Лев Пирогов Версия для печати
Рассказ как ездили во Владимир

Сначала сели в автомобиль и поехали. И стали ехать. Повсюду была Москва. Очень много бетона. Очень много. Асфальтированные пути. В два, три, шестнадцать рядов. Тоннели. Опоры. Основной цвет – светло-серый, отсвечивающий на солнце. Пыльный, почти белый бетон. Люди, как невидимые муравьи. Масса людей несопоставимо мала по сравнению с массой выделенного ими за какую-то полусотню лет асфальта или бетона.

С массой людей сопоставима только масса привезенной сюда земли. Кое-где асфальт и бетон украшают земляные заплатки – на них выращивают немного странной, похожей на расчесанные волосы, но все-таки зеленой, все-таки декоративной травы. Землю привозят специальную, из особых мест – добывать обычную землю из-под вековой толщи асфальто-бетона нерентабельно. Поэтому землю для украшения бетона производят на фабриках. Строят специальные длинные бетонные коробки, сваливают в них пищевые отходы и запускают выращенных в лабораториях дождевых червей. Полученную смесь (кал червей) используют для украшения города. Когда-то Москва была маленьким городом, гораздо меньше Владимира. Но ей повезло сильно вырасти. А в XII веке Москва славилась только тем, что рядом с ней добывали белый известняк – камень, из которого построены Владимирские белокаменные соборы.

От словосочетания «белокаменные соборы» внутри у Петьки-на-даче ничего не шевелилось – он их никогда не видел и считал чем-то «официальным», скучным. Во Владимир ехал с надеждой увидеть совсем другое: заросли лопухов, коз, притаившихся в зарослях лопухов, покосившиеся бревенчатые избёнки, протоптанные через пустыри босыми пятками веснушчатых и лупоносых славянских детей тропинки, на которые ступаешь ногой с какой-то робостью: а имею ли право?.. или тут самое оно обувь снять? Впрочем, даже и не за этим. Петька-на-даче ехал во Владимир из любопытства.

Сидел, болтал ногами и елозил носом по окошку – «интересовался». Какое вокруг что. Какая вывеска, какие автомобили. Автомобилей вокруг было много – на выезде из Москвы, растянувшемся километров на тридцать, они еле ползли – так много было там их. Асфальтированные бронхи столицы забиты. В том числе и Петькой-на-даче, благосклонно наблюдающим первые приметы коварно притулившейся к самому боку Москвы-батюшки неприглядной и тем более впечатляющей его, Петьку-на-даче, реальности: выцветшие на солнце заборы, забетонированный пылью бурьян (вольный, некрасивый, столь не похожий на тщательно расчёсанные граблями волосы), чахлые чихающие из-за заборов яблоньки, покосившиеся избёнки. Интересно было ему.

В каждой такой избёнке хотелось остановиться и месяцок пожить. Да хоть бы не месяцок. Хоть бы только вдохнуть кислый, душный запах половиков, герани и кружевной накидки на обязательной, сомнений не вызывает, горке подушек. Одно ужасало: как они там – возле самой дороги? Петька-на-даче знал: территория, прилегающая к шоссейным и железным дорогам неслучайно называется «полосой отчуждения». И даже еще таинственней: патогенная зона. Жить в патогенной зоне нельзя. Хотя вся Москва, за редкими исключениями, – патогенная зона, а Петка-на-даче жил.

В каждой такой избёнке наверняка жила какая-нибудь единственная в своём непростом человечьем роде Дарья Спиридоновна (а то и Фёкла Евстафьевна), либо – молодой 52-летний алкаш Сашка, которого Петька-на-даче уважительно бы величал Александром Кимовичем, расспрашивая о пережитом-передуманном, и Сашка бы охотно рассказывал, налегая на купленную в сельпо поллитровку с малосольными огурцами, а потом бы полез драться, потому что Петька-на-даче несмотря на все свои эти-самые расспрашивал бы не так.

Эх… Велика Россия, а поговорить не с кем!

Почему так? Очевидное счастье проплывает мимо – год-другой и останется лишь вспоминать об утраченной навсегда чудо-возможности. Так уже было: когда у Петьки-на-даче умер сначала дедушка, потом двоюродный дедушка, а потом бабушка, он вспомнил: сколько всего можно было спросить! Сколько всего, недослушанного в рассеянном голопопом детстве, можно было б дослушать… Сколько узнать о доподлинном, настоящем устройстве мира. Теперь этот мир оставалось только наблюдать, как наблюдает геолог, случайно набредший на место самолётокрушения среди тайги, оранжевый «чёрный ящик». Загадочно и красиво. Но нет ни слов, ни музыки, ни сил дотумкаться, что внутри. И нужды нет. Оранжевый ящик превратился в странную часть окружающего ландшафта – не менее странную, чем дымчатые потёки ягоды-голубики или… неважно что.

Через три часа приехали во Владимир. Даже как-то неожиданно – раз и всё.

Свернули с Ленинского проспекта, в который превратилась Горьковская автодорога, на типичную провинциальную улицу, неизвестно почему называющуюся в честь композитора-страстотерпца Чайковского. Остановились в гостинице «Золотое кольцо». Не простое украшенье. Двухместный номер хранил следы буйно проистекавших здесь алкогольно-табачно-половых оргий. Придирчиво обнюхав постельное бельё (вроде бы пахнет мылом), покинули гостеприимный приют и окунулись в уличный компот улицы. Там было жарко. Постепенно пошли.

Первое, что бросилось в глаза и обратило внимание, – трещины на асфальте. Хороший асфальт – пористый, рыхлый. Похож на обгрызенную и облизанную детьми хлебную корочку. Делается это так. Берется буханка свежего, еще даже чуть теплого и очень-преочень пахучего белого хлебца. Из магазина. Ням, девочки. В магазине душистом пахнет-препахнет и маслянистыми боками консервных банок, и пыльными мышистыми крупами из колючих мешков, и скользкими липкими утёсами сомлевшей от жары волшебной серой халвы, и завяленными, перепачканными в перце кусочками венгерского сала, и самым вкусным, что бывает на свете, - аккуратненькими, желтыми и пористыми с боков, как луна, умилительными рядками выложенными на замусоленные, но чистые деревянные лотки буханками. С коричневой, припудренной мукой корочкой, которую так и тянет лизнуть. Но сразу нельзя лизнуть. Сначала нужно принести домой в чистой и тоже замечательно пахнущей изнутри хозяйственной сумке, очистить красно-фиолетовый зубчик злющего вонючего чеснока, макнуть его в солонку с крупной блестящей солью и густо натереть шершавую корочку, чтобы она стала совсем глянцевой, а потом можно лизать, лизать и лизать пока грудь высока. Вот такой примерно асфальт.

Земля совсем близко была под ним. И трава из нее растет сама – дикая. Будто и не асфальт вовсе, а древние исторические развалины Мачу-Пикчу, города инков. Кстати, инки ведь никуда из Перу не делись, просто переехали в другие места – в Лиму, например. Ну или во всякие сельского типа местности. А так же на рудники. О том, куда делись из Владимира его древние жители, Петька-на-даче пока не знал и шел, опасливо наступая ногами в старых и уже порядком рваных замшевых туфлях «Carnabi» на горячий, вздувшийся и пупырчатый, словно вулканического происхождения, асфальт. Странные птицы повсюду окружали его. Странные, с лохматыми головами. Чуть поменьше ворон. С древними, как у рептилий, ничего не выражающими черными бусинками-глазами.

«Притворяются», - решил Петька-на-даче и спросил:

– Кто это?

– Галки, – отвечали ему.

Петька-на-даче устыдился столь простого ответа и стал напряженно вспоминать, видел ли он в вообще когда-нибудь своей жизни галок. Столько точно не видел.

Еще вдоль асфальтово-травяной дороги росли какие-то невысокие, похожие на деревья растения. Типа кусты. С них свисали увесистые гроздья черных блестящих ягод. Наверняка ядовитых, подумалось Петьке-на-даче. Он спросил:

– Что это?

– Черёмуха, – отвечали ему…

(Продолжение)




ЧИТАЕТЕ? СДЕЛАЙТЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ >>



Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины»

Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.

Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.





RSS RSS Колонок

Колонки в Livejournal Колонки в ЖЖ

Вы можете поблагодарить редакторов за их труд >>