Монреаль | ТРИПЫ ПЕРЕМЕН 1.2

Монреаль - АРХИВ всех трипов оттуда

ФОТО И ТЕКСТ: АНДРЕЙ КАШПУРА

Part 1

А у нас весна! Накупил себе винограду и яблок…

Но насладиться ими я не успел. Меня посадили. Выписали путёвку. Отправили на дачу. Бросили за решётку.

— Мы вынуждены заключить вас под стражу. Пройдёмте.

Зашли с боков два красивых охранника в бронежилетах и отвели меня в одиночку.

— Снимайте пиджак и ботинки. Ноги шире руки на стену.

Пока один обыскивал пиджак, прощупывал швы и подкладку, другой обыскивал меня.

— Одевайтесь. Руки вперёд, большие пальцы вверх.

И защёлкнулись браслеты на моих арестантских запястьях.

Канадская тюрьма. Камера не большая. Только нары доска, привинченные к полу. Дверь без ручек с окошком. Видеокамера и система отопления и кондиционирования в потолке. Через некоторое время за мной пришли.

— Выходите.

До этого у меня отобрали все вещи: ключи, проездной, деньги (потом отдали) и галстук. Непонятно почему отобрали галстук, но не отобрали ремень и шнурки.

На ремне можно было бы вполне благополучно удавиться.

И под конвоем повели куда-то. На лифте спустились вниз на огромную подземную стоянку. Где стоял уже, распахнувши свои стальные объятия-двери, чёрный воронок. Там уже сидели четверо в наручниках. Кода ехали, только одна мысль не давала мне покоя – в Кресты или в Бутырку?

Внутри воронок Шевроле весь обит цинком. И поделён на зоны. Первая водительская. Со всем управляются двое конвоиров. Дальше идут две маленькие одиночки, разделённые плексигласовыми (это очень прочный, прозрачный пластик) перегородками с просверленными дырочками. А потом общая зона со скамейками с трёх сторон.

Ехали долго, минут сорок, может больше. Все видели в кинофильмах американские тюрьмы. Канадские тюрьмы — такие же. Снаружи высокий забор и проволка винтом в пять рядов. Высоченный бетонный или каменный (если тюрьма старая) забор с вышками-башнями. И ворота.

Я давно хотел посидеть в европейской тюрьме. Язык подтянуть, отдохнуть. Вот и сбылось.

Выдали мне принадлежности. Там тумбочек нету. Просто пластиковая корзина.

Тюрьма меня не исправила и не закалила. В тюрьме я простудился и заболел. И болел почти всё время, что сидел. Очень обидно. Наш корпус (барак ;-) двух этажный. На втором этаже мы спали, а на первом были столовая игровая комната и кинозалы. Чрезвычайно удобно сидеть в двуязычной стране. Два кинозала. В одном телевизор показывает на французском, другой – на английском. Если надоел один фильм, можно пойти в другой зал. Чтобы переключить канал или прибавить звук, нужно было просить охрану. Пульт в руки не давали. Кинозал был совмещён с библиотекой. Система та же – книги на французском и английском. Русском, украинском, индийском и др. Всё время приносили свежую прессу.

«Здесь не камера, палата! Здесь не нары, а скамья…»

Камерапалатакомната на пять человек. Кровати к полу не привинчены. Можно будет баррикадироваться в случае чего. На окнах везде, во всей тюрьме решётки. Тут так хитро освещение поставлено – конечно, не специально, – в общем, свет от прожекторов с наружи даёт такую тень, что решётки получаются на всех стенах, кроме потолка. И создаётся ощущение, что находишься в клетке. Я это называю – дополнительные меры воздействия.

Но есть и большие, светлые просторные камеры на 25-30 коек. Основные – это три коридора, с пятью или десятью камерами по пять человек. В конце каждого коридора. Душевые. Зеркал нет. Есть металлические пластины, отполированные до состояния зеркала. Каждому присваивается номер согласно его койке. Например, камера 203 и пять коек под буквами A, B, C, D, E. То есть – Alfa, Bravo, Charlie, Delta, Echo.

Я был 203 дельта.

Помню, когда первый раз зашёл в камеру, там все чёрные и один мексиканец с бандитской рожей. Я им говорю:

— Здорова, бродяги!

А они мне хором:

— Welcome to Canada!

В игровой комнате всякие игры, настольный теннис два стола, настольный футбол, ну и всякие шашки, шахматы, домино и т.п. Помню, какой-то парень из Африки пошёл курить, споткнулся, упал с лестницы. И некоторое время не мог ходить, ему выдали кресло-каталку. Ну, парни, не долго думая, подкатили его в пинг-понг играть. От такого зрелища хохотали всей тюрьмой, вместе с охраной. Это надо было видеть…

Со стороны охраны какое-то непонятное личное отношение идёт. То есть действуют не по уставу или плюют на устав. Например, чтобы побриться или подстричь ногти, нужно брать станок и кусачки, и после дела сдавать на контроль. Могут дать кусачки, а могут не дать. Мне не дали. Пришлось ждать смены караула. Также и с одеялами. Они тоненькие, просвечивают. Батарею завоздушило. Я замерзал. Просыпался ночью от холода. Я сразу догадался, что нужно делать. И как только менялась охрана, я подходил и каждый раз говорил одно и то же, как в первый раз, разным охранникам. Они ведь не отмечают, что и кому выдают. Таким образом у меня было четыре одеяла. Но хуже всего это храп. Слева этот орангутанг так меня донимал, сволочь. Я сначала хотел по-тихому, подушкой. А потом мне сказали, что можно перевестись. (Переводиться я, конечно, не стал…) Ну как работающий трактор над ухом. Так одолел, спасу нет.

Когда сажают, оформляют бумаги. И надо обязательно говорить, что вегетарианец! Обязательно! Позже расскажу почему.

То ли от постоянно включенного дневного освещения, то ли от простуды сильно болели и слезились глаза. Я всё время ходил с полотенцем и закрывал глаза от света. Не мог ни читать, ни смотреть телевизор. Первую ночь я почти не спал, из-за холода, храпа и новых впечатлений. Уснул к утру. А в без пятнадцати шесть, «кто-то палкой с винтом, поднатужась, об рельсу ударил…»

Каждый день подъём был в без пятнадцати шесть, в воскресенье дали поспать до семи. А в понедельник, разбудили в пол шестого. Навёрстывали упущенное.

Так вот, про вегетарианство. Вегетарианцы всегда идут в столовую первыми. Когда мы заходим, охранник кричит: спасайся вегетарианцы идут! Для них особое меню. Улучшенное. Зачитывают номера, и мы выходим строиться в столовую. Я был единственным белым вегетарианцем. В основном это индусы. Мясоедов кормят курятиной. Химической. А вегетарианцев кормят рыбой. Рыбы в Канаде много, и нет смысла выращивать её на химии. Следовательно рыба много полезнее.

Я видел по телевизору рыбный рынок Монреаля. Владивостокский рыбный рынок кашляет где-то в сторонке. В Монреале этот рынок размером в несколько футбольных полей. Там сразу же и готовят рыбу. Мясоедов рыбой не кормят.

Скажу сразу, в тюрьме кормят, как на убой. Я ни разу не смог до конца съесть всё, что давали, просто не влезало, приходилось выбрасывать. Завтрак в 6:30, потом с 8 до 10 разрешают поспать. Там так хитро делают, я до сих пор не выучил систему, когда они закрывают, а когда открывают второй этаж. Вечно хотелось спать. В 11 кормят. Не знаю, обед это или второй завтрак. Потом был ужин в 5 и печенье с пуншем в 10 вечера. Отбой в пол двенадцатого. Всегда был сыт. Всегда. Утром давали яичницу и тосты или вафли с кленовым сиропом и клубничным вареньем, таким густым, что аж ложка стояла. На выбор около восьми видов напитков. Я обычно брал чай или смородиновый сок. Вернее и то, и другое сразу. Идёшь с подносом и берёшь то, что хочешь. Повара из зеков. Из лёгких. Некоторые растатуированные с ног до головы. Каждый день молоко, разнообразные салаты, овощи, рис, котлеты из рыбы, котлеты из непонятно чего, сухофрукты, бананы, яблоки, грейпфрут, овощная пицца, заливное, всевозможные подливы и соусы, мороженное, пироженные и много другое. Нигде меня так не кормили хорошо и сытно, как в тюрьме. Дома, конечно, вкуснее. Но не так сытно много и разнообразно. Меню почти не повторялось.

Забыл сказать про спортзал. Несколько вело тренажёров и огромный тренажёр-комплекс. На нём можно качать всё, что угодно. При таком режиме и питании, если регулярно заниматься, я думаю, будут очень неплохие результаты. Я слюнями обливался, глядя на спортзал. Но не мог заниматься, так как был слаб – температура, сопли ручьём, глаза болят. Только в предпоследний день позанимался, как следует, когда выздоровел. Так было хорошо.

Народ в тюрьме всякий. Со всего мира. Много ребят из Африки из всех стран. А их оказывается там 65. Кто бы мог подумать. Несколько человек из Сомали. Я всё их допытывал, как там? Правительства, говорят, нет, правят прайды. Я всё хотел найти очевидца событий кинофильма «Падение чёрного ястреба».

Был забавный мужик из Афганистана, Пуштун. Шептун или Бормотун. Вечно бормотал что-то себе в усы.

— ты воевал с русскими?

— Нет, я тогда маленький был.

— А отец убивал русских, воевал?

— Нет, мы люди простые.

— Ну, конечно! Кто тебя спрашивать будет, дадут автомат в зубы и вперёд.

Все отличные ребята. Много мексиканцев. Я со всеми знакомился и общался. Почти постоянно. В языковом смысле я наверстал всё время, проведённое в Монреале. Был охранник-болгарин Хрущёв (очень похож). Говорил по-русски. Но если ему быстро говорить, то начинал тупить. Полиглот. Многие африканцы говорят на трёх или четырёх языках. Английский, французский, испанский и какой-нибудь суахили, то есть местный. Оказывается в Африке даже в одной стране, например, на севере и юге, язык может различаться до неузнаваемости.

Охранник был, Лёня Воронежский. То ли двенадцать, толи шестнадцать лет живёт в Канаде. Мерзкий тип. Говорит, надо тебе подстричься. Это первый признак быдлячества. Ну какое тебе до меня дело, как я выгляжу. Нет, надо замечание сделать, коммунист херов. Канада его не изменила и никогда не изменит. Как был совком, так им и остался.

Был парень из Белоруссии. Много всего рассказывал про страну. Про порядок и чистоту. Рассказывал про Украину. Сейчас там анархия. Говорит, когда приезжаешь на Украину, как будто в прошлое попал на 20 лет назад. Минск, говорит, почти как европейский город стал. В общем, очень хорошо отзывался о Белоруссии. Потом под конец привезли пятидесятилетнего ростовчанина. Из уголовной тюрьмы. Потому что депортируют. Отбегался. Сколько он мне негатива про Канаду понарассказал… Обратную сторону монеты, так сказать. Я потом избегал общения с ним. Сторонился. Какой он несчастный, какие все вокруг сволочи, лично против него плетут интриги, как Канада его побила и как жизнь ему сломала. А сам он ангел. На самом деле вся его жизнь здесь – это череда его грубейших ошибок, непонимания ситуаций и следствий этих ошибок. Он и именно он виноват во всём, что с ним произошло. Он сам своими действиями и мыслями превратил своё пребывание в тюрьме в ад. А я – в санаторий.

А на следующий день меня повезли на суд.

Каждый раз, когда возят в город, устраивают шмон по два или три раза. Потом стали по-новому обыскивать. Раньше было: руки в гору, ноги шире. А сейчас руки держат сзади за большие пальцы. Посмотрите налево. Обыскивают справа. И наоборот. Я почти сразу научился и просил, чтобы наручники надевали поверх свитера, во избежание натёртостей и кровоподтёков.

— Имеете ли вы, что добавить суду к уже сказанному? — Перевёл переводчик.

— Да.

— Вы должны дать клятву. Встаньте и поднимите правую руку. В конце скажите, я клянусь.

— Клянётесь ли вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды?

— Клянусь.

Если бы было какое-то устройство, с помощью которого человек на суде мог бы говорить только правду, никаких судов бы не существовало.

«На суде судья сказал, — 25 до встречи!»

Потом снова затолкали в одиночку. Томительно было часами ждать отправления домой, в тюрьму. А в тюрьме сейчас макароны… думал я. Во время ленча приносили пайку, сам ленч, в коричневых бумажных пакетиках. С номером сидельца.

Следующий суд назначили через неделю. Пока ждал отправления, постепенно подсаживали людей. Американца в костюме. Чёрного мужичка, он двенадцать лет в США жил. Работал в I.B.M. У него там семья и дети. Взяли за его несчастную чёрную жопу. Хороший мужик.

А когда выстроились для погрузки в воронок, привели и посадили в одиночку в машину паренька. Я у конвоира спрашиваю: кто таков? – Наркоман.
Его надо описать отдельно, очень колоритный персонаж.

На голове дреды, даже не дреды, а колтуны, как у бродячих собак. В волосах какие-то нитки, проволока, и некоторые пряди зажаты пивными пробками. Куски волос выстрежены. И как-то получилось, что волосы торчат не в разные стороны, а как-то вперёд, сантиметров на тридцать. В клетчатой рубахе и шортах, хотя на улице снег. На ногах военные стоптанные ботинки с подошвой, оторванной сзади ровно на половину. На руках татуировки на пальцах, на фалангах на одной руке FACK, а на другой YEAH. Дальше на одной руке зомби с бензопилой и какие-то зонтики, а на левой вообще какая-то чушь необъяснимая. Руки такие грязные – я думаю, он их никогда не мыл. Аж чёрные, и это не просто слова. Многолетняя въевшаяся грязь.

Но самое главное это лицо. Лицо Иисуса с икон. Прямой длинный нос, глаза, усы и борода. Как у Него. Вообще один в один. Очень красивое лицо, как у модели. Только взгляд из-под полу прикрытых век выдаёт полное отсутствие мозга.

В первую ночь в тюрьме он устроил дебош. Его посадили куда-то отдельно ото всех. Он бесновался, кричал, визжал, бросался и колотил в дверь. Пришли охранники. Видимо предупредили, он замолчал. Но через пятнадцать минут всё повторилось. Когда во второй раз пришли охранники, он замолчал навсегда. Я думаю, у него началась ломка, и они вкололи ему морфия.

На следующий день я познакомился с ним в столовой. И он стал мне ближе, чем русские. Ему 22 года, зовут Патрик. Наркоман-героинщик. Нелегально пересёк границу, жил у каких-то хиппарей в Монреале, взяли его прямо в даун-тауне. Самый настоящий бродяга.

Путешествовал, по всем штатам и городам Америки, и в каждом городе его сажали. Вот и сейчас его депортируют домой, в Калифорнию, в Сан-Франциско. Говорит, когда депортируют, поедет в Ванкувер.

Первые дни ему было тяжко. Еле ходил, шатался, один раз чуть не упал с подносом, его поддержали. Но через некоторое время отъелся, окреп, порозовел. Матерился, но ел.

Тюрьма очень благотворно сказалась на его здоровье. Ему бы с год посидеть, глядишь, и человеком стал бы.

Возили на допрос. Пожилая чекистка меня допрашивала. Дотошная.

— В тебя кулаки из обрезов не стреляли! Говори! Колись, паскуда, пока не удавили!

«Я ничего им не сказал, ни на кого не показал, скажите всем, кого я знал, я им остался братом!»

Позднее встретил того мексиканца, вернее гватемальца с бандитской рожей в метро с женой. У него двое детей, 25 лет. Очень хороший парень.

Имена у народа запомнить невозможно. Поэтому мы друг друга называли мистер и стана. Например, садились в домино играть: эй, мистер Венесуэла, давай играть.

Был один швейцарец и англичанин. Работы нет, все бегут, кто куда.

Разумеется, не было ни драк, ни воровства, ни разборок. Все простые хорошие доброжелательные ребята. Был один припудренный африканец, не уступал место, конфликтовал с иракцем. Но это исключение. Всё время говорил сам с собой и улыбался. Сумасшедший, что возьмёшь…

Охранники всегда вежливые. Джентльмены, просыпаемся, ребята, кушать! И всё в таком духе. Сижу читаю. Подходит, говорит:

— Time to eat.

— Time to read!

Посмеялись.

Я буду с ностальгией вспоминать канадскую тюрьму. Там хорошо. И буду всячески рекомендовать. Разумеется только тем, у кого голова на плечах. Если идиот, то может обернуться кaтастрофой. Патрик, например, не идиот. Он своеобразный. Как будто с другой планеты. Живёт в каком-то своём мире. Ни дома, ни работы, ни денег. Ничего у него нет. Путешествует по миру. Очень интересно прикоснуться к этому. В конце он даже почти руки отмыл. Говорит, только недавно попробовал героин, так, говорит, плохо было, что чуть не помер. Сказал, больше не будет колоться. Кто знает, может быть станет человеком. А может, сдохнет в подворотне.

Иногда вместе ездили в город, на суд. Ему дали бумагу. Через несколько дней депортируют. Когда наступило томительное многочасовое ожидание отправки, он терпел, терпел, а потом собрал все газеты со стола, положил под голову и распластался на полу. Я лежал на стульчиках. Чувак из Шри-Ланки с бородатым индусом в чалме просто сидели. Забавно было наблюдать, когда охранник зашёл. Смотрит; я доедаю бутерброд, ребята аккуратно сидят, и тело сопит на полу. Переводил недоумённый взгляд с одного на другого.

Стража здесь, конечно, не суровые чекисты с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой. Дурачатся, показывают факи друг другу.

Если сравнивать, как я питаюсь на воле и как кормили в тюрьме, можно подумать, что я объявил голодовку.

Part 2

Мне сказали, что остановка сразу будет. И действительно, пока я щёлкал хлебалом, разглядывая тюрьму снаружи, передо мной ушёл автобус. Ну ладно, думаю, буду ждать следующего. Интуиция подсказывала мне, что мне нужно именно в ту сторону, в которую пошёл автобус. Да и все воронки, приезжавшие и уезжавшие за это время, ехали с той стороны. Остановки как таковой нет. Просто знак с номером автобуса. С одной стороны дороги тюрьма и с другой стороны тюрьма. Я посередине.

С утра шёл дождь. Весь день небо было затянуто тучами. Было холодно. Когда меня сажали, было тепло, поэтому одет я был легко. Поднялся ветер, и начался дождь. Когда выходил из ворот, была морось. А сейчас пошёл настоящий холодный весенний дождь. И поднялся ветер. Из укрытия был светофорный столб с номером автобуса. Я считал, что нужно ехать направо. Прямо была тюрьма. А слева неизвестность. И я увидел, как два раза слева подъезжали автобусы, разворачивались и уезжали в обратном направлении. Видимо, конечная, думал я. Пока я думал, подошёл автобус. Захожу, показываю проездной. Он презрительно разглядывает его.

— Что это?

— Проездной на месяц.

— Плохой проездной.

— Мне нужно в даун-таун или к метро.

— Нет, не пойдёт.

Я вышел. Действительно плохой проездной. И пошёл налево, где виднелась конечная остановка. Пока всё это происходило, прошло, как минимум, тридцать минут. Я сильно замёрз, промок, но был счастлив и полон надежды. Там была остановка, и я укрылся от дождя. Что же делать… Пока я думал, что делать, подошёл другой автобус.

Я сел, поехал. Опять сую проездной. Водитель, французишка, по-английски с трудом говорит и понимает ещё хуже. Из того, что он наговорил мне, я понял, что этот проездной действителен только в Монреале. Хорошо, что деньги не все пропил. Три доллара осталось. А билет два шестьдесят стоит.

— Мне нужно в даун-таун или к метро.

— Так это в другую сторону.

Вышел. Пока я всё это выяснял, мы доехали до того места, где я сел на автобус первый раз.

И я пошёл обратно. То есть налево, мимо конечной и дальше. Дошёл до перекрёстка. Две дороги перпендикулярны моему направлению. Одна вниз налево, другая вверх направо. Уже темнеет. Народу никого. На одной улице стоит остановка и на другой. Я перешёл дорогу и стал ждать. Не знаю, через сколько пришёл автобус. Я так замёрз, что мне уже было плевать, куда ехать, лишь бы в тепле. Я закинул три доллара. Нужно закидывать ровно два шестьдесят, если ровно три, автомат сдачи не даёт. Сел, закрыл глаза и поехал.

Ехали долго. Посмотрел пригород Монреаля. Дома, дома, мосты и всякое разное. Когда я согрелся, вспомнил, что не спросил, куда мы, собственно, едем. Не спрашивал, боялся. Ехали, ехали, приехали. В какую-то жопу. Куда-то в тайгу. Слева лес, справа вода, берега не видно. Он развернулся, проехал чуть-чуть и остановился. Три человека вышли. Я остался один в автобусе. Водитель поправил зеркало и посмотрел на меня.

— Мне надо на метро! В Монреаль!

— Это вообще в другой стороне, и обратно я не еду.

Тут он достал билетик, нажал на какие-то кнопочки, навстречу нам ехал другой автобус. Водитель открыл окно, стал махать тому автобусу, он остановился.

— Спасибо мужик!

Я побежал сквозь стену дождя и темноту и лужи, огибая машины на огни автобуса, маша ему рукой. Забежал, показал, сую билетик.

— Мне надо на метро, в Монреаль…

— Я не еду в Монреаль. Я скажу, где будет метро.

Я вздохнул, сел и расслабился. Метро – конец моим мучениям. Метро это дом. В метро работает мой проездной. Ехали долго. Доехали до того перекрёстка, где интуиция во второй раз плюнула мне в лицо. И ещё столько же. Приехали, станция Конкорд. Я примерно представлял, где мы находимся. Станция Конкорд это предпоследняя станция оранжевой ветки, самой длинной. Спросив у прохожих, как дойти до метро, я наконец-то его нашёл. Народу почти не было. Человек пять на всю станцию. Когда я зашёл, спустился по эскалатору и, счастливый, хлюпая ботинками, оставляя мокрые следы, подходил к турникетам, я остался совсем один.

Сую проездной в магнитную штуку. Там красный крестик и зелёная стрелочка.
Загорелся запрещающий крестик. И звук такой неприятный, недобрый – бииип.

Сую. – биииип

Сую. – биииип

Сую. – биииип

Сую. – биииип

Сую. – биииип

Сука. Неужели просрочился. Да нет, до третьего. Подхожу к метростроевцу, что в стакане.

Сую ему проездной.

— Это только для Монреаля, вы меня понимаете?

— А я где!? Это же метро!

Дальше я ничего не понял, что он мне объяснял. Бросил всё и ушёл. Разглядывать карту. Оказалось, что Монреаль окружён никакими не проливами, а рекой, и то, что за рекой, уже не Монреаль. Я находился аккуратно за проливом.

Я не хотел его втягивать в эту историю. И просить, чтобы так пропустил. Тем более что там камеры везде понатыканы. Не хотел рассказывать, что я бывший зек, что денег у меня больше нет. Позвонить я не могу. На автобус сесть я не могу. И что завтра в девять утра мне нужно отмечаться в иммигрэйшене, тоже не хотел говорить. Стоял там и просто грелся. Думал, плюну на всё и буду ночевать здесь на ступеньках перед стаканом.

Нет, думаю. Русские не сдаются! И ушёл в дождь. Зубы стучат. Вода льётся с волос за шиворот. Ноги промокли. Думаю, как бы не заболеть снова. А то и воспаление при таком холоде и ветре не заработать. Я ведь только отболел, только из санатория…

Шёл я по улице, разглядывая светящиеся витрины закрытых магазинов, и думал про всё это.

Пухленькая девушка неопределённой национальности, шла мимо и разговаривала по мобильному телефону. Я догнал её.

— Подскажите дорогу на Монреаль, направление?

Надо было видеть её лицо в этот момент.

— Что?

— Направление на Монреаль…

— Вы собрались идти пешком?

— А что делать? Денег нет, проездной не работает…

— Совсем нет денег?!

— Да, я отдал последние деньги, чтобы добраться сюда. Я только месяц в Монреале. Замёрз.

— Откуда ты?

— Из России.

— Там же холодно, — смеётся. Все думают, что если в России холодища, то все закалённые, и холода не чувствуют.

— Ну, конечно… – простучал я зубами.

Она, святая душа! Дала мне четыре доллара на автобус. А я ведь даже не заикался про деньги. Объяснила мне, что надо сесть на этой стороне, по этой дороге доехать до какого-то там бульвара и сделать пересадку. И вперёд, в Монреаль!
Я ждал автобуса долго, зажав папку с документами в онемевших руках. Наконец, он пришёл.

— Мне надо в Монреаль… — ослабевшим, охрипшим голосом проговорил я.

— Это в другую сторону.

Я вышел из тёплого, уютного автобуса и пошёл в холод. В другую сторону. Мне уже было всё равно.

Дошёл до остановки и стал ждать. На каждой остановке – номера маршрутов и время прибытия. Приходят минута в минуту. Вечером интервал тридцать – сорок минут.

— Мне надо в Монреаль.

— Я не еду в Монреаль. Да это вообще в другой стороне! Тут же метро рядом, могу подвести, хотя идти две минуты. Я достаю проездной, сую ему в рожу!

— Это видишь!? Работает только в Монреале!

— Говорю тебе, работает!

— Ёптыть мужик! Ну ты мне-то не чеши! Я шесть раз пробовал!

Вышел и пошёл ночевать в метро. Когда зашёл на станцию, вспомнил, что девушка, забыл, как её зовут (а ведь мы познакомились, представились), дала мне четыре доллара! И я их не истратил! Сую в стакан, мужику:

— Гони билет, падла!

В метро какие-то подростки говорили на знакомом языке. На польский похож. Когда прислушался, — русский. Я так мозги отморозил, что уже не различал языки. И даже поняв, что это русский, так и не понял, о чём они говорили.

Подходя к дому, я побежал, что-то бормоча. Дом… тепло… ванна….
Когда я влетел домой, на ходу скидывая мокрую одежду, я понял, что что-то не так. Не было отопления. В квартире было холодно, как на улице. Борис, когда заходил за бумагами, выключил отопление! Зачем платить за тепло, если там никто не живёт. Стало немножко грустно. Только бы горячая вода была…


чтобы посмотреть фотографии в полноэкранном режиме, нажмите на маленький квадратик (если не работает, попробуйте в другом браузере)