них.

Короче: Павел поселился, как птица, в дупле потому, что ему так приспичило. Потому что, увидев дупло, он почувствовал импульс, идущий оттуда, призыв испытать древесную жизнь, самому стать деревом, ощутить ток земли, идущий по стволу, пошуметь кроной под облаками, прозябнуть корнями в земле, проникнуться липовым духом, стать живым камбием и порождать, залегая меж ксилемой и флоэмой, древесные кольца. И так год за годом. Павел прожил в дупле (пробыл деревом) три долгих года. И за это время он настолько отождествился с деревом, что, когда ему все же захотелось уйти с реки Грязовицы, он ушел оттуда как дерево. Ушел, оставаясь липовым деревом, старым шаманским кряжем, соединяющим верхний и нижний миры.

И когда он пришел на реку Нурму, в то место силы, где, прожив еще 40 лет, отдаст Богу душу, он был уже настоящим лесным духом. И воспринимался всеми жителями этого места именно как  дух дерева. А жили там – зайцы, медведи, лисицы, вороны, мыши, стрекозы и прочая тварь. Павел стоял на поляне, на голове, на плечах, на руках у него щебетали птицы, заяц сидел у ног рядом с лисицей, медведь терпеливо ждал, когда Павел обратит на него внимание, даст поесть.

Именно такую картину увидел преподобный Сергий Нуромский, когда впервые вышел на поляну, облюбованную Павлом Обнорским. Этот Сергий был еще одним выходцем из Троице-Сергиевого монастыря. Он был по рождению грек, постригся, шел слух, на Афоне. Радонежский игумен относился к нему с большим пиететом. И конечно, не стал удерживать, когда того потянуло в пустыню. Сергий Нуромский ушел из Троицы позже Павла, но в Комельский лес пришел раньше. В пяти километрах ниже по Нурме у него уже был монастырь. Когда Сергий услыхал, что поблизости появился отшельник, он решил сходить посмотреть, кто там есть. И увидел прекрасное дерево в человеческом облике.

Первое, что увидел я, когда пошел к тому месту, был крупный заяц. Он стоял на задних лапах и с интересом смотрел на меня. Я приближался, а он все стоял, как будто ждал от меня каких-то поступков. Увы, у меня в голове была одна мысль: сейчас прибежит мой песик, замешкавшийся где-то сзади, и получится очень некрасиво. Почему-то мне представлялось, что заяц упадет на спину, начнет дрыгать лапами и раздерет пузо Осману. Заяц ждал. Пес не являлся. И тут вдруг я понял, чего ожидает косой: фото на память. Схватился за камеру. Пока истерично готовил ее, заяц лениво повернулся, медленно двинулся вверх по тропинке и скрылся в лесу. Я не успел его снять. Зато снял его хозяйку, бывшую учительницу из поселка Юношеское, на территории которого располагается монастырь. От нечего делать на пенсии она приручает животных. Про зайца сказала: «Он такой умный, на огороде капусту не ворует, ждет, когда я ее пошинкую».

Собаку мою старушка оценила – объяснила подошедшему монаху, что этот зверь очень духовный и плохого не сделает, поэтому пусть спустится к роднику и напьется святой водички. Дело было около источника, на берегу реки. Осман точно идентифицировал место силы и валялся, как бешеный. Монах не мог понять, что происходит с собакой. Смотрел, вытаращив глаза, но не гнал нас, не говорил, как это часто бывает, что пес поганит святое место. Все-таки дух Павла витает над Нурмой.

Выше этого места в лесу есть еще один источник, и на нем оборудована купальня. Вода там железистая, в отличие от сладкой воды источника нижнего. И еще в том в лесу есть огромный валун с плоским верхом, на котором любил молиться Павел. Монах, увидав, что я несколько скрючен (застарелый радикулит), посоветовал мне пойти и лечь плашмя на валун: помогает. Я так и сделал. Боль прошла почти сразу. Павел помог или место, которое он нашел, обладает целебными свойствами? Трудно сказать. Но скорей всего – и то, и другое. Это место теперь уже неотделимо от Павла. Он напитал его своим собранным в странствиях духом и взял его силу в себя, олицетворяет ее. И потому здесь, на берегу реки Нурмы, преображенная духом отшельника сила земли прет отовсюду. И в обители Сергия – тоже. От его монастыря теперь осталась только полуразрушенная церковь, в селе Спас-Нурма. Между этой церковью (ее сейчас восстанавливают) и Павловым монастырем в Юношеском бродишь, как в энергетическом поле, исполненном снов и видений. Единственно только – в этом поле перенапрягаешься, становишь вскидчивым, нервным. Всякий раз, когда я приезжаю сюда, я ни с того, ни с сего ссорюсь со своей подругой. А в других местах – нет, никогда. Что это?

Сергий Нуромский стал духовником Павла Обнорского, они часто встречались на полпути между своими местами силы. У Сергия были обязанности настоятеля монастыря, Павел предпочитал отшельничество. Но и к нему потянулись люди, желающие спастись за чужой счет. За счет мощи старца-дерева. Они хотели пожинать от него плоды духовные. Павел был уже слишком стар, чтобы бежать от жнецов. Да и не хотел бросать эту долину, источники, любимый камень и реку. Это было то, что он искал столько лет. Когда нашел, сказал себе: «Здесь покой мне».

Но какой там покой. Приблизившийся уже к столетнему возрасту отшельник стал слышать колокольные звоны. Считая, что это соблазн, он старался не обращать на звоны внимания. Но однажды ночью под Пасху увидел на противоположном берегу реки Нурмы столп света. И опять услышал колокола. Это было уже явным знаком. Павел понял, что надо строить обитель для тех, кто хотел спасаться под его руководством. Да и отходящий Сергий (умер в 1412 году) настоятельно советовал ему не медлить с созданием монастыря. Павел сдался. Отправился в Москву к митрополиту Фотию, присланному из Константинополя управлять русской церковью, потрепанной борьбой за митрополию. Этот несчастный грек, не знавший ни слова по-русски, ни во что не врубавшийся, счел видения Павла болезненным бредом и прогнал его со двора. Ночью, однако, увидел сон, которым был вразумлен столь жестко, что наутро бросился искать вчерашнего посетителя.

В общем, монастырь был устроен. В 1429 году Павел умер. С тех пор многое изменилось в его месте силы. Особенно – при игумене Иоасафе. Ученик преподобного Серафима Саровского, крепкий хозяйственник, преобразователь природы (и в этом смысле предтеча большевиков), Иоасаф правил монастырем в пореформенные годы – с 1861 по 1877. И правил с размахом. Пользуясь безвозмездным трудом монашествующих (добровольных заключенных), направил воды Нурмы в новое русло, насадил по берегу лес, насыпал два больших холма, на одном из которых построил скит, в котором никто не хотел жить, а на другом, названном Голгофа, поставил крест и часовню. Он в корне изменил самый облик Павлова места. Нет, не разрушил его, может быть, даже улучшил. Посаженный им лесной массив весьма соответствует духу аскезы древесного мастера Павла. Но, видимо, что-то Иоасаф преступил. И ему не было дано довести до конца свои планы. Он вдруг тяжело заболел… Будто кто-то сказал ему: хватит.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.