Анфиса почувствовала себя разбитой и старой. Она долго изучала собственное зеркальное отражение, а потом поинтересовалась у него же, есть ли жизнь на Марсе и, распечатывая одноименный шоколадный батончик, изо всех сил старалась держаться.
“Держись!” – говорили ей когда-то.
“На что? – молчала Анфиса, вцепившись в поручень. – Да и ЗА ЧТО?” Еще можно было, кроме поручня, держаться правой или левой стороны, но это только в метро, а на поверхности держаться, выходит, не за что, так что Анфиса освоила цепную хватку зубов за воздушное пространство, но умней от этого не стала, как и счастливей.
«Даже если так будет продолжаться всегда, – думала Анфиса, – то все равно это “всегда” закончится, и я наконец-то займусь любимым делом. А какое дело у меня любимое? – спросила она себя. – Оно зависит исключительно от себя самой!»
С такими мыслями шла и шла Анфиса по тропке, незаметно выведшей ее из Куево-Кукуево на свет белый. На свету белом было слишком светло, и Анфиса зажмурилась. Еще ей стало неловко за внешний и внутренний вид, с которыми на свет белый лучше не выходить: к сарафану прилипли репейники, босоножки запылились, а в районе солнечного сплетения как мухи, жужжа и доставая, кружились отрицательные эмоции.
И тут Анфиса снова услышала:
- О, благороднорожденная, будь внимательна!
- Да внимательна я, куда уж, – осмелела от безысходности Анфиса, отвечая Голосу мудрой очарования, о которой прочитала в комментариях к “Тибетской книге мертвых”: средний палец прикасается к большому, безымянный прижат к ладони, а указательный и мизинец вытянуты.
Анфиса пыталась хоть как-то восстановить утраченные силы, поэтому хотела с помощью мудры очарования изменить магнетические токи тела, но ничего у нее не вышло:
- Йогой надо было по-человечески заниматься, а не через пень-колоду, – расстроилась Анфиса, опуская ладонь. – И вообще...
Что скрывалось за трогательным “и вообще”, могла понять только Анфисе подобная; Голос же снова напомнил о себе, но помягче:
- О благороднорожденная! Помнишь ли, зачем оказалась ты в Стране Чудес?
- Как же мне не помнить? – отвечала Анфиса. – Сансару свою прикрыть.
- Правильно, – сказал Голос. – Но в твоем теперешнем положении это сложнее.
- Почему? – удивилась искренне Анфиса. – Разве я сделала что-нибудь не так?
- Не все. Но что касается Куево-Кукуево... – Голос как бы ушел за кулисы, а потом спросил: - И зачем ты совков к нам спровадила? Своих дебилов хватает.
- Куда это – “к вам”? – не поняла Анфиса.
- Сама подумай. Ладно, проехали. Теперь запоминай: не привязываться здесь ни к чему и ни к кому – ни к зверю, ни к человеку, ни к жилищу, иначе – как страдала раньше, так страдать и будешь, а про отвязку от “колеса” тогда забудь.
- Это вы о марсианине? – испуганно и одновременно решительно спросила Анфиса.
- И о нем тоже, – сурово прогремел Голос. – Еще не хватало, чтоб ты сперматозоиды разводила. И не спрашивай почему – сама знаешь.
Анфиса знала.
Анфиса знала и то, что остановить свое колесо перерождений при наличии оставленного на Земле выросшего сперматозоида гораздо сложнее – выросший сперматозоид может «привязать», и тогда даже после смерти она не достигнет Абсолюта и не сможет заняться любимым делом.
После долгой паузы Анфиса все-таки осмелилась спросить:
- А если без ЭТОГО? Ну, можно же и без детей обойтись...
- Дура, – ответил Голос. – Тебе говорят, как лучше: кончай с Небезызвестным, иначе все усилия насмарку. Он – не Тот.
- А где – Тот? – всхлипнула Анфиса.
- Тот – в Очень Древнем Египте, но, впрочем...
Внезапно поднялся ветер, потом стало темно и жарко; только Анфиса успела заметить в небе смущенную дневную луну, как вдруг увидела напротив что-то необычное. От неожиданности появилась та самая непосредственность, упорно удаляемая социумом, и Анфиса задала человеку с головой Ибиса обыкновенный вопрос:
- А вы, собственно, кто?
- Я – Тот, - ответил ей бог Тот. – Только что из Египта.
- Из Древнего Царства?
- Не совсем, - засмеялся Тот, – из Новейшего.
- Но вы не тот! – запротестовала Анфиса. - Вы совсем, совсем не тот!
- Я – Тот, – покачал головой бог мудрости, счета и письма. – Я Тот самый. Еще Тот я, короче – луну и календарь ваш дурацкий придумал.
Анфиса смотрела на него широко раскрытыми глазами и бессвязно нашептывала:
Бог Тот чертил слова гигантских книг, Чтоб в числах три, двенадцать и четыре Мощь разума распространялась в мире.1
Откуда она это помнила, Анфиса понятия не имела. Еще Тот оказался телепатом:
- Коллективное бессознательное, душа моя, коллективное бессознательное – улыбнулся он. – Карл Густавович молодец, не все наврал. А вот интересно, – Тот подошел к Анфисе, положа руку ей на сердце, – а вот интересно, сколько весит сердечко?
- В смысле? – покраснела Анфиса, убирая руку Тота с груди.
- Ха-ха, в прямом, – засмеялся еще Тот. – Мы с Осирисом на Суде мертвых всегда взвешиваем сердца.
- Но я-то пока жива, – неуверенно сказала Анфиса.
- Да ты вообще ни жива ни мертва! Надо ж до такого докатиться! – покачал головой еще Тот.
- До какого – такого? – рассердилась Анфиса.
- Там расскажу, некогда сейчас, – сказал еще Тот и, снова вызвав внеплановое затмение, был таков.
Анфиса ждала, что после этого бреда объявится Голос, но вокруг стояла тишина. Анфиса вздохнула и пошла в Город, но вместо Москвы набрела на Питер, где вовсю стояла белая ночь.
Белыми ночами по Дворцовой площади слонялись бедные люди, и Анфиса присоединилась к ним, не стесняясь порванных босоножек, а когда совсем устала, присела у большого столба напротив Эрмитажа, заснув незаметно для себя самой.
- Эй, вставай, – дворник тряс ее за плечо.
- Который час? – потянулась, было, Анфиса, но, посмотрев в глаза дворника, ощутила всю неуместность вопроса. Дворник, впрочем, был не злой, а скорее наоборот. Он лишь чуть-чуть подмел Анфису, а потом спросил:
- Ты где живешь-то?
Анфиса отвернулась, но не от бестактности, а просто так.
- Есть хочешь? – настаивал на диалоге дворник.
- Хочу, – честно призналась Анфиса. - Аж переночевать негде.
- Это мне знакомо, – сказал дворник, почесывая бороду. – Это нормально. Тебя как звать-то?
- Анфисой. А тебя?
- А меня дядя Слава.
- Какой же ты “дядя”? – рассмеялась Анфиса. – Ты меня всего лет на десять старше, ну, на пятнадцать.
- Давнее, – махнул рукой дядя Слава. – Давнее и долгое. Я же из того гребаного поколения дворников и сторожей, – протянул он Анфисе сухарь, отставляя модерновую метлу.
- Музыкант, что ли? – поинтересовалась Анфиса, отгрызая кусочек.
- Как интересно, – задумчиво сказала Анфиса. – Так вот проснуться на Дворцовой площади и встретить настоящего писателя. Печатался?
- Ну вот, сразу “печатался”, – посмурнел дядя Слава. – Эти вознесенские разве дадут? Они же таким как мы, проходу не дают, а в редакциях такой отстой сидит! – дядя Слава махнул рукой и закурил что-то вонючее. - Будешь? С планом.
- Нет, спасибо, – отказалась от косячка Анфиса. – А сейчас-то пишешь что-нибудь?
- Сейчас я пью, – сказал дядя Слава. – Да и все равно не поймет никто. Все хочу в “Континент” пробраться, может, оценят... А ты чем живешь? – спросил дядя Слава.
- Это правильно, это ты молодец. Я вот тоже все хочу – мигом, а за пивом даже – минут десять от дома. Слышь, – дядя Слава неодобрительно посмотрел на Анфису. – Тебя же менты в таком виде остановят, ты бы переоделась во что...
Вдруг прогремел гром среди ясного неба, и Анфиса услышала преувеличенно членораздельное:
- Иди в бутик на Невский, нельзя посмертный опыт в таком виде изучать.
- А что, уже посмертный? – хотела спросить Анфиса, но смолчала, пытаясь сойти за умную хотя бы отдаленно, а смолчав, заметила рядом Алоке – ту самую, с которой они так мило разговаривали в ресторане “Прага”.
- Я тебе помогу, – сказала она и повела Анфису в один из французских бутиков, наличие которых Анфиса предпочитала не замечать по причинам весьма понятным.
В бутике было много зеркал, манекенов в стильных шмотках и улыбающихся продавщиц. Анфиса подходила к вешалкам с красивым тряпьем, но увидев цену, тут же отходила, пока, наконец, Алоке не раскололась: ее спонсируют сверху. О деньгах Анфиса уже не думала, а думала черт знает о чем, только не о покупках.
- Ну, ты как будто и не женщина, – удивилась Алоке. – Я хоть и богиня, а вон от этого платья без ума. Примерь.
- Не люблю я платья, – отмахнулась Анфиса.
- Почему? – снова удивилась Алоке.
Анфиса посмотрела на нее снисходительно:
- Да потому что к платью нужны дорогие колготки, туфли и сумка в тон; на туфлях надо часто менять набойки, колготки рвутся, сумку в тон – не найдешь... Не люблю платья, – резонно заключила Анфиса.
Алоке трагично прижала руки к груди:
- И что, ты теперь весь посмертный опыт будешь летом в сарафане, а зимой в старых джинсах изучать? Я же говорю: спонсируют сверху. Купи что хочешь, только не штаны, я тебя умоляю, – запричитала Алоке, показывая стопочку долларов. – Не думай о деньгах. Вспомни о красоте. О своей.
Анфисе давно никто не напоминал о красоте, и она вошла в примерочную кабину с несколькими вешалками, на которых хрупко спали изящные вещи из тонких прочных материалов. К слову сказать, Анфиса терпеть не могла мерить что-то. Но тут... Она долго не могла остановиться на чем-то одном – настолько все было ей к лицу и впору, что она сначала даже расстроилась.
- Ну, как дела? – спросила из-за шторы Алоке, а через несколько минут ахнула, увидев Анфису в длинном облегающем платье из китайского шелка цвета лепестков чайной розы и прозрачном темно-розовом кашне на шее, плюс сумка и туфли – в тон.
- Я не привыкла, – вышла, смущаясь, улыбающаяся Анфиса. – Я еще на всякий случай купила джинсы с футболкой, – и тряхнула пакетом.
- Может, в кафе посидим? – предложила Анфиса Гите, когда они оказались на улице. – В Питере целая куча классных кафе!
- Гулять так гулять, – Гита пересчитала баксы, и они направились к кафе неподалеку от библиотеки имени Блока. Только когда Анфиса и Гита уже прикоснулись к дверной ручке, до них донесся Голос:
- Деньги – казенные; пора делом заниматься. Слушай же, благороднорожденная, и отвечай.
И тут Анфиса вдруг обнаружила, что не на Невском она и без Гиты, а на Московском вокзале у поезда “Красная стрела” с билетом на забронированное купе и паспортом на имя “пани Ежинска”. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете