Похоронив мужа и оставшись с маленькой дочкой на руках, помещица Агафья Мельгунова решила уйти в монастырь. В Киевской Флоровской обители ей явилась Богородица. Иди, говорит, в землю, которую я укажу, там будет великая обитель, мой четвертый удел. Богородица имела в виду четвертый после Иверии (Грузии), Афона и Киева удел, где она по преимуществу обитает. Что ж, Мельгунова отправилась странствовать.

 

Как-то на пути из Мурома в Саров (не доходя до него километров пятнадцати) она присела отдохнуть возле небольшой деревянной церкви (Никольской), в селе Дивеево. Забылась. И – снова видение. Богородица сказала: «Вот это место». Это было примерно в 1760 году. Побывав в Сарове, Агафья вернулась к месту видения и поселилась неподалеку. Здесь умерла ее дочь. Помещица поняла это как еще один знак. И правильно: женственный дух Дивеевского места силы любит говорить с людьми на языке смерти. Что странно: место не мрачное, скорее даже приветливое, а – страшное. Сравнить бы его с Саровом. Но туда не пускают. Там православные физики делают бомбы. Я говорил: атом тянется к местам силы.

Матушка Александра (таково монашеское имя Агафьи) поехала распорядилась имением и с 1765 года окончательно поселилась в Дивееве. На месте видения построила каменный храм во имя иконы Казанской Божьей Матери – вместо старого деревянного. А рядом, на земле, которую пожертвовала одна тамошняя помещица, – кельи для нескольких женщин. Это и было началом Казанской общины, легшей в основу Троицкого Дивеевского монастыря. Однако не матушка Александра сделала его тем, чем он впоследствии стал.

В июне 1789 года, когда она умирала, настоятель Саровского монастыря Пахомий и два его монаха Исайя и Серафим шли по делу мимо Дивеева. По пути остановились, чтобы соборовать Александру. Тогда-то она и попросила не оставлять без попечения место указанное Богородицей. Пахомий поручил это дело Серафиму. На обратном пути три монаха уже не застали Александру в живых. И с тех пор Серафим ни разу не был в Дивееве. В смысле: не приходил туда при жизни, в физическом теле.

Серафим (Прохор Мошнин) родился в 1754 году в Курске. Раз маленький Прохор взобрался на колокольню церкви, которую строила его семья, и сорвался. Упал с большой высоты, но остался невредим. С этого времени в нем стало крепнуть стремление к богу, которое и привело его в 1778 году в Саровский монастырь, где он вскоре заболел водянкой. Тело раздулось. На третий год болезни Серафиму явилась Богородица, сказала сопровождавшим ее апостолам: «Сей – от нашего рода». Потом коснулась жезлом бока больного. Из образовавшегося отверстия потекла жидкость. Болезнь отступила.

Позднее Серафим ушел в глубину Саровских лесов и провел там почти безвылазно пятнадцать лет. Это было в духе времени. В конце 18-го века у некоторых русских людей была потребность уходить в леса, анахоретствовать, предаваться аскезе. Я уже писал об Оптинских старцах, вышедших из окрестностей Монахова рва, а также – Федоре (Ушкове), который, кстати, провел некоторое время в Саровском монастыре. Серафим стал самым известным из таких подвижников. В 1810 году он вышел из леса, но продолжал свои подвиги: провел пятнадцать лет в затворе и первые пять из них – в полном молчании. Все это время Казанская обитель матушки Александры развивалась сама собой.

25 ноября 1825 года (знаменательно: как раз между смертью Александра I и восстанием декабристов) на берегу реки Саровки неподалеку от монастыря Серафиму явилась Богородица. И сказала: «Зачем ты хочешь оставить заповедь рабы моей Агафии?» Далее она в мельчайших деталях объяснила, как обустроить новую обитель рядом со старой, Казанской. Главный принцип: ни одной вдовицы, все должны быть девушками. Кончив речь, Богородица ударила жезлом о землю, и в том месте пробился источник. Нечто похожее произошло, когда она исцелила Серафима от водянки.

В то время, настоятельницей Казанской обители была матушка Ксения, женщина строгая до жестокости. Монашки у нее буквально голодали. Когда Серафим об этом узнал, он вызвал к себе сестру-стряпуху и строго, страшно, грозно сделал ей выговор. Закончил так: «Нет, матушка, нет тебе моего прощения». Бедняжка вскоре после этого заболела и умерла. С чего бы это?

Когда Серафим вышел из своего затвора, это был уже не тот человек, что ушел. Да и остался ли он после этого человеком? Скорей уж он стал духом, сгустком благодатной энергии, аккумулированной аскезой, и действующей как стихия, не считающаяся с глупыми людскими предрассудками. Конечно, это обычно формулируют в христианских терминах. Исцеленному им Николаю Мотовилову Серафим говорил: «Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего». Пост, молитва, добрые дела и прочее – только средство для такого стяжания. Именно средства. Аскет пояснял: «Стяжание все равно, что приобретение, ведь вы разумеете, что значит стяжание денег». Мотовилов никак не мог это понять. Тогда Серафим взял его за плечи и сказал: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божьем с тобою!» И весь заискрился. Мотовилову больно смотреть: «Из глаз ваших молнии сыпятся». Это – буквально. Что же удивляться тому, что кто-то мог умереть от гнева святого.

За тридцать лет стяжания Серафим накопил такую энергию духа, что легко мог творить любые чудеса. Мог мгновенно перемещаться на любые расстояния, внушать человеку любые мысли, ясно видеть будущее, исцелять больных и так далее. В частности, он исцелил помещика Михаила Мантурова, болевшего каким-то ужасным воспалением ног. А исцелив, предложил послужить святому делу. Тот согласился и стал как бы роботом Серафима, заточенным на устроение Дивевской общины.

Мишеньке (так Серафим его звал) пришлось продать свое имение, а на вырученные деньги купить участок земли рядом с Казанской церковью и пристроить к ней церковь Рождественскую, для новой общины. Впрочем, создание этой общины началось со строительства ветряной мельницы, от которой по замыслу Серафима (а точней – Богородицы) девицы должны были питаться. Первоначально их было двенадцать, по числу апостолов, а скорей – Пятниц (см. предыдущий текст). Восемь из них были взяты из Казанской общины. В том числе и младшая сестра Михаила Мантурова Елена, которую Серафим назначил начальницей.

 

Она была склонна к видениям. В юности увидела огнедышащего змея, парящего над ней, и после этого стала рваться в монастырь. Серафим все как-то тянул: ты, мол, должна выйти замуж. Тогда девушка отправилась в Муром и купила себе келью в монастыре (что очень симптоматично, если иметь в виду Муромского крылатого змея). Серафим запретил ей Муром и вскоре отправил в Дивеево. Видения преследовали Елену до самой смерти. Смерть ее – поразительна. Серафим вызвал бедняжку и сообщил, что ее брату Мишеньке пора умирать. Дальше: «А он мне еще нужен для обители-то нашей, для сирот-то… Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила-то Васильевича, матушка!» Едва выйдя из кельи Серафима, Елена упала. С тех пор начала угасать и скоро скончалась.

Заместительная жертва. И одновременно – строительная. Когда что-то строят, в основу полезно положить какое-нибудь специально убитое существо. Похоже, и сам Серафим, упавший с колокольни, должен был стать таковым. Иван Сусанин стал строительной жертвой при домостроительстве дома Романовых. Иисус Христос лег «во главу угла» при основании Церкви.

При строительстве четвертого удела Богородицы тоже нужна была жертва. Да и – не одна. В 1829 году, когда был уже готов храм Рождества Христова, Серафим велел строить под ним нижний храм – в честь Рождества Богородицы. Стали копать, и фундамент ослаб. Для укрепления надо было поставить четыре столба. Батюшка пришел от этого в полный восторг: «Во, во, радость моя! Четыре столба – четверо мощей! Радость нам какая!»

Елена стала одной из жертв, легших в основание храма. За три года до нее, таская камни на его строительстве, надорвалась и умерла совсем еще девочка Марфа (Милюкова). Третья, разумеется, матушка Александра. Мощи всех трех сейчас лежат в том самом храме Рождества Богородицы. Но кто же четвертый? Может быть сам Серафим? Но он – в Троицком соборе Дивеева. Может, это дочь матушки Александры, которая (безымянная девочка) первой приняла смерть в этом чудовищном месте? Трудно понять, что конкретно имел в виду Серафим, поскольку после его смерти все смешалось в Дивееве.

В Саровском монастыре нашелся послушник Иван Тихонов, который после смерти Серафима стал претендовать на попечительство над Дивеевскими сиротками. Мол, это батюшка ему поручил. Вряд ли. Иван был человеком глуховатым к духовным предметом. Зато он был хороший администратор и великий интриган. Видя, что нахрапом Дивевских девушек взять не удастся, он придумал объединить Мельничную и Казанскую общины. А там, под шумок слияний и поглощений, поставить свою настоятельницу. И действовать через нее. Это у него фактически получилось. В результате заветы Серафима были забыты, объекты, построенные его усилиями, уничтожены или закрыты. Была попорчена даже Канавка, которую преподобный заставил вырыть вокруг территории Мельничной общины и которой придавал особое мистическое значение: «Канавка эта – стопочки Божией Матери».

Дивное Дивеево лихорадило 39 лет. Сестры боролись друг с дружкой, с Иваном Тихоновым, с епархиальным начальством. Говорят, Серафим изначально задумал это искушение – для укрепления духа общины. Мог! Во всяком случае, он знал о грядущем скандале и мистически им руководил. Самая острая стадия склоки пришлась на 1861 год (тогда Иван Тихонов был уже Иосафом и начинал игуменствовать в Павло-Обнорском монастыре, где, как мы видели, побольшевиствовал с размахом). В мае в Дивеево приехал нижегородский епископ Нектарий, дабы превратить общину в монастырь и сменить игуменью. Это было продолжением интриг Ивана Тихонова, и поэтому сестры возмутились. В бунте особенно хорошо показали себя две юродивые Прасковья Семеновна (сестра вышеупомянутой Марфы) и Пелагея Ивановна. Первая приняла на себя подвиг юродства перед самым приездом Нектария (но по прямому указанию Серафима, данному лет тридцать назад). Что же касается Пелагеи, то это случай просто из ряда вон выходящий.

Она родилась в Арзамасе, в купеческой семье, с детства стала чудить. Только чтобы сбыть с рук, ее выдали замуж. Когда в 1828 году Пелагея с мужем приехали в Саров, Серафим беседовал с ней шесть часов наедине. Провожая, прилюдно ей поклонился до самой земли и сказал, чтобы скорей шла в Дивеевскую обитель. Это – при муже, который здесь же стоял. С тех пор жизнь супругов разладилась. Когда Пелагея родила сына, ей говорили: какого хорошего мальчика бог дал. А она в ответ: «Дал-то дал, да вот прошу, чтоб и взял». Так же не рада была и второму. Ее житие говорит: «Вскоре оба мальчика умерли, прожив по полтора года, конечно, по молитве блаженной». Дочку, рожденную через два года, она отнесла в подоле к матери: нянчись сама. Девочка, конечно, тоже умерла. За такие выходки муж Пелагею люто ненавидел – бил, чем ни попадя, сажал на цепь. А она убегала, болталась в лохмотьях по городу. Когда она, наконец, поселилась в Дивееве, тоже, конечно, дурила. Но это уже было как-то естественно, органично. Было ясно, что она одержима духом, а не просто бессмысленно нарушает обывательские нормы. Я объяснял, что такое юродство здесь, здесь и здесь.

Так вот, 1861 год: в Дивеево приезжает епископ Нектарий, и Параша с Пелагой доводят его до тяжелого стресса. Битье стекол, перекрикивание с разных концов обители: «Второй Серафим Пелагея Ивановна! Помогайте мне воевать! Стойте за истинную правду!» Ужас! Бедлам! В довершение ко всему Пелагея дала преосвященному в рыло, а Прасковья после его отъезда умерла (как и предсказывал Серафим). Это был сильный жест. Нектария трясло, но он все же гнул свою линию. В конце концов, хлопотами Мотовилова, дошедшего самых высоких кабинетов, в монастыре все устроилось так, как хотели Прасковья с Пелагеей, действовавшие от имени Серафима. Настал мир, и монастырь стал расти, славиться, богатеть.

На смену Пелаге в качестве ведущей монастырской юродивой пришла Прасковья Ивановна (все-таки Прасковий там подозрительно много). Эта женщина на скрижалях большой истории фигурирует под именем Паши Саровской. Бывшая крепостная, она тридцать лет прожила в Саровских в лесах, в норе. Иногда приходила в Дивеево. Когда в 1879 году умерла Пелагея, поселилась в особой келье у монастырских ворот. Говорят, Пелагея поставила Пашу в Дивеево точно так же, как Серафим поставил туда саму Пелагею. Пелага – второй Серафим, Паша – третий.

Она была убийственно прозорлива. Когда в 1903 году в первый раз обретали и переносили из Сарова в Дивеево мощи Серафима (о втором обретении его мощей поразительную историю рассказал на «Переменах» Дима Мишенин) на торжества приехал Николай II. Конечно, встретился с Пашей. И та ему все предсказала: революцию, гибель династии… Императрица проявила недопонимание: не верю. Тогда блаженная протянула ей кусок кумача: «Это твоему сынишке на штанишки. Когда он родится, поверишь».

Позади Троицкого собор, на месте могил Пелагеи и Паши в советское время был пивной ларек. Там среди местных алкашей часто сидели на лавочке Пелагея, Паша и Мария (юродивая, которая приняла Серафимову эстафету после Пашиной смерти). Ларечницу эта загробная троица очень смущала.

Ныне за Троицким алтарем снова кресты. На этом кладбище я нашел могилу иеромонаха Владимира (Шикина). Это мой университетский приятель. Я был антрополог, а он учился на журналистике, писал мрачные тексты в духе Андрея Платонова. Один из них под заголовком «Плерома» где-то должен быть у меня среди старых бумаг. После окончания университета мы одно время работали в соседних ЖЭКах. Часто виделись, порой всерьез обижали друг друга из-за пустяков. Потом он работал в каких-то газетах, периодически исчезал, жил в провинции и, наконец, стал священником.

 

Его могила уставлена свечками, крест утыкан записочками. Похоже на культ. Именно так зарождается святость. А вот и нищенка, собирающая деньги, рассказывая о том, каким был отец Владимир: любил царя-мученика, занимался целительством, всех внимательно слушал, всегда сопереживал чужой беде. Умер оттого, что взял на себя грех одного ракового больного. Тот выздоровел, а отец Владимир заболел его болезнью. Перед смертью постригся в монахи.

Не знаю, все ли здесь правда. Но знаю, что Володя Шикин был человек впечатлительный, искренний, все принимал близко к сердцу, все примерял на себя. А это нельзя. Особенно, в таком месте, где смерть разлита, как воздух. Или вода?

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.