Перед впадением в Жиздру река Серена делает замысловатый зигзаг, в самой северной точке которого стоит Шамординский женский монастырь, основанный в 1884 году оптинским старцем Амвросием. В отличие от Оптиной пустыни Шамордино место легкое. С высоты там такой вид на долину Серены, что хватаешь ртом воздух, как рыба, в первый (и, возможно, последний) раз увидавшая земную красоту. Основание Шамординской общины – история довольно печальная.

Амвросий родился в 1812 году в священнической семье. В баньке, поскольку в тот день в доме собрались гости. При крещении младенец получил имя Александр, а фамилию Гренков ему дали в духовном училище. В 1835 году семинарист Гренков тяжело заболел и, будучи при смерти, дал обет уйти в монастырь. В 1839 году пришел в Оптину пустынь, постригся с именем Амвросий, был келейником старца Льва, потом проходил послушание у старца Макария. В 1860 году, после смерти последнего стал духовником всей Оптиной.

Я уже объяснял, что такое оптинский старец. С утра до ночи он должен принимать людей – и мирян, и монахов, – всех выслушивать, всем помогать. 10-15 минут на сеанс, и – следующий. Никакой психотерапевт не выдержит такого каторжного режима, быстро сломается. Амвросий выдерживал такую жизнь тридцать лет. При этом почти постоянно болел, не раз бывал при смерти. Может быть, опыт жизни на грани смерти в сочетании с постоянной необходимостью вникать в проблемы чужой души – как раз то, что сделало Амвросия тончайшим психологом, с первого взгляда видящим любого насквозь. Популярность у него была бешеная, люди (и не только простецы, но и такие матерые инженеры человеческих душ, как Толстой с Достоевским) толпами шли к нему. И за духовным утешением, и за тем, чтобы при помощи старца как-то уладить свои житейские дела. Иные даже просили помочь с продажей своего имущества. Так, в конце 60-х однодворец Калыгин, решивший уйти в монастырь, попросил Амвросия продать кому-нибудь свой хутор у деревни Шамордино.

 

Помещица Александра Николаевна Ключарева была женщина богатая, веселая и вовсе не склонная к монашеству. А муж ее был очень склонен. И уговаривал жену постричься. Уговорил. Госпожа Ключарева постриглась в Белеве под именем Амвросии, но жила при Оптиной в собственном доме возле монастырской гостиницы. И при ней – две ее внучки, близняшки Вера и Люба. Их мать умерла после родов, а отец где-то жил своей жизнью. Вот Амвросий и предложил Амвросии купить для девочек землю Калыгина. Бабушка охотно согласилась.

В 1881 году Амвросия умерла, и ее сын стал предъявлять родительские права на одиннадцатилетних близняшек. Он не хотел мириться с тем, что его дочки воспитываются фактически в монастыре. Амвросий предложил компромисс: поместить Веру и Любу в Орловский женский пансион. Его начальницей была духовная дочь старца, так что близняшки оставались под присмотром. Так и сделали. Скоро, однако, выяснилось, что папаша не унимается: снял дачу, хочет, чтобы девочки провели лето с ним. Отчаянию Любы и Веры не было предела. Они-то всю зиму рвались из пансиона в Оптину. Обе почти от рождения прониклись монастырским духом. И слышать ничего не хотели ни о каком отце, ни о какой мирской жизни. С младенческих лет их любимым занятием было богослужение. Вместо баюканий кукол они постоянно устраивали дома молебны. Сами пели и привлекали домашних. Иные даже пугались: что-де это за игры для девочек!? Но Амвросий сказал: «Ничего, пусть молятся, ведь они знают, куда готовятся». И показал взглядом к небу.

Короче, когда стало ясно, что отец вот-вот заберет Веру и Любу, начальница пансиона, не дожидаясь окончания учебного года, погрузила девочек в тарантас крытый рогожей (Амвросий советовал нанять экипаж попроще, чтобы отец не смог узнать дочерей, если встретит в дороге) и отправила в сторону Оптиной.

Эта история кончилась плохо. Через несколько дней по приезде Вера слегла с дифтерией. Через три дня вслед за ней – Люба. Вера умерла быстро, Люба еще долго мучилась. Господин Ключарев, заставший ее в живых, вызвал доктора, но Люба отказалась от его лекарств, пила только святую воду. Просила молитв Амвросия и образок. Старец прислал распятие. «Значит, опять страдать», – сказала она.

По правде говоря, гибель девочек была давно уже предрешена. Еще когда они были совсем маленькими, Вера как-то спросила Любу: «Ты хочешь жить?» И та ответила: «Нет». Тогда Вера сказала: «Я все думала об этом и решила, что дольше двенадцати лет жить не стоит». Люба: «И я дольше не хочу жить». Так сестры беседовали многократно. И умерли за полтора месяца до своего двенадцатилетия.

 

Разумеется, прозорливый старец знал об их смерти заранее и задолго готовился к ней. Едва Амвросия купила хутор для девочек, как уже началось строительство, которым издали, исподволь руководил Амвросий. При этом Амвросия все удивлялась, зачем это батюшка предлагает такую странную планировку дома: большая зала в восточной части, а остальные комнаты – много клетушек. Это как-то не соответствовало представлениям помещицы о нормальном человеческом жилье. Но, будучи полностью под влиянием Амвросия, Амвросия не могла ему ничего возразить. Когда же умерли внучки, вдруг стало ясно, что столь странная планировка дома, поостренного в Шамордине, совсем не случайна.

Дело в том, что в завещании Амвросии (сделанном по благословению Амвросия) было сказано, что в случае смерти внучек, которым вообще-то отходило Шамордино, в нем должна быть устроена женская община. И на ее содержание был оставлен еще некоторый капитал. В результате смерть Веры и Любы положила начало новой обители, в активе которой уже изначально был удобный для сестринского общежития дом. А также – земля и денежные средства.

Грубый циник тут скажет: ну, все ясно. Мол, Амвросий стремился завладеть имуществом помещицы Ключаревой. Циник с фрейдистскими замашками скажет иначе: да, стремился, но бессознательным образом и – в самых благовидных целях, не для себя. Кощунство и глупость. Если кто и хотел прибрать к рукам Шамордино, то уж точно не Амвросий. А кто? Вот посмотрим: первыми тридцатью насельницами Шамординской общины стали женщины, жившие в Оптиной при Амвросии, а также – служившие ее внучкам. Эти общинницы и в дальнейшем, когда Шамординская обитель разрослась, оставались особой группой, которая даже носила специальное именование: ключаревские. Я вовсе не говорю, что эти женщины (некоторые из них были еще крепостными Ключаревых) могли что-нибудь предпринять для того, чтобы завладеть Шамординым, или имели хоть какое-нибудь претензии на него. Но, согласимся, есть высшая справедливость в том, что именно они наследовали госпоже Ключаревой. И для этого есть даже определенные сакральные основания.

Чтобы это как следует понять, надо вспомнить о той новой религии, которая с начала 19-го века постепенно стала овладевать российским обществом (я о ней уже поминал, рассказывая об оптинских старцах). Божеством ее был Народ. Не народ (с маленькой буквы) как масса, толпа, население, но Народ как некая божественная сущность, которой поклонялись в лице просто народа, живых мужиков. Русская классическая литература (которую можно рассматривать как мифологию) наполнена образами всякого рода Платонов Каратаевых, Мужиков Мареев, Хорей и Калинычей. Это все «типичные представители народа», идеальные сущности, иконы. Однако какое отношение имеет реальная человеческая масса к тому идеальному существу, которое предносилось взору русского интеллигента, боготворящего народ? Самое прямое, ибо народ – богоносец. Каждый отдельный представитель народа может оказаться – ну, полным говном. Но народная протоплазма в целом – субстрат божественного Народа, который может проглянуть в любом мужике. Как, впрочем, и в представителе любого сословия.

Конечно, народопоклонники кадили Народу вполне бессознательно, не понимая толком, кому кадят. Русская мысль не посмела отделить бога (Народа) от его носителя (народа-богоносца). Потому что за разговоры о несанкционированных божественных сущностях можно было весьма поплатиться. К тому же все были ослеплены пропагандой, проводимой государственным православием в интересах еврейского бога, который, между прочим, изначально является тоже Народом, но только – еврейским, богом Авраама и Иакова. То, что он заключил союз с евреями, как раз и означает, что он – их национальный бог. Впрочем, у каждого народа есть свой божественный Народ.

В период формирования национальных государств (19-й век) весь мир (европейский) обратился к народным корням. В них искали основы национальной идентичности. И Россия тут не отставала. Ради курьеза: будущий славянофил Иван Киреевский в своем «Европейце» как раз предостерегал от того, чтобы подражать европейскому поиску национальных корней. Там, мол, «просвещение и национальность одно, ибо первое развилось из последней». А у нас «искать национального – значит искать необразованного». Это было написано в 1832 году, во второй части статьи «Девятнадцатый век». Но и много позднее Киреевский (уже сблизившийся с оптинским старцем Макарием) демонстрировал столь же полное непонимание сути проблемы: простой русский народ у него стал носителем подлинных христианских начал. Не языческих. И даже – не собственно народных…

 

Подобного рода недоразумениями переполнено русское любомудрие, путавшее народ и Народа. Но сегодня не так уж и трудно уловить эту разницу: народ – это то, что Ленин назвал массами, а Народ – то, что Юнг назвал нуминозом. Нуминозная сущность – это совершенно реальный и активно действующий демон, существо со своими таинственными заморочками и конкретными целями, способное вдруг схватить вас за горло и превратить в пророка, героя, подонка или придурка. Народ-нуминоз явился из недр коллективного бессознательного народа. И натворил руками этого народа много чего. Например, совершил революцию. Ее массовый энтузиазм (одержимость) и массовые же убийства (жертвы) – суть деяния Народа, берущего священный реванш, карающего свой народ за религиозную слепоту.

Ниспровергнув еврейского бога, Народ создал народную теократию, накормил (что бы там ни говорили) и обеспечил медицинской помощью население, разгромил германского бога-нациста, которого натравливали на Россию (Юнг и натравливал), вышел в космос, наконец. Но так и не был идентифицирован в качестве бога, от которого зависит человеческая жизнь. И в частности – судьба правителей. Те, кто всуе поминал его имя («все во имя Народа»), были выброшены на помойку. Пришедшие им на смену ублюдки еще заигрывали с Народом под именем Электората. Теперь даже этого нет. Враги Народа пытаются снова загнать его в подполье бессознательного. Дело кончится кровью, когда станет нечего жрать.

В 1890 году, в период бедственного голода, потрясшего Россию, Амвросию явилась Богородица, парящая над хлебным полем в излучине Серены у Шамордина. Старец набросал эскиз видения и заказал своему ученику Даниилу (а в прошлом академическому живописцу Дмитрию Болотову) икону на этой основе. Получилось не слишком канонично, зато очень красиво: женщина с распростертыми руками благословляет в полете урожай. Амвросий назвал этот сюжет «Спорительница хлебов». Нашлись, конечно, ортодоксы, которые говорили, что это не православная икона, а просто какая-то картина. Но Народ в тот момент уже овладел душами православных. Икона в тысячах списках расходилась по стране. И помогала при засухе, неурожаях.

Павел Флоренский увидел в Спорительнице «Благую Богиню». Точней так: «Ведь что же есть эта Спорительница хлебов, как не видение Богоматери в образе, в канонической форме Матери Хлебов – Деметры?» Как это – что? Да хотя бы наоборот: видение Деметры в форме Богородицы. Ведь православному монаху гораздо проще и естественней увидеть явившееся ему языческое божество в знакомой форме: принять Деметру за Богородицу. Ему и в голову не придет, что он видит что-то иное. Вот, кстати, и сам Флоренский, замороченный своим православием, не может даже вообразить реального явления человеку языческой богини. И поэтому придумывает какое-то искусственное построение с Марией, косящей под Деметру.

Но здесь и Деметра сомнительна. С какой это стати древнегреческая богиня плодородия станет являться в излучине Серены? У Деметры есть свое место силы – Элевсин. А в России за плодородие и нарождение народа отвечают Рожаницы. По именам их известно две: Лада и Леля. Судя по всему, они мать и дочь (как Деметра и Персефона) и связаны с богом Родом. Можно сказать: представляют собой его женские ипостаси. В религии Народа, которая так и не обрела формального культа и теологии, но, тем не менее, жила и развивалась, Рожаницам соответствуют Родина и Природа. Вот, собственно, как раз благая окультуренная Природа, дающая жизнь и пищу всему, изображена на иконе Амвросия.

 

Этот человек был так одержим любовью к народу (с маленькой буквы, ибо – старец все-таки в первую очередь был христианином, то есть не осознавал и не манифестировал своего народопоклонничества), был так мощно захвачен его нуминозом, что даже не заметил того, как Народ (в женской его ипостаси) приобрел его руками Шамордино. И основал там свое святилище. Вот и ответ на поставленный выше вопрос. Народ, а не старец хотел Шамордина. Жаль только, что в этой дикой истории бедные Люба и Вера оказались двойной строительной жертвой, положенной в основание новой обители. Зато – какой подъем испытала она: около тысячи жительниц разных сословий к началу революции.

 

Я не хочу обсуждать здесь проблему двойничества (см. это здесь, здесь и здесь), мистику Коры (Персефоны), похищенной Аидом, плач Деметры по дочери. Просто потому, что в Шамордино разыгралась своя эливсинская мистерия. Именно здесь над полями старцу явилась Спорительница, женский дух этого места. И именно к этому месту старец так прикипел, что не хотел из него никуда уезжать: как только соберется в Оптину, сразу заболеет. Калужский епископ Виталий собрался уже насильно забрать его из этой женской обители. Но не успел, приехал в Шамордино как раз, когда Амвросия отпевали.

Преподобный знал, что так будет. Однажды он позвал монашку, исполнявшую при нем функции секретарши, и сказал, указывая на Спорительницу: «Запиши, чтобы ежегодно 15 октября здесь совершали празднование этой иконе». Через год 15 октября его похоронили. В Оптиной.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.