Река Протва возле Боровска делает ряд излучин, в каждой из них своя энергетика. Здесь речь пойдет о двух местах силы на Протве. Оба связаны с именем великого русского святого Пафнутия Боровского.

Впрочем, что значит – русского? Пафнутий был внуком баскака, представителя монгольских ханов на завоеванных землях. Во время беспорядков, организованных русскими князьями, этот баскак был вынужден принять христианство. Стал зваться Мартином, натурализовался, приобрел сельцо Кудиново неподалеку от Боровска. В 1394 году в этом селе и родился будущий святой. Ребенком он был вдумчивым, склонным к одиночеству и чтению книг. Такому – прямой путь в монахи. Пафнутий постригся в 1413 году, в Покровском Высоком монастыре рядом с Боровском.

Монастырь называли Высоким, потому что он стоял на высоком берегу Протвы (уничтожен в 1764 году). Прекрасное место: простор и окрыление. Сейчас от обители сохранилась деревянная церковь Покрова Богородицы, кладбище и каменная часовня. Пафнутий провел там более тридцати лет. Сперва проходил обучение под руководством бывшего настоятеля Серпуховского Зачатьевского монастыря преподобного Никиты, жившего в Боровской обители на покое. В 1421 году Никита (он еще успеет до своей смерти основать Богоявленско-Анастасиин монастырь в Костроме) решил почему-то уйти. И хотел взять с собой Пафнутия. Но этому резко воспротивился Покровский игумен Маркелл. Да и сам Пафнутий не хотел покидать сильное место над Протвой.

Когда в 1434 году Маркелл умирает, братия избирает игуменом Пафнутия. Он к тому времени духовно очень продвинулся: «Весь источал радость, с трепетом растворенную». Это, так сказать, внешнее выражение внутренней сути. Силы души. На практике это, собственно, означает, что с таким человеком не пропадешь ни в какой переделке. Пафнутий видел любого насквозь. Бывало, он просто по лицу  (или, как он сам выражался, «из самых взоров») определял, что там у незнакомца за душой. А бывало, что получал информацию о происходящих (и даже очень далеких) событиях из собственных снов.

Вообще говоря, подсознание постоянно и всем предоставляет такую информацию. Нужно только уметь ее понимать: выделять из общего шума и правильно интерпретировать. Но это уже дано далеко не всем, хотя – некоторый опыт понимания необычных видений и всплывающих в голове шальных мыслей можно приобрести. Пафнутий имел большой опыт ясного видения. Этому есть много примеров. Вот, скажем, однажды он видит во сне, как некто черный достает из печи горящие головни и бросает их в кельи двух монахов (вполне конкретных). Опасаясь за монастырь, сновидец кричит: ты, мол, что делаешь, монастырь подожжешь. А тот ему: для того и бросаю. Проснувшись, Пафнутий немедля позвал тех двух монахов и, глядя им прямо в глаза, рассказал видение. Рассказал, уже понимая, что сон значит. Монахи признались в том, что сговорились уйти из обители, уже и вещи собрали. Их тайна открылась во сне игумена. Который ведь должен следить за душевной жизнью своих подопечных. И за жизнью монастыря в целом. Беглецы могли смутить остальных.

В этой истории не так уж и много мистического. Тут скорей психология. Ведь верно: что-то в нас всегда замечает, к чему клонятся намерения ближних. Другое дело, что не всегда это что-то доводит до нашего сознания то, что замечает. Или – мы сами не придаем никакого значения тому, что уже фактически увидели, но еще не осознали. Попробуете, когда вас беспокоит нечто неясное, посмотреть на себя как бы вчуже, с особым прищуром. И, быть может, вы увидите и себя, и свою ситуацию, и человека, который с ней как-то связан, в ином свете, чем раньше. Заметите нечто такое, что прояснит намерения этого человека, поймете, к чему идет ситуация. Пафнутий блестяще владел искусством прищура, остраняющего ситуацию. Потому и стал игуменом. И эффективно руководил Покровской обителью более десяти лет.

Но после того, как ему исполнилось пятьдесят, он вдруг заболел. Болезнь была настолько серьезна, что он уже начал готовиться к смерти, принял схиму. Однако в какой-то момент осознал, что эта болезнь не совсем физическая, скорей – знаковая, нечто вроде шаманской болезни. Понял, что корень ее в нем самом, что болезнь ему просто указывает: надо переменить жизнь. И Пафнутий делает резкую перемену: слагает с себя обязанности игумена и уходит из Покровского монастыря. Уходит не далеко, на соседнюю излучину Протвы, туда, где в нее впадает речка Истерьма. Постепенно вслед за ним из Покровской обители перекочевывают многие братья, и возникает новый монастырь – во имя Рождества Богородицы.

Новое место Пафнутия совершенно, можно сказать, противоположно старому. Во-первых, оно значительно более низкое: небольшой холмик, возвышающийся над уровнем обтекающих его Протвы и Истерьмы. Нет того полета, что у Покрова. Когда смотришь из Боровска, кажется, что колокольня, построенная в новом Пафнутьевом монастыре, будто провалилась и лишь вершина ее выглядывает из-за бугра. И еще: по энергетике это место довольно тяжелое. Побродив там день, чувствуешь себя совершенно разбитым. Может, дух там слишком суровый. Не зря же сюда тянулись окаянные люди: Иван Котов, отравивший своего господина Дмитрия Шемяку, Андрей Клешнин, про которого говорят, что это именно он организовал убийство царевича Дмитрия. Что, однако, потянуло сюда Пафнутия?

Перед самой смертью, когда его ученик Иннокентий спросил: «Кому поручишь монастырь?» – ответ вначале был краткий: «Пречистой». Потом, помолчав, преподобный добавил: «Мне, брат, кто монастырь поручал? Сама Пречистая Царица так решила, и храм свой воздвигла, и братию собрала, и меня, нищего, долгое время питала и охраняла вместе с братией». Это ответ по существу, буквально – концепция того, что такое вообще место силы. Не человеческим изволением возникают в таких местах святилища, но волей высших сил. В данном случае – Богородицы, которая по какой-то причине решила, что здесь должен быть монастырь.

Совсем не обязательно здесь понимать под Богородицей еврейскую девушку. Скорей уж под этим именем следует чтить высшую природу, порождающую всех богов, людей и прочих живущих. Нечто не подверженное времени и разрушению, вечное, высшее, чистое и пречистое. Это не нужно описывать, это каждый чувствует в глубине своей души. Оттуда, из глубин души, руководит эта женственность нами. И худо нам, если мы не прислушиваемся к ее божественной воле. Что-то в этом роде имел в виду Пафнутий. Во всяком случае, добавил: «Как Царица начала, так сама и устроит на благо дома своего. Сам знаешь – не княжеской властью, не богатством сильных, не золотом и серебром создавалось место сие… Царица да защитит (это место) своей милостью от насилия темных и лукавых духов».

Значит, темные духи в этом месте силы все-таки есть. Я так и думал. Их действие я испытывал всякий раз, как приезжал в Пафнутьев. И любой сколько-нибудь чувствительный человек должен чуять их действие. И уж конечно, эти лукавые духи особо бесились, когда монастырь только строился. Для начала они обуяли Боровского князя Василия Ярославича, сына того самого князя Ярослава, который посмел поднять руку на Тихона Медынского (наследственность, однако). Василий никак не мог пережить того, что с уходом Пафнутия из Покровского монастыря тот начал хиреть. А новый Рождественский быстро рос. Особенно князю было досадно то, что хоть Пафнутьев монастырь строился в каких-то четырех километрах от Боровска, но был уже во владениях крутого молодца Дмитрия Шемяки: не дотянешься.

Житие Пафнутия говорит, что бесы, которым совсем не по нраву было то, что на речке Истерьме поселился святой человек, искушали князя Василия. Он не раз посылал своих присных, чтобы они хоть подожгли, что ли, строящийся монастырь. Чтоб не мозолил глаза (у бесов, надо полагать, были примерно те же интересы). Но посланные от князя, придя в место силы, всякий раз будто забывали, зачем приходили. Даже некий Ермолай, новокрещенный басурман, готовый на все, придя к Пафнутию, сразу размяк, едва преподобный окликнул его по имени (еще один пример прозорливости) и на лукавый вопрос святого – зачем, мол, пожаловал? – честно ответил: князь послал пожечь твой монастырь, отче, прости меня, окаянного.

Значит, бесы. Конечно, их воздействием можно объяснить, что угодно. Однако, если они такие уж безусловно злые существа, то – почему с ними можно договориться? Почему они часто помогают людям, как, например, общеизвестные бесы Аполлон, Венера, Митра или Ганеша? Что это за дискриминация: Волос – злой бес, а Яхве – всеблагой бог? Где же политкорректность? Где толерантность? Где право человека на самоопределение с богом? Монополия Яхве на истину привела к неисчислимым человеческим жертвам. И только мудрые люди, вроде Пафнутия, умели повернуть дело так, что вред от монополии (монотеизма) еврейского бога сводился к социально приемлемому минимуму.

К чему я это все говорю? А к тому, что Пафнутий был поклонником Пречистой, божественной природы, которая – это надо особо подчеркнуть – блага для всех существ, живущих на свете: и богов, и людей, и зверей, и растений. Но у каждого свое представление о благе. Перепелочка может очень расстроиться из-за того, что ее ест охотник. Какой-нибудь местный дух может быть крайне недоволен тем, что его потревожили люди. Может даже воспротивиться пришельцам. И что? Уничтожать, значит, этого духа, как обычно пытаются делать адепты еврейского бога? Конфликтовать? Ни к чему хорошему это никогда не приводило. Духа надо заклясть, показать ему, что сотрудничество между человеком и духом очень даже возможно. И дух, если он мудр (а обычно так и бывает), всегда может ужиться с человеком, оказать ему свое покровительство и помочь в человеческих трудных делах.

Это Пафнутий прекрасно понимал, поскольку он ясно видел не только человеческую душу, но и душу природы. И как он умел – где напором, где лаской – заклинать души людей, так умел он ладить и с духами. Даже если они по характеру были лукавые и крутовыйные. Он любил и берег все живое. Особенно – воронов, которые во множестве жили на деревьях у монастыря. В Житии сказано: «Глядя на них, блаженный сильно радовался, будто нечто большее видел». Никаких «будто», он вот именно видел большее. И заповедал не трогать птиц. Но однажды какой-то представитель боровской золотой молодежи пустил стрелу в одного из воронов и убил. Победно взглянул – от так от, мол, – и вдруг понял, что не может повернуть голову. Шею свело при стрельбе. Содрогнулся, понес свою свернутую влево голову к преподобному. Тот улыбнулся, сказал: «Отмстилась кровь ворона». Но исцелил святотатца. Тут намек: в воронах жили духи Пафнутьева места.

Так вот, князь Василий. Он был ранен и попал в плен во время чудовищного разгрома русских на реке Каменке под Суздалем (1445 г.). В тот день и сам великий князь Василий Темный попал в плен к сыновьям Улу-Магомета (того самого, который отпустил Макария). В узилище Василий Ярославич вдруг как-то печенкой почуял, что если дать обет больше не враждовать с Пафнутием, то – все будет хорошо. Дал. И вскоре из плена бежал. Вернувшись домой, он примирился со святым. Так был смирен дурной нрав духов Истерьмы.

В 1460 году к Пафнутию в монастырь пришел молодой человек и постригся под именем Иосиф. Это был знаменитый в будущем борец с жидовствующими и нестяжателями Иосиф Волоцкий. В 1477 году, после смерти Пафнутия, он был избран игуменом. Это обернулось тяжелым конфликтом, о котором прозорливый Пафнутий предупреждал в дни своей предсмертной болезни: «По отшествии моем в монастыре Пречистой будет смутьянов много, чувствую – душу мою смутят и среди братии раздор поднимут». О ком это он? Об Иосифе и его присных или о тех, кто ему воспротивился? Затрудняюсь ответить.

Но вот факты. При Пафнутии монастырь был особножительный, то есть – каждый монах имел свою келью, какое-то даже свое хозяйство, мог есть и носить, что хотел (до известного предела). А Иосиф задумал ввести общежитие: все имущество общее, пища и одежда одинаковые, работы разверстаны насколько возможно поровну. Такой коммунизм не всем по душе, но является высоким идеалом для некоторых. Собственно, ничего здесь нового не было, многие русские монастыри были общежительными. Да и Пафнутий вел дела так, что фактически у него в монастыре было общежитие, но – разумное, мягкое. А Иосифу важен был принцип. Иначе он не умел. Об этом можно судить по его дальнейшей духовной карьере. Он был по натуре борец, ни с кем не хотел договариваться. Он скучал без врагов. Подчас создавал их буквально из ничего. Об этом – в своем месте.

А здесь лишь скажу, что, наткнувшись на глухое сопротивление в Пафнутьевой обители, Иосиф тайно оставил ее и отправился странствовать по монастырям. Исследовал их устройство, чтобы ввести в своей обители самый передовой опыт. Вернулся через два года и обнаружил все то же сопротивление. Только семь человек из всей братии поддерживали его (в их числе два его кровных брата и уже известный нам Давид Серпуховской). Что делать? Иосиф пошел искать место для нового монастыря. А в Пафнутьевом месте силы жизнь под вороний грай потекла своим чередом.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.