Пока плутал, пока к сестринской скале путь держал, много мыслей во мне накопилось. Приходилось мудрых лещей ловить и да им все высказывать. А потом выпускал их на волю вольную – во траву высокую. И в облаках снежных поверху да грязно-желтых понизу светилась мне в ответ думка, что подавлюсь я разрыв-травой, не про мою честь Марьюшка ковры плетет.
- Ушла наша Марьюшка, - вместо здравствуйте порадовала Дарья. Ох и долго я шагал по лесам дремучим и пескам зыбучим, с разрыв-травой в суме и надеждой в сердце, чтоб услышать такое. Одних лаптей сколько сносил! Эх лапти, да лапти, да лапти мои!
- Как пришел ты к ней на макушку утеса, так переменилось в ней что-то. То в дали глядит, Алешу высматривает, а то выйдет на тропу, где катился ты камнем, и смотрит, милая, головушку наклоня напоперек. Точно наваждение. Когда ты у ней суженым был – другое дело: песни пела да ковры ткала! А как три дня прошло, будто сшалела: одела сапожки сафьяновые, да взяла сумочку переметную. Положила в нее пряник узорный – гостинец Алеше, и не пошла по дорогам пыльным, а взобралась на кручины утеса, да и стала ждать. И тучи совсем темные тогда на утес пришли, вея прохладой. И окутала самая большая туча Марьюшку, что и не разглядишь. Как уползла та туча, так и не видала я ее более. Видно взяли ее с собой – унесли облака дождевые. Если доведется тебе сыскать ее, ты пошли мне голубя с ногами мохнатыми. Научу я тебя свисту голубиному.
- Где ж сыщу я подругу заветную по просторам необъятным?
- А ты наколол бы мне свет-Володя дровишек, а то дятлов из лесу звать не с руки. Может и я тебе сгожусь… Подскажу тебе малость самую.
И на славу наколол я дровишек, и да разложили мы костер с дымом-пламенем. И поглядела в небо она пристально, да и свистнула; куда там Аленушке! И упала с облаков в наш костер птица лесная – что глухаркой зовут.
Никогда я не умел свистать. А как свистнет Дарья, так из высот небесных падают голуби да гагары, и с мохнатыми лапами, да и с эпилированными. А на мои потуги ничего и не падает; лишь к вечерней заре дождик пошел. Заругалась на меня Дарья-Искусница, угостила жарким из тетерки с голубями почтовыми. И поведала мне сестра любезная, что есть где-то клубок путеводный. И по мысли ее, только у Бабы-яги тот клубок и может быть. Другая баба, дескать, тем клубком перед подружками нахвалиться б не могла. Или платок связала! А чтоб разговорить бабу ту – Ягу, загадай ты ей три загадки. Да только над вопросами поразмысли,… может тебе Яга на них такие ответы положит, что жизнь твоя переменится.
Как наутро уходил я из под утеса в путь обратный, вышла Дарья проводить меня по речной свежести утренней, да по гомону птичьему.
- Если встретишь Алешу, - крикнула вслед, когда уж и попрощались, - ты не убивай его. Изведется, глядишь, наша Марьюшка, ждать все равно будет. Да и не дождется, пока он в кольчуге блесткой с горочки напротив спустится!?
И хоть новая жизнь моя в мире подземном да подсолнечном все больше на бесконечное путешествие смахивала, не грустил я. Хоть и пропала Марья – раскрасавица, а все я иду куда-то, может к ней приближаюсь, над загадками размышляю.
И дошел я к реке Горынь и поздоровался с бабой-Ягою и загадал ей загадки легкие да примитивные. Спросил лишь: «как платил незнайка за свои вопросы, что скрывал последний злой патрон, и чему посмеивался Санька Матросов, перед тем как шишел-мышел пернул, вышел вон!?» Охолонула меня Яга глазами серыми с странной жалостью.
- Нет у тех загадок ответа, - молвила. Но сдается ей, что успел я своими загадками, (если мои они) не одному богатырю радость хмельную споганить и многих красавиц от себя на скользкую дорожку своротить. Те загадки, дескать, можно вместо зелья отворотного использовать. – Не надо мне, более, - говорит, - твоих загадок. Я тебе сама лучше загадаю. Слушай вот:
- Шла свинья из болота вся исколота?
- На меня намекаешь?
- Наперсток то. Слаб ты умом в загадках. А вот эту попробуй: сивая кобыла по торгу ходила, к нам пришла, по рукам пошла?
- Эту я знаю, бл… баба это гулящая!
- Сито это, недотыка! Тогда уж эту: кругла да не девка, с хвостом да не мышь?
- Ведьма что ли? А знаю… Баба Яга!
- Я бабой да Ягой была, когда ты еще на карачках под стол ходил…
- На празднике что ли?
- Дитем когда ты был. Им и остался. Вот недоумок, репу не знает. Ну а последнюю отгадаешь: Села уточка на вяз, кто попросит тому даст?
- Дарья Искусница?
- Рукомойник это. Не можешь загадки отгадывать так куда тебе девиц искать?
- Тогда так помоги!
- Ну так расскажи бабе красавице сказку, какой бы она не слыхивала.
И я начал рассказывать сказку об аленьком цветочке: грустно, монотонно и путано. Но слушала меня баба внимательно и квасом меня напоила, как завершил я свой рассказ. А как перевел я дух, молвила Яга голосом нежданно низким:
- И эту сказку знаю. Да неправильно ты ее сказываешь. Не мужик на том острове заколдован, а баба. И цветок о ста лепестках там не алый, а золотой! И не поцелуя девичьего там надо чудищу, а другого совсем. Да и не остров это. Здесь неподалеку – в двух днях оконь за болотом на озере ее терем. И знаю я, как горю твоему помочь…
- Да знаешь ли ты мое горе?
- Не знаю и знать не хочу! Небось убить тебя хотят или зазноба толстощекая во лесу потерялась. То горе небольшое. Ты лишь принеси мне тот золотой цветок, а я уж не постою за ценой. Разгоню твою тоску помелом да зеленьем,- и в глаза мне глядит. А в глазах ее и честь, и призыв женский неведомо куда и надежды непонятные. Если б не слыхал в детстве сказок, так и поверил бы на слово!
- Чего смотришь веселый гость, аль не мила тебе, или думаешь у милки твоей пониже животика маки растут?
- И два василька лазоревых! – как Яга нахмурилась, так решил я с другой стороны заход сделать:
- Чтож ты старая карга гостя не напоила, не накормила, а о делах вопрошаешь? – и весь я стал игривый да ухарский. Мне казалось, что после этих слов баба должна оставить свои потайные мысли и забиться в радостных хлопотах. Однако мне в хозяюшке почудилась даже некая злоба - обленилась совсем!
- И вправду, что это я расселась, - говорит, - давно ты не мылся. Тьфу, тьфу, тьфу, русским духом пахнет.
И во многих банях мне бывать приходилось, но в таком жару отродясь я не сиживал! А еще кругом дым да кумар – куда там веником хлестаться. Посидел я еще малость, охолонуться решил. Тут то и заметил я, что дверь снаружи подперта – не откроешь. Поломился я в дверь – крепкая зараза! А на мне уж кожа скоро как у курочки жареной сделается – вот она хваленая баня древнерусская до чего доводит! Присел я на пол от жара и лишь скребусь в дверь и стучусь робко. Спробовал еще раз подняться и вырваться, да не встать – будто голову в печь доменную суешь. Вот она думаю подлинная сказка про Ивашечку на ухвате и печь. Видно надо было попросить Ягу первой показать как в бане моются, а не печенье печь из гостя дорогого. И в третий раз встал я на бой с дверью, и мысль была последняя: «Сейчас жарко будет!». Тут я в небытие и провалился.
Когда очнулся - не сразу сообразил: где я, что со мной и почему лежу на лавочке и животе весь распаренный да расслабленный. Попроси меня кто членом каким двинуть, а и не сдюжу. И слышу я голос, низкий да ласковый: «Что соколик, будешь меня еще старой каргой величать?». Отвечаю в такт ей расслабленно:
- Карга ты старая! Что ж ты гостя после бани не напоишь ничем…
Завершить фразу не удалось, поскольку любезная хозяйка немедленно попотчевала меня живым кипятком на спину! Так видать и ждала с ковшом в руках моей реплики!
Ох и быстры оказались костяные ноженьки у бабы-Яги! Пять кругов вокруг бани намотали мы, а ведь резво бегал я в юности! А на пятом кругу заметил я, что стоят у плетня злые жители числом около десяти с бабами, детьми и конями и все надо мной ржут, аж приседают. Охолонул я слегка от такой популярности.
- С легким паром, - кричат, еле разборчиво, - ты б хоть срам прикрыл прежде чем в салочки играть!
- А вот кому мужика парного да резвого, - Яга каркает, а голос ее как у дивы оперной! Если этой диве грузовиком на ногу наступить.
Поклонился я им всем и в баню шасть. И как углядели, что я к Яге париться пошел? Или они на каждый дым сюда к плетню ходят. Дом культуры, блин! В-общем замирился я с бабой, шуток не понимающей. Баня, она вообще к добру располагает, к умиротворению. Сели мы с Ягой чай пить с калачами. И нахваливал я и избу ее на курьих ножках и калачи румяные и стати ее и чело пригожее. И песнь Высоцкого «Лукоморья больше нет» ей поведал, а еще (слова перевирая) про дурака, боровшегося с ее тезками борьбою никчемушною. На словах «тоже ведь она по-своему несчастная – эта самая лесная голытьба» Яга рассчуствовалась чуть не до слез! Достала настойку на змее подколодной, налила по маленькой, что-то протяжное спела. И я ей, слов не ведая, стал подтягивать, а она аж и осеклась. Ну да ничего, отхлебнули с ней еще из ковша единого, и узнала Яга мысли мои. А мне и радостно и стол перед глазами крутится с мухоморами солеными, что с лучком да лягухами, а она глядит на меня грустно да пристально и изображение мое в глазах Яги вверх ногами плавает…
- Что ж Володенька, дам я тебе клубок путеводный. Вот выкопаешь мне золотой цветок о ста лепестках, и ступай к своей ненаглядной. Так уж и люба она тебе?
- Ох и люба, хоть и ты ничего, а шутки у тебя посолонее… Ну давай клубок свой да на боковую.
- Складно говоришь ты, да уж хитер слишком. Выпей вот сока березного, а то некоторые с настойки моей целебной ноги отбрасывают. Ну да тебе то что: ты к зелью привычный.
- Так зачем же ты отравой людей угощаешь?
- Извини, касатик, естественный отбор! – рассмеялась шалунья, - А про то что ты хочешь клубок забрать да сверкнуть пятками, я и так ведаю. Только не обойтись мне без тебя, без глаз твоих чистых-водянистых, - и свечу мне протягивает, - гляди чтобы мышь от свечи не откусила. Превратится в летучую – поспать не даст.
Как ложился я спать, сока на ночь испив, еще нашел в себе силы посмотреть под подушку; нет ли змеи там постельной. А то шутки у нее как в казарме. Нереализованное либидо бабы-Яги - сказали бы в верхнем мире!
- И смотри не рви золотой цветочек, - разбудила меня по утру свежему хозяюшка,- ты его потихоньку с корнями выкапывай, чтоб прижился.
И клубок Ариадны свой протягивает с сапогами яловыми. Робко так и бережно, будто сердце свое.
- И не мечтай сбежать с ним. Клубок вишь только на дорогу через болото и обратно заговорен.
- А если чудовище?
- Спрячешься, не маленький.
- А коли не спрячусь?
- Ну на нет и суда нет! Али раздумал подружку свою хоть за руку подержать?
- А кормить этот клубок нужно?
Злодейка прыснула…
- Ну так, на всякий случай? – смутился я.
- Будешь спать ложиться - за пазуху его клади. Он тебя в любую стужу согреет.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете