Итак, на рейде Константинополя покачивается корабль с мертвым кандидатом в русские митрополиты на борту. Такой исход предсказал Сергий Радонежский. На Босфор мы еще вернемся.

А Сергий родился в 1314 году в семье ростовских бояр Кирилла и Марии. У родителей три сына. Сергий (при крещении он получил имя Варфоломей) был средним. Старшего звали Стефан, младшего – Петр. В селе Варницы под Ростовом Великим, где стоял их дом, действует Троице-Сергиев монастырь, основанный в 1427 году, после того, Сергий был причислен к лику святых. Есть, впрочем, версия, что монастырь построен не на месте усадьбы, а там, где отроку Варфоломею явился ангел в виде монаха.

 

Встретить монаха – очень дурная примета. Может унести душу. Но тут, вроде, все обошлось. Обернулось даже к лучшеиму. Посудите: в детстве Сергий был глух к учению. Братья над ним издевались, как над Иваном-дураком из «Конька-Горбунка». Раз отец послал Варфоломея искать жеребят, и вот в поле у дуба – фигура в черном. Разговорились. Отрок пожаловался: «Никак не могу выучиться, не понимаю, что мне толкуют». Гм-гм. Старец достал кусочек просфоры: съешь. Потом они пришли в дом родителей мальчика. Тут старец дал ему книгу: читай. Тот: да я не умею… Читай! И Варфоломей начал бегло читать. Уходя, уже на крыльце, монах обронил загадочную фразу: «Отрок будет некогда обителью Пресвятой Троицы». И стал невидим.

Где-то после 1328 года (когда сбором дани для Орды занялись люди Ивана Калиты) Кирилл и Мария совершенно разорились, уже не могли платить, и были насильно переселены в Радонеж, небольшой городок между Москвой и Переславлем. Здесь жизнь начала понемногу налаживаться. Стефан женился, родил двух сыновей. Но вдруг его жена Анна скончалась. Бедняга был так потрясен, что не смог больше жить в миру. Схоронил жену в Хотькове монастыре в шести километрах от Радонежа и сам в нем постригся – чтобы быть рядом с покойницей. Я упоминал Хотьков в связи с историей родителей Александра Свирского. И тогда еще говорил, что он был оптиным, то есть – общим для мужчин и женщин. Под конец жизни туда вместе ушли Кирилл и Мария.

Покровский монастырь в Хотькове был основанн в 1308 году. Как водится, он стоит на месте древнего святилища. Можно даже сказать, какому именно божеству там когда-то поклонялись: Хоти, богине продолжения рода. Несмотря на то, что культ был подавлен, она и сейчас витает в окрестностях. Вся мифология этого места связана с семейными добродетелями: здесь почитают могилу родителей Сергия, а в их лице – и всех родителей. Здесь Стефан предстает настоящим Орфеем, уходящим из мира живых за своей Эвридикой. И он же заботится о своих стариках до самой их смерти. Не так уж и много на свете мест, где бы в первозданном почти состоянии сохранилась религия семьи и создающей ее специфической любви Хоти.

Вообще, вся местность вокруг Радонежа заряжена семантикой любви и смерти, энергетикой Рода. Это выражается и в топонимике. Например, в названии Радонеж отчетливо слышится Радоница. Этот праздник в христианское время оказался привязанным к Фоминой неделе, следующей за Пасхальной. На Радоницу люди ходят на кладбище, к своим мертвым – родителям. Не только к отцу с матерью, но и вообще к умершим родным, к Роду. Поправляют могилы, поминают мертвых, едят и пьют с ними, плачут. А вечером пляшут и бьют в ладоши – мертвые рады, когда живые веселятся. Но кроме Радоницы на Фоминой отмечают Красную Горку. В этот день издревле устраивали сватовство. Праздник Рода, мертвых родителей, продолжающих свою жизнь в детях, и должен быть связан с брачными играми. И еще: Радоница начинает весенний цикл ритуалов Рода, идущего сквозь поколения, а завершает его Троица, праздник мертвых, отмечаемый на 50-й день после Пасхи.

После смерти родителей (1337) Варфоломей сказал Стефану: давай жить в пустыне, по примеру древних подвижников. Стефану идея понравилась. Согласно легенде, сначала братья хотели поселиться в урочище Белые Боги неподалеку от Радонежа. Но их оттуда прогнали. Я безуспешно искал это место. Почти все, кого я расспрашивал, знают название, но о расположении гадают: Радонежское городище, холмы вокруг Воздвиженского, Казанский источник… И не имеют понятии о том, что эти Боги собой представляют. Ясно одно: Белобог диалектически требует Чернобога. Этнограф Ходаковский, который в 19-м веке побывал в Белобожье, сообщает, что там рядом ему показали еще и урочище Могильцы. Такой дуализм жизни и смерти, Белого Бога и Черного – естественно вписывается в характерную для Радонежья мифологию Рода.

После неудачи в Белых Богах братья двинулись на север, к Красной горке, или иначе – Маковцу. Это километрах в двенадцати от Радонежа. На Маковце люди видели свет, иные – огонь, а некоторые ощущали благоухание. Там с высоты открывался лесистый простор, под горой текла речка Кончура, по ее берегам били родники. Похоже, братья опять пришли в почитаемое место. Срубили избушку, небольшую церковь. Варфоломей спросил брата: во имя кого освятим нашу церковь? И Стефан, сославшись на покойных родителей, а также на ангела-монаха, ответил: «Пусть церковь наша будет посвящена имени Живоначальной Троицы».

Считается, что эта церковь – первая вообще Троицкая церковь из когда-либо возведенных на Земле. Павел Флоренский в статье «Троице-Сергиева лавра и Россия» обсуждает этот вопрос и приходит к выводу: «Весьма мало вероятно построение храмов Троичных до этого роста Троичной идеи в 14-го веке; но если бы несколько таких храмов и в самом деле было в века предшествующие, то они не могли быть сознательно воздвигнутыми символами идеи, еще не оформившейся и, следовательно, должны быть рассматриваемы либо как исторические случайности, либо – как смутные предчувствия того целостного явления, которое раскрывается лишь с 14-го века». А вот о празднике Троицы: «Византия не знала этого праздника, как не знала она, в сущности, ни Троичных храмов, ни Троичных икон». И далее: «Праздник Троицы, нужно полагать, впервые появляется в качестве местного храмового праздника Троицкого Собора — как чествование «Троицы» Андрея Рублева».

То есть Троица – это праздник места силы на Маковце. Если иметь в виду, что в русской народной религии Троица – как и Радоница – праздник поминовения родителей, то станет ясно, что братья принесли на Маковец (а скорее продолжили там) традицию почитания Рода, животворящего чреду поколений. Конечно, эта традиция была оформлена в христианских терминах, но все же для Стефана и Варфоломея Троица не была догматическим вывертом, который невозможно понять – ни интуитивно, ни логически. Троица была для них просто данностью, непосредственным опытом. Опытом трудового почитания трех аграрных богинь (я уже писал о женской Троице трехполья). Опытом сосуществования трех поколений: дедов, отцов, сыновей (минимальный и очевидный для всех трехтактный цикл движения Рода). Но главное – опытом семьи.

Варфоломей унаследовал от родителей две иконы: Богородицу с младенцем и Николу. Когда они стоят рядом, получается русская Троица: отец и мать, соединенные ребенком (кстати, напомню, что на Оковецкой иконе они уже буквально соединяются в семью). И нечто подобное же изображено на иконе, носящей название Ветхозаветная Троица. Сара и Авраам там, конечно, не просто бездетная еврейская пара, которой ангелы сообщают о рождении сына. Это – любая чета, у которой будет ребенок. Его еще нет, он виртуален, он присутствует на иконе (и то не всегда) лишь как закалываемый агнец (и одновременно – средний ангел, а два других – ангелы матери и отца). Но в целом эта икона – все та же семейная Троица (отец, мать, дитя), образ продолжения Рода, которое обеспечивает Дух (или – Хоть).

А если родителей с Ветхозаветной Троицы убрать, то получится Живоначальная Троица. В ней опять та же идея, но – отвлеченная от конкретных реалий человеческой жизни: ангелы лишь символизируют семью. Теоретически Сергий мог видеть такую икону, но вряд ли имел ее в своем монастыре. Насколько известно, первое изображение Живоначальной Троицы появилось в 1375 году над портретом отставного императора Иоанна VI Кантакузина. Впоследствии этот сюжет попал на Русь и воплотился в Троицу Андрея Рублева.

Вернемся, однако, немного назад. Братья прожили на Маковце год или два, а потом Стефан решил уйти в Москву. Там он поступил в Богоявленский монастырь и сблизился с монахом по имени Алексий. Этот человек принадлежал к высшей московской элите: был сыном влиятельного боярина Федора Бяконта, крестником Ивана Калиты, готовился в митрополиты. В 1340 году митрополит Феогност сделает его своим наместником. После этого Стефан станет игуменом Богоявленского монастыря. И кроме того – духовником Московского князя Семена Гордого (который скажет в своем завещании сакраментальное: «Чтобы не перестала память родителей наших и наша и свеча не погасла»). Именно от Стефана Алексей узнает, что на Маковце живет отшельник Варфоломей, великий подвижник, но – не монах. Как же так? Нехорошо, пусть пострижется. Осенью 1345 года Варфоломей стал иноком Сергием. Постепенно к нему стали собираться ученики, возник монастырь…

В 1353 году умер Феогност. Алексей отправился в Константинополь поставляться в митрополиты. Пробыл там больше года. Патриарх Филофей все тянул с поставлением, но, слава богу, успел. В июле 1354 года Алексий был посвящен, а уже в ноябре генуэзцы доставили в город Иоанна V Палеолога. Император-исихаст Иоанн VI Кантакузин был низложен и постригся в монахи, его ставленник патриарх Филофей отправлен в ссылку. Это был заключительный акт гражданской войны, шедшей с 1341 года. Кантакузин писал о ней: «Общей была война у каждого города и против василевса Кантакузина, и против динатов, ибо почти надвое раскололось государство: немногие держались Кантакузина, а массы народа, предводительствуемые мятежниками и неимущими, предпочли встать на сторону столицы». Почти марксистский анализ.

На самом деле среди тех, кого Кантакузин называет мятежниками, было немало богатых и знатных. За Кантакузина стояли в первую очередь крупные землевладельцы, а против него – городские торговцы, предприниматели и чиновники, группировавшиеся вокруг Анны Савойской, матери Иоанна V Палеолога. Впрочем, воевали тут скорее даже не люди, а боги: буржуазное божество торгово-промышленного капитала, свившее гнездо в городах, и богиня аграрного производства, жившая в светских и монастырских латифундиях. И у каждого из этих божеств была своя мифология.

Мифология божества земли (исихазм) заключается в том, что энергии, излучаемые богом, – тоже божественны. То есть дают человеку возможность не только соприкоснуться с богом (например, знать его волю), но и в некотором смысле обожиться. Основным проповедником этого мифа в ходе войны был Григорий Палама, который говорил, что свет, который видят аскеты во время своих упражнений, нетварен. А оппонент Паламы монах Варлаам (будущий учитель Боккаччо и Петрарки) считал, что этот свет имеет психофизиологическую природу, то есть – сотворен богом. И это уже совсем другая мифология, отделяющая человека от энергий божественного мира, оставляющая его наедине с миром. Из нее развилась западная наука, высокие технологии и убожество среднего класса.

Так вот, пока Алексий ездил к грекам, на Маковце произошли перемены. Сергий отправился в Переславль к епископу Афанасию (который замещал митрополита) и в течение двух дней перескочил сразу три ступеньки иерархической лестницы: иподьякон, иеродьякон, священник. А в довершение получил еще сан игумена. Это бывает, если под человека задуман масштабный проект. Смотрите: едва Алексий успел вернуться в Москву, как к Сергию явились послы от патриарха Филофея. Принесли подарки, а также письмо с предложением создать в Троицком монастыре общее житие. Откуда мог знать Филофей о существовании какого-то Сергия и его лесного монастырька? Да он и не знал. Просто вдруг появилась идея насадить на Руси общежитийные монастыри. Может, она появилась у Алексия, а может – у самого Филофея. Во всяком случае, Сергий был извещен об этой идее еще до письма патриарха и был с ней согласен. Потому и отправился в Переславль к Афанасию, который тоже, выходит, был в курсе дела и без проволочек рукоположил Сергия.

 

Тут надо объяснить: монастырь Сергия изначально был особный. То есть у каждого инока была своя келья, еда, одежда, свои средства к существованию. Что это значит на практике? Вот пример. Сергий обычно все, что имел, раздавал, так что иногда ему просто нечего было есть. Как-то раз с голоду, он нанялся к одному из иноков собственного монастыря. Весь день пристраивал к его келье крыльцо, а вечером получил за работу решето гнилых сухарей. Разве это по-братски? И все же такая кулацкая практика процветала в монастырях. Но дело не только в них. Эксперимент, который решили провести в отдельно взятом Троицком монастыре, предполагал настоящий коммунистический переворот в мировоззрении. И даже – преображение самой природы русского человека.

Конечно, жить единым общежитьем – не было новостью. Первый общежительный устав был создан в 4-м веке Пахомием Великим. Он был римским солдатом, потом стал отшельником и наконец основал монастырь, в котором ввел казарменные порядки, общее единообразное питание, одел всех в одинаковую одежду, запретил иметь деньги, заставил монахов работать на общую пользу обители. Нарушителей строго карал. Успех был ошеломляющий. Трудовая армия центуриона Пахомия процвела. У него появились подражатели, основавшие свои общежительные монастыри (киновии, коммуны). Характерно, что именно исихазм, предполагающий уединение и безмолвие, оказался накрепко связан с идеей общего жития, которая со временем обернется практикой коммунистических латифундий.

Если тебя не загоняют в колхоз силой, идея общего жития не так уж плоха. Однако в Сергиевом монастыре она не всем понравилась. Не понравилась, например, брату Сергия. После смерти Семена Гордого Стефан вернулся на Маковец. Когда началось общежитие, выступил против него. Сначала это были просто разговоры, типа: ну как же так можно, а где уединение, где покой, исихия? Но постепенно страсти накалились. Однажды Стефан не выдержал, резко выговорил одному из сторонников Сергия, напомнил, что основатель этой обители все-таки он, Стефан, старший в роде… Сергий смолчал, но ночью тайно покинул свой монастырь. Мы еще проследим его путь. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.