Саша лежит на операционном столе. Ослепительно светящийся круг на потолке. Мелькают белые перчатки, рукава, локти. Тихие, будто во сне, переговоры. Саша смотрит на ослепительный круг.
С а ш а. Знаешь, у меня есть мечта, я никому не говорил до этого, боялся, что сглазят.
Г о л о с Е в ы. Ты молодец, крепись…
Звякает скальпель.
Х и р у р г. Раствор.
С а ш а. Я хочу быть гением.
Г о л о с Е в ы. Ты и так гений.
С а ш а. Чтобы прославиться и разбогатеть.
Пунктирный писк электронной аппаратуры.
Х и р у р г. Скорее! Зажим.
Г о л о с Е в ы. И все?
С а ш а. Если б ты знала, как мне жалко старушек и стариков, стоящих с протянутой рукой, жалко всех бездомных и несчастных. Я когда смотрю на них, то внутренне корчусь от стыда и зажмуриваю глаза. Мне хочется подойти и сказать им: Потерпите немного, скоро я создам гениальный проект и разбогатею.
Х и р у р г. Пот…
С а ш а. На эти деньги я построю для вас маленький городок, у вас будут дома со стеклянными раздвигающимися крышами, у вас будут тёплые ортопедические кровати, сады с цветами и фруктами.
Х и р у р г. Еще раз…
С а ш а. Я соберу вас всех по вокзалам, помойкам, притонам и обезьянникам, посажу на специальный поезд и увезу туда, чтобы вы отогрелись, чтобы сбылось ваше счастье и чтобы вы поверили в добро и свет. Я буду добрым королем страны бомжей…
Г о л о с Е в ы. И я хочу. Спи…
Круг на потолке меркнет.
4.
Квартира Ланы. Ночь.
Щелкает выключатель. Загорается свет. Саша сидит в инвалидной коляске. Бледный, худой и страшно обросший, он похож на Домового. Меж колен зажата бутылка вина.
С а ш а (поет). Тага-анка, все ночи полные огня, Тага-анка, зачем сгубила ты меня? Тага-анка, я твой навеки арестант, погибли юность и талант в твоих стенах.
Щелкает пультом телевизора, замирает там, где танцы. Смотрит, горестно танцует всей верхней половиной тела: рукой, пальцами, головой, мимикой лица.
А может быть, московская телефонная сеть вышла из строя? Как ты думаешь?
Подъезжает к телефону. Работает только левая рука. Поднимает трубку.
Нет, конечно, все работает… ты только не пугайся, мне надо вниз посмотреть. (Подъезжает к окну, смотрит.)
Пьет вино. Молчит. Едет к шкафу, открывает двери и смотрит в пустоту. Достает плеер, одевает наушники, включает. Снимает.
Хочешь послушать? (Прибавляет звук. Звучит песня «Crossroads» Tom Waits.) Я знаю, что она есть. Я точно знаю, что любовь есть. Она есть, потому что ее нет! Ее нет, и я чувствую это место в душе. В душе есть одно такое место для любви, и оно страшно пустое у меня. Благодаря душе я знаю, что любовь есть, благодаря любви я знаю про душу. Очень хорошо знаю. Она так болит, что мне хочется согнуться и затаить дыхание. Это ни любовь к ближнему, ни любовь к дальнему, ни любовь к богу. А что такое – любовь к богу? Нет. Это место в душе только для любви к женщине. Так бог, видимо, специально и сделал. Сколько раз я обманывал себя, сколько раз я забивал эту пустоту всяким мусором и щебнем. И вначале-то легко, но потом, конечно, так плохо, еще хуже. И вот оно такое огромное и такое пустое, что даже страшно, сможет ли его наполнить кто-то здесь на земле, и есть ли она такая? Должна быть, по идее. Но вот оно пустое и болит, и я плачу и стенаю. Я боюсь, что ее нет. Ну, где же она? Уже час ночи. (Едет к телефону, набирает номер.) Не берут трубку. (Едет к окну, смотрит вниз.) Может быть, ее сбила машина, и ее большое трогательное тело лежит на обочине? А если киллер ошибся и убил ее вместо кого-то другого? А вдруг она стала жертвой теракта? Нет, ну, нет же. (Думает, берет в руки бутылку, как воображаемый микрофон.) Уважаемый Александр, вы всемирно известный архитектор, у вас много поклонниц. Вы строили бунгало для… для… кого же? Ах, да, спасибо, что напомнили, для Жюльет Бинош. А помните ли вы Лану? Что? Ах, да, да, помню, конечно. Говорят, что она изменяла вам? Изменяла? Да она просто трахалась с первым встречным…
Его руки впиваются в ручки коляски, на запястьях шрамы, будто он вскрывал себе вены.
Нет, конечно, это не так, она не изменяла мне, наоборот, она спешила домой каждый вечер, чтобы вдохнуть в меня силы. Но однажды по дороге к дому ее изнасиловал маньяк. Нет, он меня не насиловал. Ты же сама мне говорила, Лана. Ужас. Да, ужас, ей понравилось! Мне не понравилось, идиот! Ты сама идиотка! Почему тебя нет дома?! Уже час ночи на дворе. Шлюха. Кто, я шлюха? Ты, не я же. А ты… а ты… Интервью окончено, «Ньюйорк Геральд Трибьюн» благодарит вас… (смотрит в угол). Вася, не пугайся. Сидит там, блестит глазенками. (Едет к окну, смотрит вниз.) Я разрядил мышеловку, и выбросил яд для мышей. Иди, поешь там, на кухне, я сыр тебе положил.
Замирает, приподнимается, напряженно всматривается вниз. Лихорадочно крутится и мчится на кухню. Гремит посудой. Мчится к двери. В руках его огромный кухонный нож.
Перед дверью квартиры Лана открывает сумочку. Пошатываясь, достает духи, брызгается, убирает их. Удивленно хмыкнув, замечает трусики в сумочке, достает и нелепо одевает.
Саша выезжает на лестничную площадку. Не удерживается на ней, скачет по ступеням.
Это он, я зарежу его!
Звук лифта, грохот дверей.
Л а н а. Ай! Ай!
С а ш а. Я убью этого козла!
Л а н а. Саша?! Ты с ума сошел? Стой! Стой, тебя говорят. Сто-о-ой…
Саша выпадает из коляски, ползет на руках, тычет воздух ножом.
С а ш а. Пусти, пусти меня! Я убью его!
Л а н а. Тише, соседей разбудишь!… Кого его?
С а ш а. Его, этого Стрельца твоего!
Л а н а. Какого Стрельца?
С а ш а. Ты сама мне говорила, что он Стрелец по гороскопу. Я узнал его зеленое пальто. Это он привез тебя на белом Инфинити. Я все видел в окно. Ты снова изменяешь мне с ним. Ты трахаешься с ним!
Л а н а (смеется). Бо-оже, какой грозный! Видел бы ты себя со стороны… все поехали домой. Ты все равно не успел бы, и потом, знаешь, какой у него мускулистый торс!
Лана сажает Сашу в коляску. Волочет в квартиру. За спиной прячет нож.
У нее новая стрижка.
Ты что же, ревнуешь меня, зайка, милый?
С а ш а. Он смеется надо мной. Он думает, что если я инвалид, то все можно! Он меня унижает, унижает. Я его все равно убью. Он меня еще не знает. Я казню этого козла! Я его расчленю! Расчленю его наглый член!
Л а н а. Расчленишь… только это не он был, и пальто не зеленое, а синее, и «Волга» не белая, а серая.
С а ш а. Не лги мне. Отойди от меня, я видеть тебя не могу. А почему ты так долго, вообще?!
Л а н а. Корпоративная вечеринка и все, странно, что ты так это... реагируешь.
С а ш а. Так это теперь называется, да?! Я звонил, никто не брал трубку. Вообще никто не реагировал.
Л а н а. Ты же знаешь, что мы после девяти трубку уже не поднимаем. А если гуляем, то и подавно.
С а ш а. А охранники?
Л а н а. А что охранники? Это не их дело трубки поднимать. Вот и все. А тебе я не звонила, думала, что ты спишь уже. Правда Семен Абдрахманыч не отпустил меня одну, говорит поздно, и подвез меня на своей машине. А водитель его проводил меня, это его синее пальто было… (смеется) представляю, как ты на коляске за шофером Семена Абдрахманыча гонялся бы.
С а ш а. Дай мне его телефон, я позвоню.
Л а н а. Да-да, конечно. (Протягивает записную книжку.) Я понимаю, ты один, вот ты и накрутил себя, у меня тоже такое бывает…
С а ш а (едет к телефону, поднимает трубку). Так-так… (смотрит на Лану, набирает номер и кладет трубку.)
Л а н а (смотрит на Сашу и смеется). Зайка мой, как я рада, что ты не скучаешь тут один без меня!
Саша подъезжает к ней, обнимает одной рукой, прижимается головой и плачет. Лана гладит его голову.
Что же делать (икает), что же делать (икает), милый Сашуля?
Падает в кресло и вытягивает ноги. Саша одной рукой расшнуровывает ботинки и помогает снять.
Это так трогательно зайка. Ты опять пьешь?! Не смей, я запрещаю!
С а ш а. Тебе можно, а мне нет?
Л а н а. Меня же угощали. Пойду, ванну приму, от меня пахнет.
С а ш а. Лана?
Л а н а (плескаясь в ванной). Да-да, зайка, я тебя слушаю.
С а ш а. Мне сегодня каким-то чудом удалось скрепить скотчем планшетную доску.
Л а н а. У-ух, хорошо.
С а ш а. Но самое главное чудо впереди! Сегодня, как всегда от нечего делать, я открыл наш шкаф и нашел там рейсфедер. (Достает из кармана рейсфедер, любуется.)
Л а н а. У-ух, хорошо!
С а ш а. Именно! У меня никогда такого не было. Ведь они жутко дорогие! Но этот же какой-то невероятный рейсфедер! Это самая лучшая в мире немецкая фирма «Ротринг», вот здесь вот красное колечко, и у него платиновое перо. Он, наверное, тысячу долларов стоит! Ну откуда здесь это?! Не иначе - кто-то помогает мне, кто-то очень хочет, чтобы я продолжал рисовать!
Л а н а (открыв дверь, протягивает руку и забирает у Саши рейсфедер). Серебряный что ли? Так-так. Ну, папа, чем только не увлекался.
Лана, полуобнаженная, распаренная выходит из ванной. Саша смотрит на нее, робко подъезжает и обнимает одной рукой. Лана отстраняет его руку.
Ну, будет, будет, зайка. (Опыляет его дезодорантом.)
С а ш а. Лана, милая. (Чихает.)
Л а н а. Сашуля, извини, ты сейчас опять возбудишься.
С а ш а. Ланочка, ты такая теплая.
Л а н а. Поверь, мне очень тяжело. Я тоже тебя очень хочу, просто сил нет (плачет), горюшко ты моё! Но… как я могу с тобой спать?
С а ш а. Лана, я соскучился по тебе, я не совсем уж инвалид. Я просто хочу сделать для тебя что-нибудь хорошее, почувствовать себя нужным тебе.
Л а н а. Слушай, да у тебя совсем психика расшаталась, а ты еще больше себя расстраиваешь. Ну-ка, успокойся. И не пей больше! (Отнимает бутылку.) Я запрещаю тебе пить! Я сказала, успокойся. Прекрати! Почему не слушаешь свою мамочку? Мамочка тебя накажет! Лучше почитай мне. Меня так успокаивает твой бархатный голос, завораживает (ложится). Ну, Сашу-уля…
С а ш а (берет книгу, подъезжает к кровати и читает). «Старик рыбачил совсем один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий».
Л а н а (зевая). Я завтра схожу в “Пассаж” и полюбопытствую, сколько стоит этот серебряный “Ротринг”. Ты прав, зайка, он действительно дорогой!
С а ш а. Ты хочешь продать мой талисман? Это Домовой подарил! Он меня любит.
Л а н а. Знаешь, Сашуль, иногда мне кажется, что ты сходишь с ума.
С а ш а. Нет, Лана, нет, я нормальный, я дееспособный…
Л а н а. Не обижайся, зайка. Как ты будешь рисовать левой рукой, кому сейчас интересны архитектурные прибамбасы и навороты?
С а ш а. Да-а… но ведь я выиграл конкурс в Бельгии, им было интересно.
Л а н а. И я не смогу тебе помогать, ведь мамочка работает, мамочка зарабатывает денежки, чтоб мы с голода не подохли.
С а ш а. Да-а…
Л а н а. Читай дальше.
С а ш а (читает). «Любовь – навозная куча, – сказал Гарри. – А я петух, который взобрался на нее и кричит кукареку.
– Если ты правда умираешь, – сказала она, – неужели тебе нужно убить все, что остается после тебя? Неужели ты все хочешь взять с собой»?
Л а н а. О, Боже, Саша! Я нашла тебе работу, гениальную работу!
С а ш а (читает). «Неужели ты хочешь убить своего коня и свою жену»…
Л а н а. Да постой ты! Я вот сейчас лежала и думала, что надо соседского мальчика Петю послать в “Пассаж”, узнать насчет “Ротринга”, мне некогда будет завтра… Нет я сама завтра пойду в “Пассаж”.
С а ш а. Да-да, так вернее. Не будем его загружать, неудобно.
Л а н а. А вот Петя вывезет тебя в метро, и тебе будут подавать милостыню. Ведь Петя так любит и уважает тебя!
С а ш а. Милостыню?!
Л а н а. Знаешь, сколько тебе будут подавать?! Ведь ты такой хорошенький, трогательный. Ты миллионером станешь, поверь мне! За тебя слуги будут твои проекты рисовать.
Звонкий грохот монет о жестянку дна.
А какой-нибудь накачанный, сексуальный негр будет тебя на руках носить, представляешь? Ну, все, езжай к себе, а я полежу и подумаю, мамочке нужно подумать. (Целует его в макушку.) Правда, я хорошо придумала? Мне даже закурить захотелось! (Закуривает.)
С а ш а (читает). “Сука!”
Л а н а. Кто сука?
С а ш а (читает). – Сука, – сказал он. – У суки щедрые руки. Это поэзия»…
Л а н а. А-а.
С а ш а (читает). «Я сейчас полон поэзии. Скверны и поэзии. Скверной поэзии.
– Замолчи, Гарри. Что ты беснуешься?
– Я ничего не оставлю, – сказал он. – Я ничего не хочу оставлять после себя».
Л а н а. Прекра-асно… прекра-асно (тушит сигарету). Ну все, зайка, езжай к себе, а я полежу и подумаю, мамочке нужно подумать. (Целует его в макушку.) Правда, я хорошо придумала? А ты говоришь…
Он с трудом пытается перебраться к ней.
Лана смотрит на его напряженное лицо, и сдерживает ухмылку.
Она слышит его кряхтение, на ее лице гамма чувств – ироничный интерес, ирония, брезгливость, раздражение.
Её тело вздрагивает от его резких и судорожных трепыханий.
Лана надувается и начинает хохотать – громко и жестоко.
Она вздрагивает, вскакивает и как бы стряхивает Сашу с себя.
Изнеможенный и уничтоженный он валится на пол возле своей коляски. Плачет.
Медленно выезжает из спальни и закрывает за собой дверь. Сидит, низко склонив голову. Затем подъезжает к своей чертежной доске, что-то подкручивает, подвязывает, отъезжает, подъехав, пытается чертить, но все с грохотом валится на пол. Он снимает лист и, свернув в трубку, всовывает в карман коляски, забирает в ванной зубную щетку и бритву, кое-как одевается. Подъезжает к двери, но далее не может сделать ни одного движения вперед.
Отъезжает назад. Гонит к двери, но на подъезде к ней, словно упирается в тугую стенку. Обессилев, отъезжает назад. Бьет кулаком в воздух, колотится об воздух головой. Плачет, горько и отчаянно. Падает из коляски и, в бессилии сделать что-либо, ползет к двери.
5.
Саша, как загнанный в угол щенок замирает и тихо плачет, вдруг он явно слышит, что в дверь кто-то тихо скребётся. Саша приоткрывает легко поддающееся полотно. За дверью он видит девушку, сидящую перед ним на корточках.
Е в а. Старик теперь уже явно salao, то есть “самый что ни на есть невезучий”? (Играя дверью.) Двери нашего поезда автоматические, во избежание травм, не задерживайтесь при посадке и высадке… А ты смотрел со своего балкона на времена года? Ты смотрел с него, когда тебе плохо, когда отражения листьев скользят сквозь полировку машин…
С а ш а. Я боюсь балкона.
Е в а. Ты знаешь, что снег падает кошачьими лапками, а ночью снежинки сыплются только из фонаря? Ты знаешь, что печные трубы старых московских домов еще хранят запах сажи двадцатого века? А сажей можно испачкаться, представляешь, а можно нарисовать на стекле смешную рожицу, а можно нарисовать Светке усы… А у Маколея Калкина новая подруга. А Вайнона Райдер снова ворует, а Келли Озборн бросила родителей… а ты плачешь.
Саша отъезжает назад. Упирается в стену. Девушка подходит к Саше, быстро оглядывается и склоняется над его ухом: “Знаешь что, перестань наливать мне молоко в блюдечко, я не кошка, я шампанское люблю»!
С а ш а. Так это ты! Это ты – Домовой!
Девушка подбегает к спальне и слушает, прислонив ухо. Улыбаясь, идет к Саше.
Е в а. А ты смешно ходишь.
С а ш а. Я не хожу …
Е в а. Я всегда узнаю твои шаги, ты смешно переваливаешься, шаркаешь, и часто теряешь тапок, потому что спешишь и все время думаешь. Ты думаешь об этих черно-белых черточках?
Она катит его на балкон.
Е в а. Но почему в апреле идет снег, куда смотрит метеослужба? А Светка была замужем, у нее штамп в паспорте. Её зовут Светлана, а она Свет убрала и получилась – Лана, глупо, правда?
С а ш а. Да-а?!
Е в а. Я принесла тебе твоего бумажного голубя. Он долго болел, но сейчас почувствовал ветер и хочет лететь в теплые страны. Ого, я чувствую ладонью его сердечко! Смотри…
Ева пускает голубя с балкона.
Саша зачарованно смотрит на эту странную девушку.
С а ш а. А ты кто? Почему ты знаешь про голубя?
Е в а. Я сестра Ланки. Но ты не говори ей, я – сюрприз.
С а ш а. Но я ничего не знал про сестру.
Е в а. А я двоюродная.
Ева подходит к Саше. В руках у нее два раскаленных прутика железа.
Е в а. Дай мне свои руки
С а ш а. На
Е в а: Это – раскаленное железо. Так надо, я чувствую!
С а ш а. Больно же будет.
Е в а. Потерпи уж.
С а ш а (за кадром). Я, наверное, схожу с ума. Мне кажется, я знаю ее тысячу лет, хотя вижу впервые. Но я всегда знал, что она именно такая. Что она обязательно заберет меня.
Девушка делает легкий пасс, Саша вытягивает руки и закрывает глаза, она проводит раскаленным железом по его запястьям, и шрамы исчезают.
Е в а. Все будет хорошо, и ты еще будешь очень счастлив!
Она смотрят с балкона.
Е в а. Тебе мошки часто в глаза залетают?
С а ш а. Да.
Е в а. Значит ты – гипнотизер… (смотрит в окно). А внизу два старика устанавливают решетки на окна первого этажа. На земле рядом с ними старенький деревянный чемодан с инструментами… к которому подбегает туповатый пёс… поднимает ногу и долго писает в него. Старик смотрит, широко раскрыв глаза, и горько восклицает, хлопает себя ладонями по голове.
Саша и Ева смеются. Но Саша не видит, что во дворе пусто, что Ева сама выдумала эту историю.
С а ш а. Пожалуйста, не уходи. Я научу тебя рисовать дома, и познакомлю с Семеном – это мой друг мышонок, они все понимает. Он понравится тебе. Подожди, я сейчас покажу его тебе.
Саша срывается с места и гонит свою коляску в другую комнату. Берет там Семена и возвращается к балкону.
Он видит, как Лана закрывает балконную дверь.
С а ш а. Стой! Там человек! Там твоя сестра!
Л а н а. Идиот. У тебя что, не все дома?!
С а ш а. Да!
Л а н а. Нет там никого. Ни братьев, ни сестер!
Саша пытается столкнуть Лану коляской, она грубо отталкивает его.
Л а н а. Я сдам тебя в Дом инвалидов!
С а ш а. Пошла ты к черту!
Л а н а. Что-о?! Что ты сказал, пьянь?
Саша отталкивает Лану в сторону и открывает дверь балкона. Пытается переехать порог, падает, ломает коляску и ползет на балкон, там никого нет.
Саша успокаивается на пороге балкона. Рядом сломанная коляска.
Л а н а. Придурок. Как теперь передвигаться будешь?!
С а ш а: На бровях… Ну-ка, нагнись.
Л а н а Что?!
Саша со всей силы, бьет ее по щеке. Лана отлетает в угол. Осторожно поднимается и, рыдая, уходит в спальню.
Саша выползает на балкон и смотрит на голубей кружащих в небе.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете