Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

Когда они только еще поженились, Раиса Максимовна увидела сон, который Михаил Сергеевич пересказал в своей книге: «Будто мы – она и я – на дне глубокого, темного колодца, и только где-то там, высоко наверху, пробивается свет. Мы карабкаемся по срубу, помогая друг другу. Руки поранены, кровоточат. Невыносимая боль. Раиса срывается вниз, но я подхватываю ее, и мы снова медленно поднимаемся вверх. Наконец, совершенно обессилев, выбираемся из этой черной дыры. Перед нами прямая, чистая, окаймленная лесом дорога. Впереди на линии горизонта – огромное, яркое солнце, и дорога как будто вливается в него, растворяется в нем. Мы идем навстречу солнцу. И вдруг… С обеих сторон дороги перед нами стали падать черные страшные тени. Что это? В ответ лес гудит: «враги, враги, враги». Сердце сжимается… Взявшись за руки, мы продолжаем идти по дороге к горизонту, к солнцу…».

О чем этот сон, увиденный женой, но рассказанный мужем так (по форме изложения), как будто это он сам его увидел? Всяческие юношеские сексуальный глупости, которые в данном сне, конечно, видны, но для дальнейшего анализа не очень существенны, мы отбрасываем. Перейдем сразу к сути.

Сон состоит из двух частей. Первая: подъем к свету. Вторая: движение к солнцу. В обеих частях присутствуют сходные мотивы: свет – солнце, карабканье вверх – движение по дороге, физическая боль – страшные тени, «Раиса срывается» – «сердце сжимается», «подхватываю» – «взявшись за руки». Иначе говоря, перед нами две вариации на одну и ту же тему, или – один сюжет, снящийся два раза подряд.

Однако есть и существенная разница. Если в первой части Раиса и Михаил – индивиды вполне самостоятельные (даже притом, что в Раисином сновидении Раиса – это «Раиса», а Михаил – «Я»), то во второй – они уже только «мы». Таким образом первая часть сна – это вариант взаимоотношений до срастания в некое единство, а вторая – после. Если в первой части Раиса Максимовна еще может «срываться» (это отражение того, как она наяву говорила: «Нам не надо встречаться»), а Михаил – ее «подхватывать» (наяву: «Я буду ждать»), то во второй они уже только держатся за руки. Да и «срываться» особенно некуда (путь прямой, не подъем), разве что – в лес, к «врагам».

Бесспорно, формальной разделительной точкой двух вариаций этого единого сна является комсомольская свадьба. Где-то в те дни и приснился сон. Но с каким трепетом ни относись к советскому браку, сама по себе женитьба не является еще достаточным основанием для возникновения того нераздельного единства, которое продемонстрировала миру чета Горбачевых. Свадьба свадьбой, но во сне-то Раисе привиделось нечто более глубокое и таинственное: совместное порождение, срастание и выход в муках на свет единого существа, которое по праву должно называться Горбачевский Андрогин. В дальнейшем мы рассмотрим еще много сюжетов из жизни будущего президента несуществующего государства. Но отныне запомним, что когда мы будем в данном тексте говорить «Горбачев», то ввиду будем иметь не только Михаила Сергеевича, но и Раису Максимовну А точнее: мы будем всегда иметь ввиду Андрогина. И поэтому нет никакого противоречия в том, как Андрогин Горбачев подает этот сон. Так и должно это быть: увидено Горбачевой, артикулировано Горбачевым. Это и есть самая суть их взаимоотношений, каковыми обусловлен способ их совместного существования и движения по жизненной дороге «к солнцу».

Но это не все. Во сне еще видно то, чем и как определялось направление их единого движения. Рассмотрим обе части сна как два дополняющих друг друга варианта единого сюжета. Сюжет такой: движение, направление которому задается некими жесткими рамками. В первом случае – стенками колодца, облицованными деревом («сруб»). Во втором – краями дороги, «окаймленными лесом» (деревьями). Почему именно «лес» (одновременно – и много деревьев, и дерево как стройматериал) определяет рамки движения к свету (солнцу)? Посмотрим, что есть общего во сне между этими «лесом» и лесом? Да то, что в обоих вариантах сна «лес» опасен. Он ранит (прикосновение к нему) руки до крови («невыносимая боль»). От него же «падают черные страшные тени» и исходит гудение: «враги».

То есть именно от рамок, которые задают направление движения, исходят страхи (быть может – пустые) и травмы (возможно – психологические). Или, согласно сновидческой логике, само направление к свету задается ощущениями боли и опасности, а отнюдь не только стремлением к свету, как это может показаться на первый невнимательный взгляд. Что это значит? А то, что по внутреннему убеждению сновидицы, жизненный путь (этот символ сна должен быть очевиден любому) определяется не только прекрасной светлой целью (солнце), но еще и опасностью (реальной или мнимой), которой надо избегать. И даже так: движение к свету – это и есть избегание опасности. Весь вопрос только в том, кто определяет – что опасно, а что – нет?

А шире: кто определяет, что хорошо, а что плохо? На младенческой стадии человеческой жизни это определяет, конечно же, мать. Когда человек становится взрослым, это определяет нормально функционирующая ОИ. Ну, а если ОИ повреждена, и ее функции выполняет жена (иногда становящаяся в таком случае женской половинкой единого Андрогина), то она и определяет, что такое опасность, а значит – и направление жизненного пути (а если говорить о службе – карьеры). Определяет не словами и директивами, а пугающими (вот где опасность и боль, которые переживаются женой «во сне», а потом наяву передаются мужу) жестами и мимикой, которые значат для мужа привычное: происходит «что-то неладное», надо исправиться, подкорректировать направление движения.

«Я люблю свою маму за то, что мама не боится волков», – написала в своем школьном сочинении дочь Горбачевых Ирина. А кто боится? Неужели – Михаил Сергеевич? Нет, конечно, но в случае чего Раиса Максимовна защитила бы и его от волков, как защищала от любого детского страха. Как защитила бы? Да просто сказав (или лишь показав взглядом): это не страшно. А вот что-то другое («неладное»), может, и страшно.

Но все-таки, исходя из чего определяет жена это «ладно» – «неладно», «страшно»-«нестрашно»? Она определяет это, исходя из своих коренных (бессознательных) представлений о плохом и хорошем, «страшном» или «не страшном». Установок, которые диктуются уже ее собственной ОИ (у Андрогина – одной на двоих).

Господствующая установка ОИ Раисы Титаренко (т.е. – идефикс ее «Матери») сводится к тому, чтобы подняться при помощи мужа к каким-то возвышенным «ценностям». Их символом может быть солнце, свет, что угодно маняще прекрасное – поскольку цель подъема четко не определена. Но зато четко определена опасность: все, что может этому подъему помешать. Таким образом из сна Раисы Максимовны вытекает еще одна вещь, не осознаваемая ни одним из четы Горбачевых: Андрогин был рожден для подъема (карьеры), как птица для полета. Это очень важно, ибо из того, что мы уже знаем о детстве и юности нашего героя, вовсе не вытекает никакая карьерная жажда. Желание быть всегда первым – да. Но карьера – это немного другое.

Продолжение

На Главную блог-книги «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти»