Часть первая здесь. Начало части второй – здесь: 1 / 2 / 3

Москва, 28 ноября 1988.
Если какие-нибудь примитивные языческие божки имеют уже наметки для развертывания своей мифологии в стройную догматическую систему, и если в этом начальном богословствовании у какого-то Бога-Отца уже есть нечто соответствующее Софии Премудрости Божией, то отношения между таким языческим божком-предком и его гипостазированной премудростью должны быть примерно такие же, как отношения между старым "прусским королем" и его дочерью.

Я вовсе не хочу сказать, что какая-то реальная девушка может быть чьей-то премудростью. Я говорю, что она может состоять со своим (к примеру) отцом в таких отношениях, которые богословы описывают как отношения Вседержителя и Софии. Это любовные отношения, и любящий отец ревниво воспитывает дочь, чтобы в ней воплотилась его любимая мысль. Процесс воспитания собственной мысли, вышедшей наружу в виде женского образа, процесс шлифовки ее, борьба с материалом собственной мысли - все это должно привести к созданию идеала, но обычно приводит к созданию некоего идолища. Впрочем, что именно там получается, для нас сейчас не имеет значения. Главное то, что в реальной девушке появляется нечто нечеловеческое - что-то такое, что временами вдруг проявляется в ней. Как будто бы кто-то в нее вселяется, подменяет ее личность собой. Так дает себя знать то, что воспитано в ней. Не всегда, повторяю, софийное нечто - прекрасно, чаще - наоборот. Но уж если в реальной девушке иногда прорезается облик Софии, то героине Толстого сам бог велел быть Софией. Такова природа литературных героев - они архетипичны.

Петербург, 2 апреля 1834.
В прошлое воскресенье обедал я у Сперанского. Он рассказывал мне о своем изгнании в 1812 году. Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра: Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как гений Зла и Блага. Он отвечал комплиментами и советовал мне писать историю моего времени.

Из того, что Сперанский рассказал тогда Пушкину, известно ничтожно мало. Но вот он бы мог, наверное, рассказать, что в изгнании занимался почти тем же самым, чем и покойный князь Николай Андреич - софийными штудиями. Не позднее 1813 года Сперанский писал о Софии: "Сия первая жена была не создана и не рождена, но устроена. Она есть то знание, которое имеет Отец и Сын, но она есть созерцание их желания, зерцало, в коем слава их отражается. Уделением небесного семени она соделалась мати всех сущих на небеси. Таким образом возник мир духов первозданных - типы и образы всех небесных созданий".

Сперанский, как видно, хочет сказать о происхождении архетипов, но, говоря о чем-то общечеловеческом, он одновременно выражает коренной архетип русской жизни: власть имеет божественное основание. Во всяком случае, софиологическими рассуждениями опальный Сперанский оправдывает свою внутреннюю политику - я-де руководствовался твердыми принципами. Очень хорошо, но идеология, ориентирующаяся на первозданные типы и образцы, вещь обоюдоострая, а значит - опасная. Ибо она обосновывает не всегда верные впечатления начальства, что оно, мол, руководствуется чем-то истинным. Так "прусский король" заколдовал лысогорский замок. Или какой-нибудь Аракчеев мог взять с потолка любой показавшийся ему предвечным образец и в соответствии с этим своим предвзятым мнением насоздать по стране военных поселений.

Такой образец и действительно носится в воздухе нашей империи - как бацилла. Вот и товарищ Троцкий его тоже уловил и хлопотливо стал создавать трудовые армии. Но товарищ Сталин, пожрав его печень, заразился идеей товарища Троцкого - выстроил лагерный социализм. София создала себе дом...

Ничем иным, как софиологией (только без крови), занимался на государственном поприще и Сперанский. Князя Андрея поразила в нем именно непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда ему в голову не приходило сомнение в том, что - не вздор ли все то, что я думаю, и все то, во что я верю? Такая уверенность гипнотизирует, и через неделю после знакомства со Сперанским князь Андрей работал уже над составлением гражданского уложения - по отделу Права лиц. То есть, он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода законов. Таковы наши предвечные образцы. Но это все же приличные образцы, образцы очередной оттепели: права лиц, гласность, твердые начала, вместо произвола... Это все-таки не софийная паранойя аракчеевщины.

Петербург, март 1812.
Однако позднее князь Андрей вспомнит своих богучаровскнх мужиков и, приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, удивится себе: как он мог так долго заниматься такой праздною работой? Это надо понять как отставку Сперанского. Отставкой кончается всякая оттепель.

Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями - больницами, школами и облегчением оброка, - не смягчило нравов мужиков, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие-нибудь неясные толки. Например, об имеющем через семь лет воцариться императоре Петре Федоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет... В жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых необъяснимы для современников. Таким образом Лев Николаич подчеркивает, что эти таинственные струи бьются повсюду в русском народе, но он выбирает самый чистый и показательный случай стремления к воле и простоте.

Одно из таких явлений было движение к переселению на какие-то теплые реки. Лет двадцать назад сотни крестьян стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда-то на юго-восток. Как птицы летят куда-то за моря, стремились эти люди туда, где никто из них не был. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли на дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой-то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ >