Маша Макарова родилась 6 сентября 1977 года в Краснодаре. Там же начала свою творческую деятельность. В 1996 году московский продюсер Олег Нестеров услышал несколько песен Маши, после чего она перебралась в Москву, собрала группу «Маша и Медведи» и стала работать над дебютным альбомом. Песни "Любочка" (на измененные стихи Агнии Барто) и "Без Тебя" тут же попали в радио и теле эфиры и сделали из Маши суперзвезду. В 1998 году вышел первый альбом под названием "Солнцеклеш". Благодаря необычным ярким стихам и свежей музыке релиз стал заметным явлением. Через два года вышел второй диск - "Куда?". Он был гораздо мрачнее и депрессивнее первого, но и глубже. А в мае 2000 было объявлено о распаде группы. Маша надолго исчезла из поля зрения. Ходили самые разнообразные слухи о том, чем она занимается. Говорили, будто она вернулась в Краснодар и живет там, постоянно употребляя наркотики и то и дело предпринимая безуспешные попытки собрать новую группу. Говорили также, что она сошла с ума и попала в какую-то религиозную секту, говорили, в конце концов, что она уехала куда-то за границу. В 2004 году Машу все чаще стали замечать в Москве на разнообразных общественных мероприятиях, пошли слухи о возрождении группы «Маша и медведи». В 2004 году на сборнике Ивана Шаповалова «Тату в Подбнебесной» появилась песня «Хуй Войне», которую, как уверял Иван, пела Маша Макарова. Это была электронная психоделичная композиция, совсем не похожая на то, что Маша делала раньше. В январе 2005 года в ночь на православное рождество Маша Макарова родила дочерей-двойняшек. А совсем недавно, в октябре 2006 года вышел третий альбом группы «Маша и медведи» - «Без языка» - возможно, самый сильный российский рок-релиз 2006 года.
Большая квадратная комната с бетонными стенами без обоев. Посреди комнаты на крючке от люстры висит красная боксерская груша. В углу тускло горит настольная лампа. Играет спокойная музыка. Напротив груши лежит на полу матрас, рядом с ним на деревянном столике стоит икона Георгия Победоносца, убивающего змея. Мы сидим на матрасе и пьем крепкий зеленый чай.
Глеб Давыдов: Послушал я твой новый альбом. Очень здорово. Я вначале вообще не понял ничего. Но потом послушал раза три еще, и на четвертый мне так понравилось, что только его теперь и слушаю…
Маша Макарова(смеется): Круто. Спасибо…
Г.Д.: Просто неожиданно очень. Потому что я думал, что будет что-то вроде песни «Парабеллум», которую я слышал где-то года полтора назад. И даже видел клип, в котором вы там летите по воздуху на бээмиксах…
М.М.: Да, это были мои сольные проекты. Это мы делали что-то с электронщиками. На мой взгляд, хороший получился проект. Записали четыре песни – может быть, они когда-нибудь выйдут в свет, но пока таких вариантов нет. Для меня это было очень интересное время, когда я пыталась понять что такое электронная музыка. Тем более что Женя Вороновский и Ричард Норвилла – они не простые электронщики, а такие безбашенные, нойзовые скорее люди… Мы сошлись на любви к группам Swans, Ministry…
Г.Д.: А, то есть вот какая тебе музыка на самом деле нравится… А не более традиционный «рок», который ты делаешь с «Медведями».
М.М.: Ну, рок это такое общее понятие. Такое, как «секс»…
Г.Д.: На самом деле, я, совсем не о «роке» хотел бы с тобой поговорить. Хотя, казалось бы, о чем еще? Ведь тебя большинство людей знает именно с этой стороны. Но… в твоих текстах звучит очень много таких штук, которые вызывают вопросы, никак не связанные с такой условностью, как стилистические термины в современной популярной музыке… Твои тексты иногда звучат как какие-то заклинания, и, соответственно, интересно было бы коснуться эзотерических тем в этом разговоре.
М.М.: Да, есть немножко. Когда я писала эти песни, у меня был такой настрой… Я очень много читала. Был такой интровертный путь, так скажем, несколько лет. Я не могла общаться с людьми, мне было трудно найти людей, которые бы могли поддержать мою тему. Я ощущала себя совершенно пустой, ощущала, что я ничего не могу дать. А когда ты пустой, трудно общаться.
Г.Д.: И это хороший повод наполниться.
М.М.: Да, пришло время наполняться. И, соответственно, нельзя было оставаться в шоу-бизнесе, потому что шоу-бизнес это все-таки общение в первую очередь – работа, концерты… Невозможно находиться среди людей и быть полностью закрытым. Это приводит к каким-то конфликтам, к каким-то неопределенностям, подставам. То есть я, в принципе, стала человеком, которому нельзя доверять, потому что я пыталась слушать свое сердце во имя самоспасения, самосохранения, – стала очень ранимой, потому что, видимо, и нервная система была несколько расшатана...
Г.Д.: Это произошло из-за того, что ты внезапно попала в Москву и стала популярна… И начались наркотики… С этим связано?
М.М.: Конечно. Я попала в Москву, мне было 18 лет. Сказалось отсутствие родителей, у меня вообще здесь родственников нет никого… Я почувствовала себя свободной, почувствовала, что принадлежу сама себе и могу делать все что хочешь. И, конечно, первое время кидаешься с места в карьер, тем более когда пространство вариантов позволяет. Начинаешь пробовать все, и очень сильно расплескиваешься. То есть было и то, и то, и это. Опыт, конечно, это вещь незаменимая, его не купишь, но иногда расплачиваешься своим собственным здоровьем, своими нервами, благополучием – по неопытности можно лоб расшибить все-таки. И вот случилось так, что всё как бы – меня больше нет. Получилось так, что мне оставалось умереть (а умирать мне как-то не хотелось, у меня никогда не было такого желания взять и что-нибудь с собой сделать, потому что всегда успеешь сделать с собой что-нибудь, а надежда не умирала все равно). И долгое время я просыпалась с мыслями «О боже мой, опять новый день! Опять! Опять двадцать пять!» И вот единственное, что спасало, это какая-то эзотерическая литература. Потому что начинаешь копаться в себе, пытаться разобраться со своим механизмом, организмом… В первую очередь я пошла в церковь, стала молиться. Это такой момент, когда у тебя уже не остается никаких вариантов, и ты просто открываешься этому чуду, обращаешься с молитвой к Господу Богу. Этот классический путь очень много вопросов во мне отложил, и с тем же фанатизмом, с каким я ринулась в эту церковь, с тем же меня и отбросило. Потому что я сразу попыталась максимально выполнять все заповеди пытаться, посты, исповеди… А попробуй тут не солги… Начинаешь бегать каждый день на исповедь… Фанатизм это очень опасная штука, вера это такое канатоходство. А у меня рубанулось все по максимому, и из-за этого слетело все в обратном направлении. Я опять стала пить, опять – «нигде правды нет». И стала искать по-другому. Мне стало интересно – что к чему? Кто во мне думает? Кто во мне говорит так, а кто так? Откуда эти голоса? И что нужно развивать, на что нужно опереться? И как это все называется? И кто я? И зачем? И всех этих вопросов куча – попробуй, разберись. Нить Ариадны… Начинаешь рыть, зарываешься в какие-то книги. И вот это очень плодотворный период, когда ты заглатываешь кучу литературы. Не всегда такое возможно – сейчас я, например, вообще читать не могу, я начиталась и сейчас просто перевариваю. Сейчас наступил период действия.
Г.Д.: А что ты читала, например?
М.М.: Кто мне больше всего расставил по полочкам – я, конечно, прошу прощения, но это Карлос Кастанеда. Он мне взял и описал: это – так, это – так, это – так, а это – так. То есть этот логос лучше всего подошел для меня.
Г.Д.: Ты в этих трипах Дона Хуана и Карлоса узнала свои какие-то ситуации?
М.М.: Ну даже меньше эти трипы меня заинтересовали.
Г.Д.: Тебя больше зацепила философия?
