Продолжение. Предыдущее здесь. Начало экскурса «Толстой и Анна» здесь.

Итак, по Толстому «узел русской жизни» – это весы, на плечи которых давят (или тянут их) две сознательные противоположно направленные силы, но – какая из них перевесит, решает некая третья «невидимая сила». В принципе, эти «весы» я описывал уже много раз, когда рассказывал о местах и днях силы.

Напомню вкратце: в естественный обиход жизни встроена трехсоставная конструкция, генератор перемен. В индоевропейской мифологии он описан как сюжет борьбы небесного Змееборца и Змея за Землю, на которой живет Змей (или, во всяком случае, как-то с ней изначально связан). На христианских иконах этот сюжет изображают в виде схватки всадника Георгия Победоносца (Перуна) со Змеем (Волосом), которого держит на привязи женщина (Земля, Мокошь). Не буду повторять то, что уже говорил, посмотрите эту историю, например, здесь. Понятное дело, попы говорят, что Змей – плохой, что он гад недоразвитый. Это клевета. Змей просто старый и уже должен уступить свое место на Земле (веревка, соединяющая женщину со змеем, означает лишь брачные узы) новому, молодому, более потентному – всаднику.

Вспомним эротическую скачку Вронского (см. здесь), беременность Анны и горе Каренина (злого государственного мужа, с одной стороны, а с другой – нежного чувствительного ребенка). В сущности это та же самая троица, что изображена на иконах «Чудо Георгия о змие». Муж и хозяин Земли повержен бравым всадником, а женщина отдается победителю, перескакивающему последнюю маленькую земную канавку, в которой, собственно и обитает повергаемый Змей. Конный уничтожает мужа и одновременно берет женщину. Это повторяется снова и снова в круговращении жизни. Но особенность «Анны Карениной» в том, что Вронский в момент последнего скачка ломает лошади спину (что предвещает смерть Анны), и потом, во время духовного поединка с Карениным, оказывается поражен электрическим разрядом (молния) и стреляется. Повержен Победоносец, не Змей! И в результате дальнейший ход романа уже отличается от сюжета классического змееборческого мифа.

Воплощение в «Анне Карениной» классического варианта змееборческого мифа выглядело бы так: Вронский убивает Каренина на дуэли и женится на Анне. Нечто похожее (хотя и без обычной дуэли, которая в случае Каренина психологически невозможна) Толстой намечал с самого начала: после развода «Алексей Александрович шляется как несчастный и умирает». Но тут же намечен другой вариант: Анна «уходит из дома и бросается… Алексей Александрович воспитывает <детей> <сына>, Гагин в Ташкенте» (Гагин – Вронский). Этот вариант фактически воплотился в «Анне Карениной»: муж в ипостаси Дитя морально побеждает Вронского, который, испытав «сильнейший заряд электричества», вспомнив слова Змея «Вы можете затоптать меня в грязь», стреляется. Но что-то в таком развитии сюжета не удовлетворило Толстого. И хоть невидимая сила толкнула его к тому, чтобы Вронский получил пулю (в черновиках – даже две), хоть для дальнейшего это было «органически необходимо», Вронский все-таки оживет.

Но Анна в любом случае гибнет. Толстой наметил несколько вариантов, когда Каренин дает развод, Анна соединяется с Вронским, а потом все равно убивает себя. Один из них удивителен: бывший муж слышит разговор «о ревности и об убийстве жен», берет пистолет и отправляется к Анне. Вронский в театре, Каренин проповедует: «Есть одно спасенье. Спаситель. Я утешаюсь им. Если бы вы поверили, поняли, вам бы легко нести. Что вы сделаете, Он сам вам укажет. Но верьте, что без религии, без надежд на то, чего мы не понимаем, и жить нельзя. Надо жертвовать собой для него». И так далее (курств мой). Вернувшийся Вронский застает Каренина и в связи с этим немного ссорится с Анной, после чего она уходит из дома, оставив записку: «Будь счастлив. Я сумасшедшая». Через день ее находят «под рельсами» (вариант: «в Неве»). Получается, что Каренин взялся за пистолет, а убил христианской моралью. Это похоже на мистику странной дуэли, когда змей Каренин поражает всадника Вронского разрядом электричества.

Вообще говоря, вариантов развития треугольной комбинации может быть много. Например, могли бы погибнуть оба – и Анна, и Каренин. Этот вариант реализован у Пушкина в «Медном всаднике», где «горделивый истукан» остается в «вышине» на коне, а Параша с Евгением гибнут. Как известно, Евгений («благородный») происходит из древнего, но захудавшего рода (намек на Змея-Волоса), где-то служит, любит свою Парашу (Параскеву-Пятницу, Мокошь), обитающую на берегу залива и взятую волнами во время страшного наводнения, в котором Евгений винит Петра. И не без оснований, поскольку именно он основал такой город (порядок), где это возможно. После смерти Параши Евгений «шляется как несчастный» (если воспользоваться словами Толстого), грозит Медному всаднику («Ужо тебе»), и Петр, который на своем постаменте давит змею, преследует бедолагу (вариант змееборчества). В конце концов «хладный труп» Евгения находят на пороге унесенного наводнением дома Параши. Эта история нам сейчас интересна в первую очередь потому, что отсылает прямо к эпохе Петра, в которой Толстой обнаружил «весь узел русской жизни».

