МОТОБИОГРАФИЯ: Казанский собор - 3: День молодости, или бездарный переворот (1991 год)
В этот день я проснулся с мыслью уволиться из Казанского собора. Заебало. Без объяснения причин и в никуда. Просто мне надоело работать. В 19 лет так часто бывает. Я проснулся и включил телик… Что за хуйня… По нему передавали зачем-то Чайковского… Лебединое озеро… Ненавижу классику. Обожаю только гранж.
Длинные белые волосы свешивались до подбородка. Босые ноги нащупали звездные потертые и грязные белые кеды «Конверс». Я попереключал телеящик и внезапно наткнулся на выступление диктора, в котором говорилось о каком-то ГКЧП и каких-то чрезвычайных мерах, принятых из-за внезапной болезни президента Горбачева… Среди перечисленных диктором мер, которые принимало временное правительство или точнее полувоенная хунта, явно отстранившая насильным путем Горби от власти, был и запрет на увольнения с работы.
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Я так давно не веселился с утра пораньше… Страха не было ни в одном глазу… Меня распирал смех… В кои то веки захотел уволиться, и в этот день какие-то пидоры устроили переворот. Я сразу разозлился на этих идиотов. Понял, что перестройка закончилась, и поехал в Казанский собор. Там я, посмеиваясь, сказал хиппи, взволнованно обсуждающим сегодняшние события, похожие на смещение Хрущева в 60-х, чтобы бежали покупать книжки Солженицына и Сахарова, потому что скоро их запретят и изымут из продажи. Те нервно посмеялись, но задумались. Я особо серьезно не воспринимал происходящее. Было ясно, что Горбачева арестовали и держат под стражей, впрочем, особой разницы, кто будет у власти, для меня лично не наблюдалось. К тому времени Горбачев превратился в закомплексованного бессильного и достаточно агрессивного царька. Однако то, что ГКЧП лохи, и что в ближайшие дни произойдет переворот, в результате которого скорее всего придет к власти другой коммунист – по имени Ельцин, еще более агрессивный, чем Горби, – все это тоже особого сомнения почему-то не вызывало. Все герои спектакля были совершенно не симпатичны и заставляли равнодушно смотреть со стороны на происходящий путч.
Была четкая и полная уверенность, что перестройка закончилась. И – само собой – жалко ее не было. Так как она была тоже дебильно разыгранным фарсом, в ходе которого мне пришлось вырасти и закончить школу. Все подошли к какому-то новому рубежу, не сулившему ничего хорошего и красивого при любом раскладе…
Практически все рабочее время я и мои друзья проводили в каморке в подвальном помещении Собора. На стене было написано: «Я шпион из дня своего Рождения!», а на двери висел плакат Pink Floyd времен «Моментального помутнения рассудка». Мы читали вслух книжки про пиратов Карибского моря и уже тогда, задолго до выхода трилогии про Джека Воробья, все мы хотели быть пиратами и даже строили планы и придумывали, как ими стать в наших условиях. Мы часто говорили о том, что надо стать пиратами сегодняшнего дня, как наш кумир Чарли Мэнсон…
Было предложение захватить баржу или парусник на Неве или Черной речке и выплыть в залив, а оттуда – в открытое море, и там уже попробовать атаковать и взять на абордаж более быстроходный корабль… Но вскоре, проследив все поступки, которые нам предстоит сделать – от захвата судна и заложников до убийства ментов, случайных попутчиков и пограничников, если нас не расстреляют раньше, – мы поняли, что пираты в нашем питерском случае это всегда – или гопники (в облегченном случае), которые ночью грабанут ресторан-шхуну «Кронверк», или (в медиум-классе) – террористы-военные вроде легендарного капитана Шмонова, способные поднять бунт на крейсере и поплатиться за воплощение революционных идеалов собственной жизнью. Вскоре, кстати, сухопутную разновидность прижившегося пиратства в Санкт-Петербурге стали называть словом «пацаны». Но это совсем иная история.
Вообще при какой угодно структуре все сводилось к тому, что, совершая разбойные нападения, мы станем уголовниками и урками, на чем бы наше пиратство ни основывалось. Потому что бандиты (и только они!) и есть современные сухопутные пираты. И это как-то останавливало наш энтузиазм, потому что не вязалось с эстетской арт-нарко-романтикой, в которой мы погрязли по самые уши…
Хотя в те дни мы постоянно совершали мелкие пиратские поступки, и из подвальной комнаты рабочих, по экспозиции в которой я тусовался с местными хиппи, удалось стащить ровным счетом все, кроме дивана и пары кресел, на которых сидели. Мы продали на Сенной площади все, что возможно было продать… Какие-то фрезы, сломанный электрический чайник, тумбочка, даже стулья были пропиты. Диван и шкаф было не вытащить из-за их размера. А то мы бы уже сидели на полу.
В тот день мы опять стащили что-то и решили напиться…
Как говорили все вокруг, танки в городе будут завтра уже… или даже сегодня – ходили упорные слухи. Начнутся зачистки, военные на подходе. Город, уже начиная с полудня, стоял, как вымерший. Никто ничего не предпринимал. Все затаились и замерли.
Завтра военные колонны остановятся на полпути, якобы договорившись с питерским правительством, встретившим их на границе Ленинградской области и не впустившим в город. Демонстрации завтра будут повсеместно, несмотря на то, что были сегодня по телерадиовещанию озвучен запрет на любые скопления народа. Но в тот первый день, в полдень, когда я добрался до центра, на Дворцовой я увидел только одного волосатого парня. Он стоял с плакатом с изображением пацифика и надписью «FUCKING WORLD». В городе было безлюдно.
За пару дней до произошедших событий, имевших огромное значение для всей страны, я записал в своем дневнике:
«Я аполитичен. Я апокалипсичен. Я есмь аполитика. Я есть апокалиптика. Я есмь сама аполитичность и апокалипсичность».
Коммунистические игры были мне и моим друзьям чужды, и выбор между ГКЧП и Ельциным казался нам гнусным и неприличным. И те, и другие были чуждыми нам людьми, как и все эти марионеточные политиканы с трясущимися руками, которых показывали по ТВ.
Еще сильнее все ненавидели Горби, у которого были руки уже к тому времени по локоть в крови Рижской молодежи.
Незадолго до этого в Казанском соборе я видел группу ЧАЙФ, которые ходили и разглядывали какую-то тупую псевдорелигиозную выставку, проходившую там. Они тогда уже выставлялись этаким рок-ансамблем и ездили повсюду с гастролями, несмотря на ироничное и ехидное к ним отношение любой мало-мальски нормальной и вменяемой публики… Я в свои 19 лет, увидев их, постарался отойти подальше. Работая чернорабочим в Казанском соборе и будучи реально бедной церковной мышкой, я тем не менее испытывал к ним ощущение жалости… От них веяло таким ощущением лохов и неудачников, что даже стоять рядом было стыдно и неудобно до розового румянца...
САМЫМИ НЕЛЕПЫМИ И ЖАЛКИМИ, кого я видел в юности, была группа ЧАЙФ в Казанском соборе. Быть такими, как они, для молодого парня тех лет равнялось тому, чтобы быть одни из тех убогих, кто ходит и голосует за Собчака или Жириновского.
Обычно, когда ты юный и молодой, лет в 15, глядя на звезду, ты хочешь быть таким, как он. Ну то есть, когда, будучи школьником, я видел БГ, я понимал, что... бляяя… круть… Я улыбался, видя его на улице, и чувствовал, как настроение повышается… И папа мой говорил, встречаясь со мной после спортшколы: «О, Дим, видел тут твоего БГ рядом с Институтом, в хорошей джинсе, носит ребенка в рюкзаке, модный парень, поднялся». Когда я смотрел на Майка, я чувствовал ЗАПРЕДЕЛ вообщееееее… Я визжал в душе: МАААЙК Полный Пиздец! Это Майк! Вы слышите… Я стоял рядом с Майком…
Соприкосновение со звездами было для меня событием на целый день. А то и на неделю рассказов всем девочкам в школе и подружкам на стороне… Ха… Я тут был в Сайгоне… И пил кофе, ел корзиночку с розовым кремом, а потом курил рядом с Севой Гаккелем у входа… В 1987 году такие эмоции были под номером один в моей жизни школьника… Но вот рядом с ЧАЙФ в 1991 мне было стыдно стоять. Настолько они были тупы, немодны и неактуальны. Фууууууу… Даже вспоминать противно.
Такими лохами быть отстойно. Как они умудрились выехать из своего Свердловска в Питер? И зачем? Людей смешить и ставить в неудобное положение от стыдобы находиться рядом с такими лузерами?
Так вот, именно такое отношение было у любого адекватного молодого человека и к политикам. Как к лохам и неудачникам. Впрочем, у многих оно особо и не изменилось. Ни к ЧАЙФ, ни к депутатам.
Намного больше, чем политические волнения, в те дни меня угнетало то, что происходило с Фредди Меркьюри… Мои друзья рассказывали новости о том, что лидер группы Queen, знакомой всем с детства, болен СПИДом. Он закрылся и уединился в своем особняке и ни с кем не идет на контакт. Ему совсем плохо. Он одинок, ходит по дому со свечами, постепенно сходит с ума, худеет и испаряется на виду у всего мира…
Мне было жутко страшно за Фредди. Я очень переживал его муки. Накладывалась моя любовь к Киту Хэрингу и Роберту Меплторпу, творчество которых я боготворил. Они умерли от СПИДа, пока я учился в школе...
Катастрофа была ужасной. Я впервые прочел о СПИДе у кинотеатра МОСКВА в 1984 году. На газете, наклеенной на уличном стенде, было рассказано о новом смертельном заболевании, появившемся в США и поразившем бедных людей.
В течении пяти лет эта болезнь превратилась в чуму. А бедные люди оформились в наркоманов и гомосексуалистов. А тогда об этом я прочел двенадцатилетним подростком – что вот, на Западе появился вирус. И пошел в кино. Но запомнил эту новость, потому что статья была тревожной и слегка истеричной… Хотя то, что эта болезнь охватит всю планету, я ребенком и представить не мог. Только когда от нее стали умирать мои кумиры, я обратил на нее внимание. К тому времени оказалось, что она стала второй (после рака) косой, работающей в две руки Смерти.
Вот, в общем, чем у меня была занята голова, и уж всяко не отстранением Горби от кормушки.
Вечером того первого дня путча мы оказались всей волосатой бандой на Сенной площади, продали последний стул и чайник из нашей комнаты. Раз настали, возможно, последние дни свободы, решили мы коллективно, надо было продать то, что еще можно было продать и пропить. Денежные знаки были тут же обменены на бутылки с портвейном, и мы стали бухать в жестком стиле на Садовой…
В результате наших обсуждений мы пришли к выводу, что у путчистов и собчако-елциновской банды шансы равны. Но итога два. Или мы начинаем жить в концентрационном лагере, если побеждают первые, или вторые бодренько уничтожают СССР и страну, в которой мы живем, и начинается гражданская война и хаос.
Перспективы были настолько паническими, что мы вскоре напились до легкого галлюцинирования. Я смотрел на психоделические тиражирующиеся в моем воображении движения толпы и ощущал волнение набравшейся под вечер смелости и выползшей наружу людской массы. Пошатываясь и удерживая равновесие, я встал со скамейки и подошел к одному из стихийно митингующих (кажется, в этот день ближе к ужину, все уже стали митинговать). Этот коротко стриженный, выглядящий, как будущий менеджер, а тогда – как комсомольский активист, паренек уже раздавал заранее подготовленные или по-быстрому слепленные – это одному Богу известно – антиправительственные листовки…
Я, довольно улыбаясь, уцепился за какой-то столб и, раскачиваясь на нем, стал громко говорить с «молодым революционером».
– Эй! А когда вы успели напечатать листовки с обращением Ельцина? Ну я все понимаю, переворот и прочее, а как так быстро отреагировали? А? Может быть вы знали заранее о том, что произойдет? А, друг? Чего не отвечаешь мне? Я же народ, ради которого все и делается!
«Революционер» молчал.
Я подпрыгнул к молодому пиздюку, раздававшему листовки, и уставился ему в лицо, зашипев…
– Почему ты мне неотвечаешшшшшшшшшшь? ААааааааааааааааа???
Мой ровесник, в костюме и с пламенным взором зомби зло обвел меня взглядом, пытаясь уничтожить. Но не в силах этого сделать из-за моего явного физического превосходства, деланно вежливо сказал:
– Молодой человек, в стране происходят важные вещи. Большая просьба, не мешайте. Развлекаетесь, выпили, так проходите. Развлекайтесь. А у нас здесь военный переворот.
Я рассмеялся ему в лицо.
«Военный переворот? Ты еще скажи "революция"! Ты – революция?» – Я был поражен в самое сердце…
О, Боже… Если такие, как он, революция, а такие, как я, «выпил, проходи»… то… куда катится этот заебаный мир…
Я отошел, пританцовывая, отпивая портвейн из бутылки, и спросил громко Митю и всех, кто сидел рядом, наблюдая за мной…
– Этот комсомольский лох, раздающий листовки за Ельцина, – и есть та самая Революция, которую все они ждали??? Бляяяяяя… Это революция… Я ебу вас в жопу, дети! Ельцин и этот комсомольский пидорок – революционеры! Я хуею!
Прохожие люди стали неадекватно на меня реагировать и появились недовольные, примкнувшие к раздававшему листовки кретину.
Послышались призывы вызвать милицию и задержать меня как провокатора.
– Я провокатор? Я провокатор? Да! Я контрреволюционер!!!
Меня схватили под руки друзья и увели с площади в один из дворов рядом. Я не унимался и стал кричать уже что-то и там, и хиппи, увидев, что я впадаю в состояние невменяемое, ушли по-английски, не прощаясь. Со мной остался только мой верный и также, как и я, в попу пьяный Митя.
Во дворе я совсем взбесился и, разогнавшись, подпрыгнул и влетел в одну из стен колодца, да так, что бутылка разбилась, облив меня алкоголем, а я упал на асфальт, сделав пируэт в воздухе. Лежа и не чувствуя боли от падения плашмя, я закричал с еще большей силой:
– Я ненавижу революцию! Накормите контрреволюцию кто-нибудь! Дайте мне хлеба и зрелищ, люди!
Во дворе колодце стояла тишина. Я вскочил, как ужаленный ею… Секунда на то, чтобы собраться… И снова угар. Я стал визжать свою любимую фразу из недавно просмотренного фильма «Калигула», вытянув перед собой вертикально вверх большой палец правой руки и пытаясь прошагать танец Башмачка:
– Именем сената и народа Рима повелеваю! Мошонка!!! Мошонка!!! Мошонка!!!!
Вдруг из окна высунулась молодая девушка и сказала веселым голосом:
– Эй! Привет! Заходите ко мне, мальчики!
Я тут же заткнулся от неожиданности и в совершенно вдохновленном состоянии посмотрел на нее, нащупав ускользающим взглядом силуэт девушки в окне. Меня зашатало не по-детски от такой концентрации воли… В голове моей промелькнуло, как я поднялся вместе с Митей к ней. Как мы допили вино из его бутылки и съели четвертинку ее черного хлеба с солью. Как нам было невероятно вкусно. И мы уже выпали из реальности, чтобы это особо контролировать.
Она в моей секундной фантазии целовала нас везде, а мы глупо улыбались и не могли ответить ей взаимностью, потому что были абсолютно недееспособны. Она смеялась, трогала, щупала нас, брала в рот и гладила… Митя ушел в туалет, не в силах уже бороться с опьянением. Меня не тошнило и нравилось состояние Праздника. И я все время повторял «Революция» и «Контрреволюция», путая их между собой… Она предлагала остаться у нее до утра, так как «в городе неспокойно» и продолжала то посасывать, то поглаживать. Я сказал, что надо домой, и что все равно мне не сосредоточиться на том, чтобы кончить.
Все это пронеслось у меня в голове за долю минуты.
Я так же зачарованно глядел, покачиваясь во дворе с глупой улыбкой и смотря на девушку в окне… Митя реально, оказывается, отошел и писал за мусорными баками. Фантазия и реальность соединились в этот миг, и я сфокусировался…
– Нееее… не пойду к тебе…
Нееее имело смысла подыматься к ней. Я уже все пережил и прожил, что она могла нам дать в этот миг, – пока смотрел на нее снизу вверх, моргая, как в замедленном кино… Все самое прекрасное уже произошло между нами… Как между девушкой и юношей, случайно встретившимися взглядами, – она в окне проезжающего трамвая, а он пешеход на тротуаре, они видят друг друга, выцепляя из окружающего мира, дарят улыбки и даже машут ручками, повысив положительное настроение до высшего предела… И больше никогда-никогда-никогда не видятся… Не понимая, что это было за наваждение и встреча, как мимоходом уловленный запах или услышанный звук, приятный, но тут же потерянный, подобно воспоминанию о сне или упущенной мысли…
Потом, я сказал Мите, и он со мной согласился, что, по всей видимости, эта девушка была ведьмой. И мы правильно сделали, что не пошли к ней в гости. Мы избежали, возможно, невероятной опасности попасть в лапы ее секс магии… Ну кто еще по ночам во время военных переворотов приглашает к себе двух пьяных ублюдков, чтобы накормить их и заняться с ними групповым сексом?
Точно – обычная городская ведьма.
Так мы вышли, разрушив ее чары, обнявшись и поблагодарив эту гостеприимную особу, из двора на улицу, полную людей что-то обсуждающих, демонстрирующих и кричащих… Я курил, не переставая, прикуривая одну сигарету от другой и пытаясь завестись хоть к кому-нибудь, но не мог связать накопившиеся слова в хотя бы одну осмысленную фразу, и бросил вскоре это безнадежное дело – симулировать из себя трезвого человека…
Психоделика уже была запредельная и несознанка – полная. Я дышал глубоко носом и, задирая его к небу, был готов в любую секунду упасть, потеряв сознание, на уходивший то и дело из-под ног асфальт… Как говаривал мой друг фотограф, когда ему указывали на количество встречающихся на прогулке по Санкт-Петербургу пьяниц: «Да это не алкоголь. Просто штормит. Город-то – морской!»
Так что заштормило буквально пол города в тот день. Только одних – из-за военного переворота, а других от бессчетного количества бутылок выпитого вина и выкуренной марихуаны… Поэтому у облегчившегося Мити, поддерживающего меня, шатающегося и в абсолютной прострации и потере времени и пространства, хватило ума остановить проезжавшую мимо машину и усадить меня в нее.
Был глубокий вечер, и мы поехали домой за 10 рублей – с Невского проспекта, в настоящем желтом такси-волге. Мы стали взрослыми, думал я, опустив голову вниз и не видя ничего в окна, в которых, наверняка, происходило, судя по звукам, много всего интересного. Но сил моих уже фиксировать это не было.
Таксисту было жутко прикольно происходящее за бортом, и он хотел общаться с пассажирами. А поэтому он долго вез нас окольными путями, чтобы побольше всего засмотреть в городе и заодно поболтать с нами.
Я мало что уже понимал, так был размазан и разбит вдребадан и засыпал, скрючившись на переднем сиденье и склонив гордую башню, да попросту уронив ее к себе на колени... Однако чудесным образом я продолжал воспринимать в полубреду, как Митя поддерживал беседу с водителем такси и указывал мимоходом еще и правильный путь… Я продолжал мыслить на грани отключки…
Митя – сильный мужик… На год меня старше потому что… Домой, домой, домой… думал я… Нисколько меня не тошнило, хоть и пьян я был в сраку. А вот Митю прополоскало… Значит я круче… И девушка-то эта какова… А? Я только во двор вошел и крикнул, а она тут же мне отдалась… Да я же Джим Моррисон, бля… Я Король-Ящерица, ей Богу… я могу Все!… А этот пидор в пиджачке-комсомолец мне сказал, чтобы я проходил мимо… Лох поганый… Революционер ебаный… Да срать мне на его революцию… Тварь… Ублюдок… Ненавижу политику… Если завтра хунта придет к власти, захватим самолет и на хуй отсюда свалим… Серьезно… Станем воздушными пиратами. А хули делать… Главное понять, где оружие раздобыть… Надо анархистов найти будет… Они знают… У них должно быть… И заодно этого с листовками найти и пристрелить урода… Дерьмократ херов… А ему сосал вообще кто-то? А он кончал хоть раз вместе с другом на лицо одной девки? Да у него стоит вообще его хер? Да я его своим шлангом отхлестал бы по щекам, будь он хоть немного посимпатичнее… Лошина недоебанная… Террор… Только террор... Я Дима Мишенин, ик… ик… ик… Я – гений! Это… мммм… аааа… харашо… Ик… ик… икаю бля… Ну мы и ужрались… Господи! Как хорошо-то… Переворот, хуеворот… Да срать мне на вас всех… Засыпаю… Митя, не бросай только меня… не бросай… не бросай… ни в коем случае не оставляй меня одного… я потеряюсь… Хнык… хнык… Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха… Хрррррр… мммммммм… какой классный день… просто лучший… уволюсь завтра… или не уволюсь… путч же этот… ну через неделю уволюсь… когда закончат власть делить… муррррр… миау-мааааоооооо… отлично погуляли… а теперь домой, домой… срочно в теплую кроватку… под пледик… революция… революция… неееее… Я не революционер... спать, спать, спать...
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете