Сегодня мы поговорим об ангелах. Но начнем, пожалуй, издалека, из Костромских лесов.

Железноборский монастырь был основан в 1390 году пострижеником Сергия Радонежского Иаковом, из Галичских бояр Амосовых. Прожив много лет у Сергия в Троице, Иаков решил вернуться в родные края, поискать там место для отшельничества. В один прекрасный вечер он прилег отдохнуть на пригорке над речкой Тебзой, впадающей в Кострому, и вдруг увидал луч, упавший на место, где он находился. Монах понял это как знак: здесь.

Мы не раз уже замечали, что место силы – вовсе не обязательно уединенное место. Пустынник ищет уединения, а находит подчас нечто противоположное. Почему-то особенно часто такое случалось с учениками великого Сергия. Создается даже впечатление, что Игумен земли русской мистически ориентировал своих подопечных вовсе даже не на пустыни, а на военно-стратегические пункты, транспортные развязки и месторождения полезных ископаемых. Иаков пришел к залежам железной руды, на что и указывает название поселения, которое он вскоре обнаружил поблизости: Железный Борок (ныне – просто Борок). Металлурги не были против того, чтобы рядом с ними поселился отшельник. Так возник монастырь.

Основа его благосостояния была заложена в 1415 году, когда Иаков был по делу в Москве. Великая княгиня Софья Витовна должна была родить и очень мучилась, едва ли не умирала. Князь Василий I Дмитриевич был в отчаянии. Послал к Иакову просить молитв. Тот ответил: пусть князь молится мученику Лонгину и не печалится, ибо сегодня же к вечеру княгиня родит наследника. Так и случилось. Софья Витовна благополучно разрешилась будущим Василием Темным, и счастливый отец щедро наградил Иакова, точнее – его обитель в Галичской земле.

 

Это весьма символично, поскольку чуть не вся жизнь Василия Темного пройдет в ожесточенной борьбе с Галичскими кузенами. Вероломство, гнусность, членовредительство – братья взяли моду вынимать глаза друг у друга – то была одна из периодических русских смут. Обыкновенное женское в организме российской государственности. Когда в 1450 году уже ослепленный Дмитрием Шемякой князь Василий придет кончать с ненавистным Галичем, опорной базой своей армии он сделает Железноборский монастырь. Иаков не увидит разорения родного города, он умрет 11 апреля 1442 года, а мощи его будут обретены 5 мая 1613 года, как раз к концу следующей Смуты (ее принято писать с большой буквы).

В 1600 году в Железноборский монастырь явился галичский дворянин Юрий Отрепьев и постригся под именем Григория. Это случилось вскоре после того, как подворье Романовых на Варварке (у которых Отрепьев служил) было разгромлено. Романовы составили заговор против избранного царя Бориса Годунова, но были обезврежены. Претендента на царский престол Федора Романова насильно постригли под именем Филарет и направили в Сийский монастырь. Будущий царь Лжедмирий I (Отрепьев) постригся добровольно, хотя и с большой неохотой. Проведя меньше года на Тебзе, он перешел в Московский Чудов монастырь, где жил сперва в келье своего деда Елизария Замятни, а потом стал келейником Чудовского архимандрита Пафнутия. Не пройдет и полгода после возвращения Отрепьева в Москву, как он уже станет патриаршим секретарем. Карьерный запал у этого малого был сверхестественный.

Проще всего объяснять успехи Отрепьева воздействием некоей скрытой руки. Обычно говорят о руке Романовых, руке польских магнатов, руке иезуитов. Возможно. Но давайте ради эксперимента рассмотрим еще одну версию: Отрепьева вела рука ангела. На первый взгляд это кажется банальной и бессодержательной чушью, однако, если иметь в виду, что малейший взмах руки ангела может создавать завихрения на траектории движения человека, которого ангел ведет, откроется много чего. Вот некоторые странности, косвенным образом связанные с карьерой Григория. Следите за руками.

В тот день, когда Церковь празднует явление мощей Иакова Железноборского, отмечается память Адриана Монзенского, еще одного Костромского преподобного. Его монастырь располагался в 50 километрах севернее Иаковлева, при впадении реки Монзы в Кострому. Родился Адриан во второй половине 16-го века, в миру носил имя Амос. В ранней юности тяжело заболел, и во время болезни ему привиделся сон: брошенная церковь между двух рек и голос: «Здесь твое место». Где это, Амос не понял, но сон подтолкнул его к пострижению в монахи (в Геннадиевой пустыни около Любима). Позже, в Павло-Обнорском монастыре он сблизился с монахом по имени Пафнутий, которому как-то ночью привиделась церковь в сияние. А на следующий день явился человек и сказал: «Передай своему другу Адриану, чтобы шел на восток, в сорока верстах отсюда он найдет церковь, которую видел во сне» И добавил: «На месте том явится свят человек».

По этим указаниям Адриан разыскал и место между двух рек, и заброшенную Благовещенскую церковь, которую когда-то увидел в болезненном сне. Отлично понимаю, что он в тот момент испытал, поскольку нечто похожее случилось и со мной в Аврамиевом монастыре на Чухломском озере.

Пафнутий очень хотел поселиться с Адрианом на открывшемся в чудесных видениях месте, но тот же человек, который и прежде являлся ему, сказал: «Нет, тебе уготовано совсем другое». И действительно, когда друзья совсем уж было собрались отправляться на Монзу, вдруг бумага из Москвы: Пафнутий назначается Архимандритом Чудова монастыря. Да-да, это тот самый Пафнутий, который пригреет Гришку в Чудовом, в своей собственной келье. Архимандритом элитного кремлевского монастыря скромный Обнорский инок стал в 1595 году.

Как это ни странно звучит, место, найденное Адрианом, оказалось не слишком удобным. Весной его заливали талые воды, и Адриан стал искать, куда бы ему перейти с учениками, которые у него уже появились. Выбрал одно на высоком берегу Костромы, но все не решался перенести туда обитель, поскольку первоначальное место было назначено ему неоспоримо чудесным образом. Не решался, но все же ходил на понравившийся ему бережок Костромы и молился в надежде получить какие-нибудь указания. Раз во время молитвы уснул и увидел во сне незнакомца, который сказал: «Нет, это место не то. То – на берегу Монзы. Там явится свят человек». Вот опять: кто-то должен явиться. Что же касается места явления, то о нем человек из сна сказал так: «Там исцелятся два отрока».

 

И вскоре к Адриану привели двух больных ребятишек. Одного из Буя, а другого из Солигалича. Отцам обоих явился один и тот же монах (с продолговатой бородой и в сединах). И сказал, чтобы они вели своих хворых детей к Адриану, с которым, якобы, он живет в одной келье. Адриан не знал, что и думать, поскольку жил в своей келье один. Тем не менее, отслужил молебны – сперва в монастыре, а потом около Никольской часовни на берегу Монзы. Возле часовни пацаны выздоровели. Тут Адриан понял две вещи: во-первых, что монастырь должен стоять у этой часовни, и, во-вторых, что некто таинственный покровительствует ему и его обители.

На новое место монастырь был перенесен на средства, присланные из Москвы архимандритом Пафнутием. Когда жизнь наладилась, в обитель прибыл новый монах. В нем не сразу, но все же опознали того самого старца, который являлся разным людям (я здесь перечислил еще не все случаи). Адриан хотел окончательно удостовериться в том, что это именно он. Но не знал, как подступиться к человеку из снов. Однажды на исповеди прямо спросил: кто он и откуда. Оказалось, что Ферапонт (так его звали) в последние годы подвизался в Костромском Воздвиженском монастыре, а до того жил в Москве близ дома Василия Блаженного.

У Василия, как известно, никакого дома не было, он был убежденным бомжом, жил на улице, ходил голышом, юродствовал. Что же считать его домом? Храм Василия Блаженного, где он похоронен? Или, может, Варварские ворота Китай-города, где он чаще всего обретался? Но тогда это рядом с подворьем Романовых на Варварке, где служил Отрепьев. Нет, я ни на что не намекаю, я понимаю, что даты не совпадают. Ферапонт умрет 12 декабря 1597 года, примерно за месяц до смерти последнего царя Калитина рода Федора Иоанновича, с которой только и начнется постепенное втягивание России в Великую Смуту. Но ведь я здесь и не говорю об обыденной реальности, я говорю об особой реальности символов, смысловых совпадений. Для этой ангельской реальности время, пространство, причинность не имеют решающего значения, для нее это – так, декорации. А сущность – в другом.

Вот посудите сами: как-то раз Ферапонт подошел к Адриану и сказал, что тому надо идти в Москву. Потому что Пафнутий болен. Адриан не мог понять, с чего Ферапонт это взял, но, поскольку знал, что он зря никогда не болтает, пошел. Все оказалось правдой. В ходе беседы Пафнутий спросил о монахе, который недавно был у него с письмом от Адриана. Адриан: «Какое письмо? Я ничего не писал, никого не посылал». На это Пафнутий достал листок с просьбами о помощи монастырю. Адриан почитал, узнал свой собственный почерк, внутренне похолодел: кто принес? По описанию выходило, что – Ферапонт. Но Ферапонт не отлучался с Монзы. Адриан озадаченно щупал бумагу.

А вы говорите: иезуиты. Да какие к черту иезуиты, если монзенский чернец Ферапонт может, не выходя из собственной кельи, доставить в Москву письмо, которое не было не то, что бы послано, но даже – написано отправителем, который, тем не менее, узнает в нем собственную руку. Мистика! Как известно, Лжедмирий I был родом с Монзы, Отрепьевы целым гнездом сидели по ее берегам (говорит знаменитый специалист по Смутному Времени Руслан Скрынников). Так почему же Ферапонту, обладающему столь неординарными возможностями, не порадеть земляку? Не прислать кому надо письмо? Не замолвить за парня словечко перед тем же Пафнутием?

Скажут: но к 1601 году, когда Пафнутий стал опекать Григория, Ферапонт уже умер. Что значит умер? После своей физической смерти он продолжал являться разным людям – и во сне, и наяву. Так, например, в 1599 году он пришел к Адриану и сказал: «Скоро будет голод великий в Русской земле, храни хлеб. В то время увеличатся земли у монастыря и монастырские деревни построятся там, где теперь владеют дети боярские». Тут целая программа развития монастыря (предначертанная, впрочем, Иосифом Прекрасным, поработившим египтян). И, судя по Житию Ферапонта, она была успешно выполнена. Да и как же иначе – ведь голод, начавшийся в 1601 году, был страшный, длился три года. Борис Годунов дошел до того, что посылал продотряды для реквизиций хлеба, но все безуспешно. В одной только Москве (по свидетельству Конрада Буссова, который называет этот голод дороговизной) умерло до полумиллиона народу. Зато люди, заранее осведомленные о грядущих бедствиях, выиграли. Вот Григорий Отрепьев пришел к власти. Есть в этом что-то нечеловеческое.

У меня нет доказательств того, что Ферапонт был вовсе не человек, но – некий ангел. Хотя, конечно, заброшенная церковь, к которой он когда-то послал Адриана, вовсе не случайно называется Благовещенской. Тут не без ангела, не без вестей, не без направляющей руки. Конечно, понятие «Ангел» изрядно опошлено: пухлая попка, утиные крылышки, спермоточивые глазки. Барокко. А в Ферапонте есть нечто сермяжное, коренное, мужицкое. Он – воплощенный дух местности при слиянии рек Монзы и Костромы. Принявши облик монаха, он хранил крепкого хозяйственника Адриана и его монастырь, помогал при случае Гришке Отрепьеву, руководил карьерой Пафнутия (ставшего впоследствии Крутицким митрополитом).

Но мог и наказать. Недалеко от впадения Монзы на Костроме есть порог, который мешал судоходству (когда оно было). Перед этим порогом обычно причаливали и шли в монастырь – помолиться Ферапонту и дать что-нибудь за проезд. Раз какой-то просвещенный Вавила, везший из Солигалича соль, сказал: «Много таких старцев, неужели все они святые?» И двинул баржу вниз по течению. Посудину, правда, держали веревками с берега, иначе там не пройти, но вдруг – они оборвались, струг понесло… О, как убивался Вавила: «Потерял и свое, и чужое». Молил Ферапонта простить. И тогда посреди реки встал древний монах, повернул рукой судно и направил мимо порога.

Мощи Ферапонта были обретены в 1618 году, как раз к возвращению Филарета (Романова) из польского плена. И через пять лет после мощей Иакова Железноборского.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.