Но прежде чем вернуться в ту эпоху, давайте рассмотрим общие свойства этого рода треугольников. В каждом из них есть, во-первых, изначальная связь двух субъектов (мужского и женского), которую можно считать законной (например, брак), и, во-вторых, в нем есть свободный субъект, который эту связь разрушает, чтобы закрепить за собой освобождающуюся валентность (мужскую или женскую, в зависимости от обстоятельств). То есть драйв любого сюжета, основанного на архетипике конфликтного треугольника, состоит в разрушении наличной связи двух разнополых инстанций с целью занять освободившееся место. А дальше начинаются вариации: создается новая связь или не создается, кто-то из троицы гибнет (не обязательно только один) или не гибнет, появляются дополнительные лица и обстоятельства и так далее. Скажем, в гомеровском треугольнике, который мы рассмотрели выше (здесь) Гефест освобождает из сетей Афродиту и Ареса под поручительство Посейдона, и парочка блудных богов разлетается в разные стороны по своим местам силы.

В «Анне Карениной», кроме комбинации Вронский – Анна – Каренин, есть и другие треугольники. Собственно, роман как раз и начинается с того, что некий женский действующий фактор разрушает связь Стивы Облонского с его женой Долли (здесь). Конечно, трудно представить, что Стива женится на француженке, гувернантке своих детей, однако разрушить семью такая интрижка вполне может, и эта линия ясно намечена. Но гораздо более глубокие сюжетные последствия имеет разрушение другой, правда, только наметившейся связки: Кити – Вронский. Здесь все гораздо серьезней, и болезнь Кити, оставленной всадником ради Анны, это отдельный развернутый сюжет. Кстати, Толстой весьма дорожил мыслью, с которой начал роман: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». И даже хотел назвать его «Две семьи», но потом передумал. Скорей всего потому, что его интересовала не вариативность любовного треугольника, а одна очень конкретная ситуация, связанная с ним.

А теперь вернемся к роману из эпохи Петра и посмотрим, как трехлетняя работа над ним отразилась в «Анне Карениной». Обычно говорят, что любовный треугольник Вронский – Анна – Каренин имеет под собой банальную основу французского любовного романа. С этим можно согласиться, но только имея в виду, что корни этого треугольника более глубокие. И вовсе не эротические... Дело в том, что в основе «Анны Карениной» лежит сюжетная схема русской истории конца 17-го века. И исторический прототип треугольника «Анны Карениной» таков: два единокровных царствующих брата Петр и Иван, плюс родная сестра последнего Софья. Понятно, что имевшему «вид ученого чудака или дурачка» Алексею Каренину соответствует тихий добрый Иван Алексеевич, которого ославили убогим дурачком (в сущности – Змеем), хотя он скорей всего таковым отнюдь не был, а просто был, как и его Тишайший отец, традиционалистом. Алексею Вронскому, конечно, соответствует Петр Алексеевич, младший брат, посаженный Нарышкиными на трон в обход старшего брата Ивана, что было противно обычаю и вызвало стрелецкий бунт 1682 года.

Этот стрелецкий бунт превратился в «Анне Карениной» в стрельбу Вронского в самого себя, что «было органически необходимо» для «дальнейшего» развития сюжета. В действительной русской истории «дальнейшим» было двоецарствие Петра и Ивана при регентстве Софьи и реальном правлении князя Василия Голицына. Это соответствует как бы двоемужеству Анны, отказавшейся от развода, который давал размякший после ее страшных родов Каренин, и уехавшей с Вронским за границу, что и создало ситуацию «весов» второй половины романа. В реальности русской истории взвешивание на весах судьбы обернется тем, что Софью отправят в монастырь (политическая смерть, соответствующая смерти Анны на рельсах), Иван как-то незаметно умрет в 1696 году, а Петр начнет воевать, в частности, Азовские походы это война с турками (и Вронский с горя поедет врубаться в турецкое каре).

Таких перекличек можно выявить сколько угодно. Проще всего было бы их объяснить тем, что память подсунула автору «Анны Карениной» блоки смыслов, над которыми он размышлял, когда писал исторический роман. И Толстой, не сознавая того, использовал их в построении романа «из современной жизни». В принципе, это может быть так, но отсюда вовсе не следует, что эти фрагменты – какой-то незначащий сор. Как раз напротив, появление этих фрагментов в «Анне Карениной» указывает на то, что они – суть важнейшие элементы архетипического «узла русской жизни». То есть – что этот «узел» сидит также и в «Карениной», которая в таком случае и есть поэтическое (в смысле Шопенгауэра) изображение этого узла. Толстой пытался распутать его в рамках исторической конкретики методом «истории-искусства», но не смог. 30 января 1873 года он сказал жене о «Петре»: «Машина вся готова, теперь привести ее в действие». И уже через два месяца вовсю писал «Анну». Машина действует.

Продолжение экскурса «Толстой и Анна»

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.