Ожога Сергей не почувствовал, только показалось, что вокруг вспыхнул воздух. Темноглазый, все с теми же удивленно поднятыми бровями и полураскрытым правым уголком рта, повернулся и ушел.
Застыв в оцепенении, Сергей смотрел на висящее перед ним расписание поездов. Даже прочитал с вниманием несколько строк, будто впервые обнаружив в них что-то чрезвычайно важное. Его полусогнутая правая рука по-прежнему держала стакан в подстаканнике. Медленно Сергей поднес стакан ко рту, сделал вид, что отпил – чая в стакане почти не было.
«Вот как бывает…» - звучала в голове популярная когда-то песенка.
Реальность быстро и бесцеремонно вошла в него, словно толпа людей ввалилась в дом с открытыми дверями.
Что делать?
Побежать за ним, догнать, ударить, убить?
Ноги были легкими и ватными, казалось, без нервов и мышц, и никуда он не побежал.
Дверь в купе проводницы была приоткрыта, и конечно же, она слышала все. Вызвать милицию?
И сразу задохнулся от внутреннего смеха-истерики.
Только дойдя до своей полки и тяжело улегшись на нее, Сергей почувствовал саднящую боль от ожога в паху и внутренних сторонах бедер.
Он не знал и не хотел знать, кто он сейчас, и для чего существует. Если всю жизнь надо прожить, чтобы один раз пройти через такое унижение – то зачем жизнь с ее радостями, влюбленностями, парениями, мечтами? Послушайте, послушайте…. А что если… Может быть, мы и рождаемся только затем, чтобы получить, хотя бы раз, хоть одно унижение, и ответить на него? А? И от количества твоих ответов на эти унижения зависит твоя загробная жизнь… Ага, да, вот так! Справился с унижениями – и прямиком в рай… а не справился – так…. Ха-ха-ха! Антихристианство! Все наоборот…
Сергей вдруг отчетливо почувствовал, что разум его мутится, что он сейчас почти что сходит с ума. У него был жар, какой бывает при гриппе. Он хотел было встать, что-то понять, хотя бы пойти в туалет осмотреть свой ожег и может быть, снять мокрые джинсы – но тут же забыл то, что хотел сделать, и остался лежать на полке.
Прошло сколько-то времени.
В каком-то улыбчивом сладострастии Сергей готовился теперь встать для того, чтобы набрать полный стакан кипящей воды, тихо подойти к спящему черноглазому и выплеснуть кипяток ему в глаза. А еще лучше в рот. Ведь наверняка он спит с открытым ртом. Когда-то при казни заливали людям в рот кипящую смолу или свинец.… А потом – будь что будет. А что будет? Тюрьма? Тюрьма… Куда его посадят, и где он встретит много таких черноглазых… Что? Чем они, темноглазые, отличаются от него? От таких, как он? Они… этим и отличаются… что сильнее. А точнее, они всегда готовы поставить на кон свою жизнь. А он – нет. Так вот в чем трусость. Вот – в чем корень ее?! Выходит, преодолей ты страх смерти, и страх исчезнет? Потому-то эти сильные сволочи и правят миром, неважно, где, в жизни или в тюрьме, но они правят. Так… Или нет? Но… в самом ли деле они не боятся смерти? А если не боятся, то есть же что-то, чего они боятся еще больше? Но что можно бояться еще больше смерти? Им, которые хуже его, всегда почему-то лучше, всегда. Почему? Где же правда!
А может, это он хуже их…
А может, это не он лучше их, и не они лучше его, и дело не в том, что кто-то сильнее, или слабее, а в чем-то еще.
В чем?
Да какая разница…
Правды-то нет.
Что из того, что звезды хрустальные, что из того, что за окном сейчас призрачный сказочный лес, что из того, что он копается в каких-то бездонных смыслах, если все, что случилось, уже случилось.
Сергей бесшумно трясся в жару, отчетливо понимая, что он не может, прожив половину жизни, так пусто и неудачно ее прожив, не может после всего, что только что произошло, заснуть, проснуться утром, сойти в Симферополе и спокойно поехать куда-то там отдыхать. Он будет червяком, вошью, не человеком, если встанет утром и забудет. Нет, не забудет. Это будет вспоминаться всегда. Вот раньше были дуэли. Раньше вызывали и дрались… Лермонтов, кто там еще? Теперь время изменилось… Разве? Что мешает тебе встать сейчас и вызвать его? И убить. И может, он убьет тебя. Что ж, лучше так, один раз, хоть несколько секунд пожить настоящим мужчиной, чем червяком всю жизнь. А ведь и в самом же деле…
И он вдруг почувствовал, что дрожь в теле улеглась. Стало спокойно, нежно, и тихо – как случалось, наверное, последний раз у Сергея в глубоком детстве, когда он еще был бессмертным. И все мельчайшие суставы в нем перестали болеть. Как будто какая-то сила стала медленно и легко поднимать его с его гробовой полки. Серафима… Серафим, - вспомнил он слова майора.
Легко, как в юности, он спрыгнул с полки, упруго стал на ноги.
И пошел…
Пассажиры спали. Но не все. Не спала маленькая пятилетняя девочка, едущая к морю в Крым. Девочка хорошо видела из-за плеча спящей рядом матери, что случилось с двумя дядями возле купе проводника, и чувствовала, что одному из этих двух дядей сейчас очень плохо. И что второму из них тоже плохо – но по-другому. Она не знала еще, что такое унижение и что такое месть, и поэтому не могла ни понять, ни принять ни одну из сторон. Она только ощущала своим маленьким пятилетним сердцем, что этих двух взрослых надо срочно увести назад, в детство, и в ее красочных фантазиях она брала обоих дядь за руки и вела к себе, говоря им совсем по их взрослому: «Ну вот, вам еще рано жить у себя, если вы такие большие. Станьте опять маленькими, а потом снова идите во взрослые…» И два дяди, точь в точь две большие игрушки, покорно уходили с ней в ее безграничную страну.
Не спала и старушка на нижней полке. Во время происшествия у купе проводника она, затаившись, как мышь, испуганно смотрела на обоих мужчин, а потом, когда один из мужчин прошел мимо и скрылся в середине вагона, а второй забрался на верхнюю полку напротив нее, она стала смотреть перед собой с закрытыми глазами, и по привычке молиться, и вдруг легко и просто увидела, что дальше случится. Мужчина, которого облили чаем, подходит к своему спящему обидчику, стягивает его за ворот футболки с полки. Тот ничего спросонья не понимает, и мужчина ударяет его полусогнутым кулаком по лицу, ткнув пальцами сразу в оба глаза. Заревев от боли, темноглазый инстинктивно сует правую руку в карман, где у него лежал маленький, купленный на ковельском рынке нож и, не видя ничего, тыкает этим ножом в пространство вокруг. И с первого же раза случайно попадает Сергею в грудь, и кончик ножа, пройдя между ребер, входит в стучащее сердце Сергея. Черноглазого снова посадят, Сергея похоронят. Узнав об этом, не сможет выносить и родить своего первого ребенка бывшая любимая женщина Сергея, еще не знающая о том, что беременна и плачущая сейчас в постели варшавского отеля, куда она поехала по маршруту их несостоявшегося путешествия, только лишь потому, что у нее остался билет.
- Господи, Боже ж ты мой, спаси ж и сохрани их обоих, - шепчуще щебетала старушка, с мукой в глазах глядя в прозрачную темноту перед собой, - сохрани ж этих человеков, не ведающих, что творят и непонимающих, что натворили, и что собираются натворить. Спаси ж и сохрани их, грешных, и меня, грешницу, прости, что словечко говорю за них. Спаси, Господушка, их молодые душеньки! Спасишуньки, милый мой Боженька, сохранимушки их…
Когда Сергей нашел, наконец, в темноте спящего на нижней полке темноглазого, схватил его за ворот футболки, и со всей силы ткнул его в лицо полусжатым кулаком, то сразу почувствовал, вслед за воплем своего врага, что он и самого себя почему-то ударил, и тоже в глаза, и, закричав от сильной боли – проснулся.
Да, он спал! Он просто забылся в горячечном сне, и то, что он отправился мстить за свое унижение, ему, оказывается, всего лишь приснилось.
Но странное дело – боль продолжалась. Сместившись с глаз на щеку и плечо, она толчками жгла его так, словно кто-то выплескивал ему на эти места стаканы кипятка.
Сергей вновь, во второй раз открыл глаза – на этот раз полностью вернувшись в реальность – и увидел возле себя громадное и темное пятно человеческой головы, в которой светились белки глаз и зубы рта. И услышал:
- Слышь, братан…Братан, слышь?
Это был черноглазый, от темноты которого в вагонной тьме почти ничего не осталось.
Сергей спокойно, как на плывущую мимо дорогу, смотрел на него.
- Слышь, братан, - гулким шепотом проговорил, почти вплотную приблизив к нему лицо, темноглазый, - Ты прости меня, а? Дурку я свалял, понимаешь? Не знаю, что на меня нашло. В общем, не серчай, земляк, хорошо?
И он протянул из темноты к лицу Сергея огромную, темного цвета ладонь.
- Лады?
Сергей молча кивнул и молча пожал его руку.
Черноглазый медленно повернулся и исчез в темноте.
А он продолжал лежать, легко и мягко, будто на плотной воздушной подушке из невидимых крыльев, которые едва шевелились под ним. Он лежал бы так бесконечно, потому что ему очень хорошо и покойно было вот так беспечно, бездумно лежать – но крылья мягко стали поднимать его, побуждая к движению. Они как бы говорили ему: ты в дороге, ты едешь в шторм и в солнце, в радость и в тоску, ты едешь в мужчине, в женщине, в ребенке и в старике, ты все время едешь во мне, человек. Поэтому не съезжай, не сходи, не останавливайся и не сворачивай, потому что нет на свете ничего более стоящего для тебя, чем пройти свой собственный путь в общей для всех темноте. И темнота, которая давно уже находится в тебе внутри, и заполняет тебя метастазами, снова выскочит наружу через твою грудь.
Поезд стал замедлять свой ход, проводница пошла по вагону, спрашивая в темноте по-украински: «Бiла Церков… Кому в Бiлiй сходить, кому в Бiлiй…
Дорога не повторяется. Не задумывайся, главное – не задумывайся.
- Кому в Бiлiй?..
Сергей спустился с полки, взял свой рюкзак, вышел в тамбур и сошел с поезда.
Проводница, стоящая возле вагона, ничего не сказала – хотя Сергей видел, что она смотрит на него. Но когда точно ставишь свою ногу в свой будущий след – не остановит ничто.
Полчаса назад в Белой Церкви прошел дождь, перрон влажно поблескивал в туманно-молочном свете фонарей.
- Мужчина. Пиво, минералочка, пирожки. Что желаете?
Он повернулся.
Перед ним стояла Серафима. В том же возрасте, что и сто лет назад. Тонкая, кучерявые волосы, большие внимательные глаза. Немного отклонившись назад из-за тяжести, девушка держала перед собой корзину со снедью, которую обычно предлагают на вокзалах проезжающим в поездах.
- Что желаете? – вновь спросила она.
- Нет, ничего.
- Может, водочки? У меня есть. Холодненькая, только из холодильника. И недорого, - Серафима нагнулась к корзинке. Что-то мелькнуло в ее фигурке зрелое, хозяйственное, когда она зашуршала в пакетах.
Повторяется только то, что в тебе.
- Нет, спасибо…. Скажи, пожалуйста…
- …?
- Как тебя зовут?
Женщина, пусть даже маленькая – всегда чувствует, когда на нее смотрят не как на женщину, а как на что-то неизмеримо большее. И не пугается.
- Софья, - ответила Серафима, внимательно разглядывая Сергея в поблескивающем свете фонарей.
- Софья. А мама у тебя есть?
- Да… она торгует там, в голове поезда.
- А отец?
- Нет.
«Ну да, - подумал он, - ребенок похож на того из родителей, с кем вырастает».
* * *
P. S.: Женщина, спавшая в Бресте и уехавшая в Варшаву, звонила ему в течение суток, причем четырежды. Но все четыре раза поезд, на котором он ехал, въезжал в зону недоступности для мобильной связи. И если бы он посмотрел на табло своего телефона, то увидел бы знаки четырех неотвеченных входящих вызовов от женщины, которую думал, что любит. Но он не смотрел. Вероятно, все это вполне можно принять за знаки судьбы. Так бывает, что на каком-то участке дороги твоя колея с чьей-то сходится, а на каком-то участке – нет. И в этом не всегда есть собственная вина или воля того, кто движется по своему собственному пути в солнце и в шторм.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете