Начало / 2 / 3

4.
О природе Нахрапа

Это ужасно, если человека, созданного для любви, для свободы, для счастья, для семьи, для нормального труда, отрывают от всего этого и засылают куда-то в Сибирь умирать. Но что сказать о людях, носящих в душе Нахрапа? Трагедия их вовсе не в том, что их посадили, но в том, что они расколоты внутренне и изначально не принадлежат себе. Вот как раз на этих внутренне противоречивых трагических людях заостряет Солженицын свое внимание в «Круге». А другие, не одержимые Нахрапом и как бы случайно попавшие в тюрьму, не вызывают особого интереса автора. Они есть в романе, но Александр Исаевич относится к ним в лучшем случае только с иронией.

Вот и мы будем говорить только об одержимых. В тексте сказано, что Нержин получил своего беса в душу «в очередях у хлебных магазинов первой пятилетки», а потом этот бес «утверждался всей жизненной обстановкой и особенно лагерем». Это указание многое нам объясняет. Бес выпирает «из нерешительного мальчика» как раз в то время, когда сталинизм в стране набирает силу и пронизывает своей свежей еще бесовней все поры общества. Ведь именно в годы первой пятилетки закладывается материальный и духовный фундамент тоталитарной системы: завязывается узел индустриализации, уничтожается крестьянство, берется за горло культура, входят в моду громкие судебные процессы, по стране расползаются метастазы ГУЛАГа и в души рожденного после революции поколения нагнетается яд вновь формируемой идеологии. Нержин это называет очень удачно – «звон и пафос моей юности, я для него все остальное забыл и проклял».

Но ведь это буквально и значит, что человек, рожденный на рубеже 20-х годов, вобрал в себя этот «звон и пафос» – на рубеже 30-х (чуть раньше, чуть позже). Вобрал и как-то уложил в своей душе. Все, конечно, по-разному воспринимали этот бред о «светлом будущем», «новом человеке», «вечно живом», «родном и любимом», «отце», «вожде» и так далее. Но эти призрачные порождения расстроенного воображения больного общества не пропадали впустую, а отливались в характер поколения, становились внутренним типом личности людей этого поколения. Все-таки это не пустые слова, что в те годы формировался «новый человек». Он действительно формировался внутри человека старого мира. Другое дело, что те, кто вольно или невольно приложили руку к воспитанию «нового человека», не знали толком, кого именно они хотят воспитать и что именно создать.

Они собирались воспитывать человека, идеально соответствующего тому «светлому будущему», которое они собирались построить. Всего поразительней то, что именно так оно почти и получилось. Правда, общество это оказалось обществом горя и лагерей. Но уж зато человек, которого им удалось воспитать, получился идеально соответствующим именно такому бесчеловечному обществу. Впрочем, это прекрасно согласуется с марксистской теорией: человек как «совокупность общественных отношений» в душе индивида оказался полностью соответствующим совокупности общественных отношений, сложившихся в социуме. Тут речь, конечно, идет не о нормальном человеке, но о «новом человеке», – человеке, одержимом Нахрапом. Только Нахрап соответствует лагерю, а сам человек лагерь проклинает.

Но почему же он продолжает стремиться туда, даже утратив веру в «звон и пафос» своей юности? В том-то и дело, что предмет веры может вполне измениться, он, как внешний идол, может быть ниспровергнут, но вот само существо веры, стиль веры, собственно вера - как психологическое переживание, как метод восприятия мира и воздействия на него («в морду дать», - как формулирует Нержин 11-й тезис Маркса о Фейербахе) – все это никуда не может уйти, это остается в душе в виде Нахрапа, который и есть олицетворение всего того же «вечно живого учения», «звона и пафоса» юности Нержина.
Конечно, от человека, растущего среди «звона и пафоса» и с детства мечтающего попасть на Лубянку, можно скорее ожидать судьбы какого-нибудь оперчекиста Шишкина-Мышкина или, на худой конец, судьбы Рубина. В этом случае Нахрап бы реализовался открыто – работал бы на ЧК. Но не всем же такая удача. Возможны и извращения прямого пути, как в случае с Нержиным. Нахрап вступает в разлад с человеком. О таком своем состоянии Нахрап говорит из Нержина: «Я сейчас – стебелек, расту в воронке, где бомбой вывернуло дерево веры». Нержин не понимает, что этот стебелек, растущий в «воронке», растет от корней вывернутой наизнанку, но по сути – той же веры. продолжение