Начало пьесы "Стол Геббельса" - здесь. Предыдщее - здесь. Шал идет в спальню. На кровати лежит Настя, смотрит на него и улыбается. Шал закрывает глаза. Открывает – никого нет, естественно. Сонно раздевается. Раздевается с таким видом, словно мог делать что-то другое, но лучше уж спать лечь.
Снимает наручные часы, заводит и кладет на стол. Выключает телевизор. Зябко поеживаясь, идет на кухню, по дороге сшибает доску снизу холодильника. Смотрит на нее и не пристраивает на место.
А-а… Вот мАя жизнь (поет шепотом)… сплошная карта мира, вот мАя жизнь и я сама…о-у-о-у-о-у…
На кухне наливает из чайника воду в пластиковую бутылочку. Ставит рядом с кроватью. Садится на кровать.
Ох, достала ты меня, достала уже!
Встает, идет к холодильнику и восстанавливает на место доску. Замирает возле чемодана. Копается в нем и достает детскую сандалию.
На высоком экране мальчик. Надпись: В прошлом веке они были мне велики, я в них букву «р» начал выговаливать… а теперь на ладони умещаются. Охо-хо.
Возвращается, осторожно садится на кровать. Снимает носки. Нюхает их. Натягивает носок руками и задумчиво чистит им меж пальцев ног – туда-сюда, туда-сюда. Вздыхает. Тянется за книгой, раздумав, роняет руку. Гасит свет.
Стрейнджер инзу найт… (голос в темноте). Почему СПИД, кстати?…как привяжется с утра какое слово, так до ночи… СПИД и СПИД, не спит! Тьфу, не повторять это слово! СПИД не повторять, тьфу!… СПИД…
Загорается экран. На нем самодовольный мужчина-начальник, к которому робко подходит Шал. «Извините, у меня вот тут такое ноу-хау по работе возникло, может быть, Вы…»- запинаясь, говорит Шал.
«Что? А-а, это ты… Да, кстати, ты не скажешь, дружище, как «ЦСКА» с «Локомотивом» сыграли?» – озабоченно спрашивает мужчина-начальник.
Шал растерян… Слышен задумчивый голос Шала с экрана: «Это он, мол, какого хрена, дружище, ты лезешь не в свое дело? Какое еще ноу-хау?! Твое дело – футбол! И это обращение на «ты». Ты!»
Пролетает Человек Паук. Экран гаснет.
Шал вскакивает с кровати.
Он же тебя оскорбил!
На экране снова возникает журналист, он тоже возмущен: «Безусловно, это оскорбление»!
Шал взволнованно ходит по спальне. Закуривает.
Загорается экран. На экране самодовольный Шал, к нему робко подходит мужчина-начальник. «Слушаю Вас», - не глядя в его сторону, говорит Шал.
Мужчина что-то лепечет. Экран гаснет.
Шал курит и хихикает.
Да-да… точно.
На экране самодовольный Шал, к которому робко подходит мужчина-начальник. «Извините, от Вас зависит все мое будущее, вся моя жизнь, так сказать… и только Вы, Вы или никто», – заискивающе говорит он.
Экран гаснет.
Шал выдувает дым и становится в позу.
Я догадываюсь, ЧТО Вы хотите от меня услышать… и вот, ЧТО я Вам скажу, спустя столько лет – «ЦСКА» проиграл!
На экране: Мужчина-начальник: «Что это значит, я не понимаю, при чем тут ЦЭСЭКА»?
Шал усмехается, гасит сигарету и ложится. Темно.
Загорается экран, на нем постепенно появляется надпись: На самом деле все застыло и ничего не происходит, все ждет внимательного взгляда, и только он заставляет все двигаться и свершаться, даже падение листьев с дерева…
…это мне что ли в голову пришло?
Шал глубоко вздыхает. Включает свет. Поднимает носок, завязывает его узлом и бросает на пол.
Не забыть!
Гасит свет. Лежит. Тихо поднимается и, в ужасе раскрыв глаза, медленно протягивает вперед пятерню, будто желая защититься. Раскрывает рот в немом крике. Ждет. Никого. Ложится.
Вскакивает в ужасе.
Ш а л. Её же могут убить!
Загорается экран. Во двор генеральского дома въезжает лимузин. Из него выходят девочка с невысоким полным господином в очках. Из микроавтобуса в глубине двора выскакивают люди в масках и с автоматами. Испуганное лицо девочки…
Ш а л. Нет, нет и нет (задыхаясь от ужаса). Я ее спасу!
На экране заспанный журналист в пижаме. «Я валяюсь! Минуточку обождите, я только жену предупрежу, - говорит он в микрофон, - и я с вами, кто-то же должен. Кто, если не ты»?!
А ведь это мысль какая-то, ребята! Может быть, великая, а ты забыл нахрен, что вот мне с тобой делать?… Хватит рассусоливать тут!
Накидывает на плечи пальто, сует босые ноги в ботинки, выходит.
Загорается экран. Ночной двор генеральского дома.
В прицел с чердака виден Шал. Он переминается с ноги на ногу, хлопает себя по плечам. Ждет. Слышна песня, которую Шал поет в своей голове: «Ты ж минэ пидманула, ты ж минэ пидвела, ты ж минэ молодохго с ума разума свила»…
Ах, суки эти киллеры! Достали уже гады! Ты ж минэ пидманула, ты ж минэ пидвила… а ведь мне на работу завтра, козлы (скрытно оглядывается) сидите-сидите, козлы, хрен вот я вам уйду отсюда… ты ж минэ пидманула… ты ж минэ… молодохго с ума разума, так сказать, свила. Ты козала, что ви вторык пидешь разом на фигорык, я пришел… а может, обойдется, слушай, поздно уже на самом деле, да и нет никого… а ты что хочешь, чтоб они как часовые с автоматом тут разгуливали, стой, кто идет, да? Вдруг это судьба какая-то, не зря я ее утром увидел, а она мне улыбнулась, это не улыбка вовсе – это знак о помощи, а потом я и киллеров проинтуичил… не-ет, ребята, ни хрена у вас не выйдет… Ты ж мине пидманула, ты ж меня пидвила, ты ж, так сказать, с ума разума… (скрытно оглядывается) что-о-о, смотрите?! Сидите-сидите.
Возникает журналист, ему страшно неловко, хоть он и продрог до костей. «Ну, я пошел, все-таки, Вы герой, а не я, я про Вас просто биографию пишу. Спокойной ночи».
Шал закуривает. Курит. Ждет. Тишина.
Ох, идиот! Ох, как ты меня достал! Ох, как я устал от тебя уже! Я валяюсь от тебя! Марш домой спать, кому работать с утра?! Но ведь машины нет, значит, они не приехали… Завтра ее спасешь. А может уже спас, они видят, что мужик какой-то тусуется и тусуется тут и отменили киллерство.
Шал оглядывается, щурится, как следователь.
Козлы! Урою, нахрен!
Уходит.
Та же квартира. Звонок. Открывается дверь, входит Шал. Кое-как раздевается, бухается в кровать. Что-то бормочет, вздыхает, достает носок и завязывает его на два узла.
Точно не забыть! Ты ж минэ пидманула… Ох, идиот…
На экране журналист и Настя, они в пижамах, оба нервно курят.
- Пришел, наконец-то, – говорит журналист.
- Да кому он нужен?! – злится Настя.
- Ну, можно и спать идти, – журналист.
- Погодите… знаете, мне его так жалко иногда станет, особенно когда вспомню, как он носок узлом завязывает или как песенки свои поет, – Настя. – Где он сейчас, что делает?
- Да-да, - устало журналист.
- Как думаете, а если я попрошу его вернуться? – испуганно спрашивает Настя.
Шал отрицательно мотает головой.
- Нет, все кончено, я с ним уже обсуждал эту тему… хотя ему будет и приятно, – отстраненно говорит журналист.
- Что ж, ладно. Я и сама знаю это. Эй, Шал, спокойной ночи.
Ш а л. Пока.
- Спокойной ночи, Вам, – вежливо говорит журналист.
Ш а л. Спокойной ночи.
- До завтра, – журналист.
Ш а л. Да-да.
- Завтра увидимся, – журналист.
Ш а л. Точно.
- Снова увидимся.
Ш а л. Иди ты спать… Все спи, не думай о нем! Все, всем пока (укутывается и отворачивается к стене).
Загорается экран: небоскреб, человек на крыше набирает в грудь воздуха и прыгает. Он летит над степью, впереди шум и все ближе море, огромное море и шум прибоя. Шум становится громче – это грохот оваций стадиона. Звучит мелодия “Strangers Ihn The Night”. Шал приземляется на сцену. Там играет слепой музыкант на виолончели. Шквал аплодисментов. Шал спокоен, задумчив, сосредоточен. Он грустно встряхивает головой, в его пальцах появляется микрофон. Значительно ждет окончания проигрыша, вступает и поет удивительно хорошо, даже лучше чем оригинал, только иногда ошибается, совсем чуть-чуть, но быстро исправляется. Во время проигрыша он закуривает, ждет своего момента и снова поет.
Ночь. На стене квартиры, над кроватью Шала вспыхивают отблески сине-красного милицейского маяка, слышна сирена.
Загорается экран. На нем двор сталинского дома. Черный лимузин. Возле него валяется невысокий полный господин в черных очках. Во лбу дырка от пули. Дверь лимузина распахнута, свесились девичьи руки, видны залитые кровью ее волосы. Рядом, ничком, охранник без кепки. Вспыхивает сине-красный милицейский маяк. Затихает сирена «Скорой помощи». Милиционер, прогоняя кого-то, машет рукой. Слепой музыкант, поправляя футляр виолончели, уходит в темноту.
Старуха в пуховой шали говорит что-то человеку в гражданском, тот пишет.
На высоком экране: «Кто это… кто это такой… что он такого сделал»!? – слышны возгласы в толпе.
- О-о, скоро узнаете, - говорит невысокий полный господин в черных очках. – Да, кстати, товарищ Шал, не забудьте завтра купить печень трески, а потом трахните ботинки…
Шал бормочет во сне.
Да, я не культовая личность.
Из кухни выходит бабка. «Поздно уже, сынок, у меня лошадиное сознание».
Ну, пакеда, бабанька (голос Шарапова).
На экране отрывок из фильма «Крестный отец».
В дверь входят две женщины. «В этом деле вообще доверяться никому нельзя… я что, лохушка какая-то что ли?! В Шарм эль Шейхе всегда дешевле. Дешевле, но там русских много». Они проходят сквозь квартиру.
«Да он лох, – кричит Настя, выходя из туалета. – Нет, это я лох (пересчитав деньги в кошельке). Вот точно, опять пятьдесят рублей не хватает»!
«Ну и что? – отвечает ей невысокий полный господин в очках. – Они в Лондоне всегда так, любят, чтобы муж дрочил, жена мастурбировала и билась головой об унитаз, а дети плакали».
- Это кто Вам сказал?
« Я сказал, - отец сидит у кровати. – Сынок, купи дедушке орденские планки. Зараза исключительно не позволяет мне куда-то там идти, так как мы все живем в глазах мухи...»
… но ведь эти резиновые полосы, придуманные «Жиллетовцами» не натягивают кожу, потому что скользят из-за ими же придуманной смазывающей головки, так-так… интересно, что они придумают дальше…
Шал спит и смеется во сне.
Грохот.
Вспыхивает экран. На нем растерянный Шал, всматривается.
Дверь выломана. По квартире ходят люди. На кухне Настя и милиционер что-то пишут.
М и л и ц и о н е р. Приметы совпадают?
Н а с т я. Зачем мне приметы? Это мой бывший муж.
М и л и ц и о н е р. Шаликов Константин Владимирович, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого…
Н а с т я. Да (шепчет еле слышно). Кгм. Да!
М и л и ц и о н е р. Зовите понятых.
Двое мужчин в халатах вынимают из шкафа труп Шала. Все морщатся от запаха.
М и л и ц и о н е р. Быстрее, сколько можно говорить?! Задохнуться можно!
Все уходят. Шал, проводив их, закрывает замки и стоит посреди квартиры. Потом достает крылья и цепляет себе на спину.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете