Мы уже писали об Алексе Ентякове (иногда он публиковался под псевдонимом «Алексей Терехов»), а также публиковали некоторые из его стихотворений и рассказов («Один день», «Честно не интересно», «Как нужно писать книги»). Теперь очередь дошла до неоконченной детективной повести «Седьмой сезон». Повесть была начата в начале 1996 года и, видимо, писалась довольно долго - откладывалась в сторону, забывалась, всплывала снова, но в результате смерти автора в феврале 1997 года так и осталась недописанной, хотя кто знает - хотел ли он ее дописать (сразу после повести "Седьмой сезон" мы поставим один из последних рассказов Алекса - "Рождение", в котором рефреном звучат слова: "Закончив начатое, ты избегаешь неудовлетворенности, но не всегда, поступая так, ты оставляешь себе шанс на будущее что-то закончить").
«Прозябание на память» - так называл подъемный кран господин гроссмейстер Грестигребу. «Котлован разлив» - называл патриотизм гроссмейстер. А живопись наводила почему-то его на мысль о законодательстве.
Человек, не знающий жизни, скажет: «Этот гроссмейстер – идиот». Нет, это не так. Грестигребу – избранник излишества, и ничего больше.
Рассказчик, поведавший мне о гроссмейстере Грестигребу, был неимоверный натуралист и атеист. Агафон Захарович Решенный – таковыми были полные имя и фамилия рассказчика. Всю жизнь Агафон Захарович занимался рассказами разных по содержанию случаев, якобы из его жизни, но, увы, хоть его и слушали с удовольствием, ему никто не верил.
Так однажды я и еще двое собрались послушать очередную историю Агафона Захаровича.
«Иждивенец», - так начал характеристику гроссмейстера Агафон. «Иждивенец этот гроссмейстер, иждивенец, ей богу, иждивенец». Зеленщик, сидевший напротив Агафона, от такого начала пришел в замешательство. Еще бы, ведь вчера атеист Агафон рассказал о лесничем, который делал по ночам фарфоровую посуду. Чопорный скупщик старых вещей, сидевший слева от Агафона, лишь скептически посмотрел на рассказчика и глубоко вздохнул. Чем несколько сбил с толку Агафона Захаровича.
«Так вот». (Начал Агафон снова.) «Загадочный иждивенец этот так называемый Грестигребу. Гроссмейстер», - с усмешкой сказал Агафон и задумался. О чем он думал, это одному богу известно. «Дальше, дальше давай», - затараторили слушатели.
«А началось все в детстве, когда гроссмейстер, будучи ребенком, нашел папирус».
«Вот ведь парадокс, - заметил Зеленщик, Иван Федорович Пасека, - я в жизни ничего подобного не находил и не найду, наверно». Скупщик старых вещей Илья Петрович Прохоров, у которого замечание Зеленщика отбило охоту дальше слушать историю Агафона, встал и ушел, не сказав ни слова.
«Что это с ним?» - Спросил Зеленщик у Агафона. «Да ну его, всегда он так», - ответил Агафон Захарович. После последовала всевозможная критика в адрес Ильи Петровича и таких, как он. Коснулись еще вопроса о погоде, жизни и смерти, потом была также затронута тема о том, есть ли бог на свете, и зачем мы живем – тоже успели обсудить Зеленщик и Агафон Захарович, и самое удивительное, что все это разнообразие было обсуждено за двадцать минут. Как им это удалось? Я об этом умолчу.
После еще три минуты они сидели молча, лишь изредка посматривая по сторонам.
Зеленщик не выдержал и сказал серьезным, внушающим доверие голосом: «Агафон Захарович, а что же было дальше? Ну, после папируса».
- Да, - начал Агафон. – Я понимаю, - продолжал он. – Александр Македонский хоть и герой, но зачем же стулья ломать, ей богу. Что ж за человек такой, этот Илья Петрович. Ну не знаю прямо! - Да на что мне твой скупщик! – нервно, почти крича сказал Зеленщик. – Дальше что было? - Так вот, было тогда Роману Назаровичу Грестигребу двенадцать лет от роду.
Агафон Захарович вдруг обратился к Зеленщику с внезапным вопросом, чем даже напугал его: - Скажите, Иван Федорович, как вы считаете, мало есть – это хороший признак? - Если это делается не из принципа, то да. - А что, вам не нравятся вещи, которые делаются из принципа? - Я не доверяю людям, которые их делают… Принципы это так же глупо, как снег в июле.
Зеленщик завозмущался: - Ну что вы, я не знаю? Все тянете да тянете, рассказывайте быстрей, ну в самом-то деле. «Рассказывайте!» – Еще раз для убедительности повторил Зеленщик, чем остался очень доволен и даже улыбнулся.
И вот наконец-то Агафон начал свой рассказ.
«Поговаривали, что будто гроссмейстер гипнотезер. Но я думаю, что это чушь. Роман Назарович в своей находке обнаружил странные иероглифы. Но не сказав об этом никому ни слова, он спрятал свою находку в надежное место. И в тот же день вечером он заметил за собой странную вещь: ему ничего не хотелось есть. А ночью ему приснился странный сон. Будто бы он лавочник и к нему приходят и спрашивают папирус, а он им в ответ – продан, дескать, господину в зеленой рубашке с красными пуговицами. И любил наш гроссмейстер рисовать. И когда ему говорили, что это самое скучное занятие на свете, он, будучи еще в отроческом возрасте, говорил весьма красноречивую речь, что-то вроде: «Надобно иметь любовь к искусству, без этого ничего нельзя сделать. Надобно полюбить живопись, да! И поверьте, это вовсе не скучно. Выдумали, что искусство и занятие им – тоска… да я бы умер от тоски, если бы хотя бы один день провел без рисунка, как делают многие! Художнику нет времени скучать! В его жизни нет пустоты – все полнота. Нужно только рассмотреть весь многообразный круг каждодневных занятий и наших занятий, истинно возвышающих дух, не говоря уже о многообразии. Да в целом мире вы не отыщите подобного наслаждения! Здесь, именно здесь подражает богу человек. Бог предоставил себе дело творения как высшее наслаждение и требует от человека также, чтобы он был творцом».
«Странный он, этот гроссмейстер, странный», - подумал Зеленщик.
Любил также Роман Назарович залезть на высокую колокольню и смотреть вдаль, размышляя обо всем. Представлял он, как он бы мог жить вон в том доме с видной красной крышей. Он смотрел на людей, и они казались ему ничтожными и маленькими. Он просто смеялся над ними, говоря вслух: «Муравьи, да и только». А иногда он вылезал через окно ночью и бежал к своей колокольне и, забравшись на нее, наблюдал, как падают звезды, загадывая при этом разные (или одинаковые по содержанию, это нам не дано знать) желания.
Хотя впоследствии он признается одному человеку, о чем он мечтал всю жизнь, но до этого еще далеко.
Как ни странно, он любил позагадывать желания на греческом словаре. Считая буквы в слове, он повторял про себя: «Если четное число букв, то исполнится, а если нет, то увы».
А еще он не любил растяп, он считал, что лучше быть тараканом, чем растяпой.
В зимние вечера он любил рассматривать свою коллекцию разломанных пополам простых и цветных карандашей. Ему нравилось, что у него уже 320 карандашей. Почти год он собирал карандаши. Каждый день он покупал новый понравившийся ему карандаш. Но не это было удивительно. Сломанным у него был только один карандаш, который и натолкнул его на идею о коллекции. Остальные 319 карандашей он собирался сломать пополам после достижения им жизненно важной цели. Он думал, что тогда в его жизни произойдет момент, которого он ждал всю свою жизнь. А сломав карандаши, он окончательно покончит с прошлым. Продолжение
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете