АРХИВ 'ГЛАВА II. Полоса удач':

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

4. Там, где лучше сохранились старые обычаи и нравы, по субботам мужчины забираются в горы за дикими красными бананами. Они приносят домой огромные грозди на неделю, чтобы было чем заедать рыбу.

Однако, встречаясь с другими своими товарищами, Гоген не снимал личины оптимизма и самоуверенности. Теперь, когда он так преуспел, они, разумеется, громче прежнего твердили, что Гоген их соратник. И, конечно, они не могли отпустить его на Таити, не воздав еще раз должного ему и их общим идеалам. По традиции, был назначен банкет, который состоялся 23 марта в «штабе» символистов — кафе «Вольтер» на площади Одеон в Латинском квартале. Пришли и верные друзья Гогена Поль Серюзье и Даниель де Монфред, хотя их никак нельзя было назвать правоверными символистами. Самыми знаменитыми среди сорока участников банкета были Одилон Редон и Стефан Малларме. Зато бросалось в глаза отсутствие двух Эмилей— Бернара и Шуффенекера. Что до Мейера де Хаана, то никто из присутствовавших не посчитал нужным записать, участвовал он или нет. Известно только, что к этому времени он окончательно потерял надежду выжать деньги на дорогу из своих прижимистых родственников. А так как Гоген отказался от мысли навсегда покинуть страну, то без особых сожалений смирился с необходимостью ехать одному. (далее…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

Метте и Поль Гоген в Копенгагене в 1885 г., до того, как семья распалась.

Выставка в аукционном зале Отеля Друо открылась в воскресенье 22 февраля. Среди многочисленных посетителей Гоген неожиданно встретил Эмиля Бернара, о котором давно ничего не слышал. Было сразу видно, что Эмиль сердит и ожесточен; красавица Мадлен, как обычно, сопровождавшая брата, открыто обвинила Поля в «предательстве», причинившем Эмилю «большой ущерб». Подразумевалось то, что ни одна газета, ни один журнал ни словом не упомянули, сколь важную роль сыграл Бернар в рождении синтетического стиля. Кроме того, Эмиль, судя по всему, ожидал, что Гоген пригласит его участвовать в аукционе. При этом он, увы, забывал одно досадное обстоятельство, а именно, что он еще не написал ни одной картины, которая хоть сколько-нибудь могла сравниться с творениями Гогена. Говорить с ним явно было бесполезно, и Гоген не стал ничего отвечать, только с грустью отвернулся от когда-то любимого ученика. Теперь из четырех товарищей, которых он первоначально задумал взять с собой в Южные моря, оставался только Мейер де Хаан, да и тот все еще никак не мог поладить со своими скупыми и несговорчивыми родственниками. (далее…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ.

3. Теперь у таитянок нет времени часами плескаться в воде, как они это делали прежде. Но они каждое утро и вечер купаются в прозрачных и прохладных речках, сбегающих в море с гор внутри острова.

Услышав, что Гоген решил навсегда уехать в Южные моря, Морис тотчас выразил свое сочувствие и одобрил этот смелый шаг, продекламировав строки Малларме:

Тоскует плоть, увы! к чему листать страницы?
Все книги прочтены! Я чувствую, как птицы
От счастья пьяны там, меж небом и водой.
Бежать, бежать! Ни сад, заросший лебедой —
Пусть отражался он так часто в нежном взоре, —
Не исцелит тоску души, вдохнувшей море,
О ночь! ни лампы свет, в тиши передо мной
Ложащийся на лист, хранимый белизной,
Ни молодая мать, кормящая ребенка.
Уходим в плаванье! Мой стимер, свистни звонко
И в мир экзотики, в лазурь чужих морей,
Качая мачтами, неси меня скорей.

(Перевод с французского В. Левика)

Сам Гоген был настроен куда более трезво и деловито: он не замедлил осведомить Мориса, во сколько обойдется эта южноморская мечта, а заодно признался, что пока у него, увы, нет денег даже на еду. Правда, заверил он Шарля, ему только что пришел в голову отличный способ раздобыть средства на дорогу. Теперь Гоген задумал отправить все свои непроданные картины или, во всяком случае, лучшие из них на аукцион в Отель Друо. Но для успеха аукциона надо было, чтобы несколько крупных газет и журналов как следует разрекламировали его. А для этого в свою очередь требовался свой человек и поборник в журналистских кругах. Лучше всего такой квалифицированный, как Морис. К чести последнего надо сказать, что он делом подтвердил, как искренне восхищается Гогеном, охотно взяв на себя нелегкие обязанности агента по рекламе. И сразу же сделал очень удачный ход, заручившись поддержкой влиятельного Стефана Малларме.

Гоген стал завсегдатаем кафе символистов, к нему привыкли и с ним считались, но зато начали портиться его отношения с радушным хозяином дома Шуффенекером, которого он намечал себе в спутники. Шуфф давно привык к тому, что Гоген, не стесняясь, покушается на его запасы сигар и спиртного, бесцеремонно распоряжается в доме, всюду развешивает свои картины и приводит друзей во все часы суток, и кротко все переносил с завидным самообладанием. Но теперь, увы, было похоже, что Гоген решил распространить свои права и на жену Шуффа, женщину кокетливую и красивую. Во всяком случае, так заключил Шуфф, хотя убедительных доказательств у него не было. И в конце января 1891 года дошло до разрыва. Правда, безграничное преклонение Шуффа перед гением Гогена и тут оказалось сильнее всех прочих чувств: он вызвался и впредь заботливо хранить картины Гогена, хотя выставил их автора за дверь. Окончательно отпал еще один участник Гогеновой экспедиции в Южные моря. (далее…)

НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ПРЕДЫДУЩЕЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩИЙ ФРАГМЕНТ – ЗДЕСЬ.

Гоген в характерной позе, между двумя важными периодами своей жизни. Он только что вернулся из Бретани (на нем рыбацкая куртка с бретонским узором), но уже мечтал о Южных морях зимой 1891 г., когда был сделан этот снимок в Париже.

Из-за всех, этих досадных помех было уже 7 ноября 1890 года, когда Гоген приехал в Париж, чтобы начать решающую битву, от которой зависело его будущее. Как обычно, Шуффе-некер приютил его у себя. Но свой участок добрый Шуфф еще не продал, и вообще ему явно не хотелось расставаться с тихой должностью учителя рисования в классической гимназии, бросать семью и следовать за Гогеном в Южные моря. Переговоры Мейера де Хаана с жестокосердными и прижимистыми родственниками тоже ничего не дали. Но всего сильнее ударило по Гогену то, что доктор Шарлопен, несмотря на все уговоры, окончательно отказался заключить выгоднейшую сделку века. (Тридцать восемь картин и пять керамических сосудов, которые художник предлагал ему за пять тысяч франков, сейчас оцениваются по меньшей мере в тридцать миллионов.) Тогда Гоген обратился к другому частному коллекционеру, музыканту Эрнесту Шоссону. Он подчеркивал, что тот может выручить большие деньги, продав потом половину картин в розницу по двойной цене; в итоге вторая половина достанется ему даром14. Все было очень тонко придумано, и Шоссон несомненно клюнул бы на роскошную» приманку, если бы не одно печальное обстоятельство: ему не нравились произведения Гогена. (далее…)