М.М.: Да, мне понравилась эта философия отсутствием философии. То есть там настолько все прагматично и четко описано… Вещи, которые очень трудно ухватить словами, там они берутся и называются… «Чувство собственной важности» - то что в православии называется гордыней. Те же «бесы» - кто такие «бесы»? Встроенный мозг… Летуны… Я настолько все поняла, у меня все разложилось по полочкам. Точка сборки, наличие силы, тональ, нагваль. То есть все, что там написано, все эти – сколько там? – 12 томов очень сильно меня поправили. Те же инсегрити, магические пассы – обалденная штука. Мне было плохо. Я открывала, читала, и мне уже становилось лучше. Как некоторые Евангелие читают, так я читала Кастанеду. Впоследствии я поняла, что Карлос Кастанеда это человек, который ни разу меня не обманул. Помимо этого была еще куча литературы, которая меньшее, наверное, влияние оказала… И все это, конечно, вперемешку с христианством, потому что оно глубоко во мне сидит, эта очень мощная линия, просто к ней другое немножко отношение.
Г.Д.: Ну, кстати, в твоих текстах не так уж сильно ощущается влияние Кастанеды. Да и влияние Даниила Андреева там особо как-то незаметно…
М.М.: Ну, Андреева я так и не смогла прочитать.
Г.Д.: Я это к тому, что ты дочерей якобы в честь его книги назвала – Роза и Мира. Так, по крайней мере, говорят…
М.М.: Ну как в честь… Просто у меня стояла эта книга – мне ее подарили, зная мой интерес к эзотерической литературе. Я ее пыталась прочитать, но так и не удалось, а когда я уже девочек вынашивала, я смотрела на корешок и думала: вот надо так девочек назвать – какие имена красивые – Роза и Мира. Тем более я не знаю ни одной Розы и ни одной Миры. Потом, уже когда родила, я прочитала большой кусок из этой книги. Мне понравилось направление, расклад этого чувачка. Но для меня очень тяжело шла эта книга. Может, логос не подходит. Ну не идет. А я не хочу тратить свое время на то, что не идет само по себе, не вливается. А Кастанеда так вливался, что я теперь наизусть его знаю.
Г.Д.: А ты оперируешь понятием «логос». Вот что это для тебя?
М.М.: Это опять по Кастанеде. Все что можно назвать словом, можно назвать очень по-разному. Можно говорить на русском языке и при этом в русском языке можно найти много языков. Это, скажем, определенная система договоренностей по умолчанию. То есть мы говорим вот на этом «логосе». Есть логос компьютерщиков, логос музыкантов. То есть это определенные термины, которые обозначают те или иные понятия. И они один с другим связаны, и люди уже понимают друг друга. Логос Кастанеды наиболее близок мне в плане эзотерическом.
Г.Д.: Ну вот в песнях твоих – своеобразный очень логос. Почему, кстати, твой новый альбом называется «Без языка»?
М.М.: «Без языка» - потому что в последнее время это стало фразой, которую я чаще всего себе говорю. То есть я начинаю говорить и в какой-то момент замечаю, что я очень много говорю и пытаюсь кому-то что-то объяснить, произношу какие-то слова-слова-слова, и понимаю, как из меня что-то уходит, как какой-то песок, и чем меньше слов, тем мне становится лучше. То есть я понимаю, что я хочу гораздо меньше говорить. А говорить хочется о чем? О том, о чем невозможно сказать. А об этом все равно ничего не скажешь. А о том, о чем можно сказать, уже все сказано… И вот, это тот самый «нагваль», тот самый «дух» - и опять это не те слова – «дух» это «дух», «нагваль» это «нагваль», а вот то, что нельзя назвать никаким словом, это как раз и есть ТО... о чем и хочется сказать, и невозможно. Поэтому и существует, видимо, музыка, живопись, искусство, творчество… То есть выражение, соединение, сотворчество без слов.
Г.Д.: И все это способы сформулировать это невыразимое и, в конечном счете, все же выразить это. Ты ведь пишешь не только музыку, но и стихи, слова...
М.М.: Да, поэтому я не могу точно сказать почему «без языка». Там есть песня такая «Без языка», там, в принципе, понятно, почему «без языка». То есть там поется вроде бы как об одном, а на самом деле там совсем о другом. Можно понять так, а можно совсем по-другому. Эта песня как раз о том, что совсем по-другому. Вот как вверху, так и внизу – поется – словами можно назвать то, что происходит внизу, а то, что происходит вверху, это уже не описывается словами, и вот эта песня это как бы попытка соединения, попытка отразить земной план для того, чтобы стало понятно, чего хочет моя душа.
Г.Д.: То есть это такая попытка прорваться в трансцендентный мир, оставаясь при этом в обусловленном мире, в мире, где все называется обычными словами – телевизор, груша, плюшевый мячик… Ну, тебе вполне удается обозначать эти вещи…
М.М.(смеется): С трудом, ты понимаешь. Я в последнее время начинаю обозначать, а потом в итоге чувствую себя полной идиоткой, потому что вот так вот все время вокруг, вокруг все время какие-то такие круги нарезаются… Ну ничего, вроде как-то так.
Г.Д.: Ты знаешь, я очень часто сталкивался с тобой, видел тебя в разных местах – так получалось, что мы проходили мимо друг друга, и я замечал про себя, что вот – это Маша Макарова… Например, в Поднебесной, где-то еще… И всякий раз мне казалось, что у тебя в жизни что-то такое происходит странное – что ты в странной ситуации, в странном окружении, в странных процессах. На концерте P.J. Harvey я тебя видел, ты там пританцовывала… И каждый раз мне было очень интересно, что именно с тобой происходит.
М.М.: Ну на P.J.Harvey я уже с животиком была. Тогда я была наполнена. Мне хотелось плодоносить. Накопились песни, и я очень хотела их записать, но все как-то не могла.
Г.Д.: А почему это так долго не могло произойти? Это странно, ведь эти песни, насколько я знаю, ты написала уже давно, а записала только сейчас… Вот когда ты песню в последний раз написала?
М.М.: Давно. У меня сейчас опять период новой пустоты. Последнюю песню я написала – она уже не глубокая, не серьезная. Последнюю песню я написала год назад. Это был рэп шуточный… А вот таких глубоких, чтобы вот произошла глубокая перемена, и пошло, уже давно не было, конкретно давно. А этот рэп – «Мистер Малой уже не молодой Дэцл» - с Лигой мы тоже написали…
Г.Д.: Я помню, кстати, еще видел тебя на презентации альбома группы «Дрынк». Ты вышла на сцену и почему-то вдруг поздравила Дэцла с днем рождения. Что-то в этом роде. Ты очевидно была не очень трезва…
М.М.: Да, я там чачу пила… Я там пела «Примадонну», свой блатняк, который был написан до концерта этого незадолго по живым событиям, по горячим следам. Меня действительно приняли менты и нашли нереальное количество ганджи, за которое я могла так нормально получить срок. Ну, хорошо, отпустили, все отдали, говорят – «только песню напиши нам». Ну, я села и написала:
Трем ментам из Пятигорска Песню я свою пою Не позволили девчонке Зашибиться на тюрьму.
У меня вообще тогда период был такой – я уже прям горела, я чувствовала, что мне уже надо выгореть! Выгореть! И потом я забеременела.
Г.Д.: Ну вот от «Примадонны» у меня было такое ощущение, что я присутствую на неком спонтанном концерте такого своего рода Сида Барретта, который вот вдруг вернулся… И уже еле-еле что-то там беспомощно, но очень пронзительно поет. И такое достаточно трагическое впечатление это производит. И действительно, мурашки по спине от того, что это вот так все. И непонятно, почему так! А сейчас я с тобой общаюсь и вижу, что все не так страшно, что ты – здоровый и адекватный человек, и с тобой можно разговаривать – можно на языке, а можно и без языка…
М.М.: Ну тогда вообще у меня жизнь была такая. А вот после того, как появились детки, у меня уже и нет больше особо возможности по левой стороне сильно расхаживать (левая – это, скажем, бессознательное), гулять там. И я стала налаживать свою правую сторону. Это имеет свой смысл, потому что чтобы развивать нагваль, скажем так, нужно сначала устаканить свой тональ, привести его в полный порядок. Это сделать не просто, тем более если ты разбомблен, расшатан, нервная система вообще никуда…
Г.Д.: Левая сторона это левое полушарие мозга?
М.М.: Ну да – бессознательное, интуиция, какой-то такой инь, темная сторона, dark side of the moon (смеется). Это очень интересная и глубокая штука, как бездна морская, в которую погружаешься, как дайвинг… Мне даже нравится этот дайвинг.
Г.Д.: И не страшно?
М.М.: Ну, вот когда нравится, то прям погружаешься все глубже, глубже, глубже, и с одной стороны да, страшно, но с другой стороны – глубоко.
Г.Д.: Можно и не вынырнуть…
М.М.: Знаешь, это страсть что ли, да. Вот у меня такая страсть была. Потому что здесь на поверхности стало в какой-то момент очень плоско, скучно и, видимо, надо было проверить свою, что ли, глубину… Надо было. Может быть, у кого-то это получается более плавно делать, органично, гармонично, сочетая это как-то с бытом, с жизнью, с землей, а у меня это как-то так вот сорвалось, и прям как будто даже не за что зацепиться… Я летела, знаешь, туда. Это когда нечего терять, такое состояние. Ничего не держит, и ты уже летишь и летишь и летишь… И только вера, как какой-то поплавок, где-то висит, что вот… И, видимо, слава Богу… нормально. То есть – вынырнули.
Г.Д.: Видишь, какая странная штука: если ты не погружаешься в эти бездны, то так получается, что живешь в обыденности, в этом мире очень скучном, до чертиков понятном, и хочется ведь из него все время вырваться, и если ты не умеешь делать это плавно и органично, то ты срываешься. А вот как научиться балансировать?
М.М.: Вот, опять-таки, здесь нам на помощь приходит Карлос Кастанеда, мой дорогой уважаемый амиго. Он очень многое разложил. Ведь погружение в эти области бессознательного, которые не являются привычными для нас, это действительно поиск человека, смещение точки сборки. Смещать ее можно разными путями. Самый легкий путь – это алкоголь, наркотики и какие-то необычные действия – то есть делать то, что ты никогда не делал, идти наперекор, то есть против движения, против течения… все смещается, и ты начинаешь зондировать – ага, и так может быть, и так, и так, и так… От этого, конечно, некоторые думают, что ты уже совсем, но что-то все-таки остается… Но эта точка расшатывается, и если вести этот нездоровый образ жизни, то она совсем разболтается, станет хаотичной, неконтролируемой, и ты действительно превратишься в сумасшедшего. Ты видишь там, видишь здесь, а контролировать уже не можешь. Стиль пьяного идет. А если посмотрел – здесь есть - оба! - понравилось. И здесь… А как же мне сделать так, чтобы я еще был этому хозяин, да? Захотел – здесь, захотел – здесь. А не так чтобы – куда понесло, там и окажешься. А тут уже надо воспитывать волю, контроль, понимать, что такое намерение. Вот эти все вещи, о которых начинаешь узнавать, если нет выхода другого, думаешь – а как же мне это все за узды взять, в конце концов, я ж все-таки человек. А это уже дисциплина, внимание, внимательность…
Г.Д.: И как у тебя с дисциплиной?
М.М.: Пришлось себя дисциплинировать, нарабатывать волю. Это не так все просто. Воля это то, что нарабатывается. Каждое неделание… то есть то, что смещает точку сборки здоровым путем, это какие-то вещи, которых ты раньше не делал – ты начинаешь – самое элементарное – с хождения спиной вперед, и еще куча вещей. Мы же обычно живем как? Выпил кофе, пошел в туалет, в магазин, почитал – все привычно. А каждое действие, которое выводит из колеи, оно воспитывает волю, оно является неделанием, а каждое неделание привычных дел идет в копилку твоей воли. Воля это что-то вроде щупальцев из живота. Действительно я это ощутила, когда я забиралась на скалу. Я забралась уже на какую-то высоту, у меня был сзади рюкзак (ну так, сдуру, короче, полезла, для выпендрежа), забралась на какую-то высоту, с которой спиной упадешь – и все. И туда высоко, и туда высоко. Все, скинула уже рюкзак, ну нафиг пошло все, мне лишь бы жизнь сохранить, и я понимаю, что зацепиться не за что – цепляешься – и нельзя надеяться ни на силу рук, ни на цепкость… И вот отсюда что-то исходит, из живота, ты цепляешься буквально за какой-то миллиметр чего-то, цепляешься животом, вот так передвигаешься, все, ты идешь животом. Реально. Я не знаю, как это объяснить. И действительно, в состоянии, когда вот здесь слабый этот пучок, ты не можешь этого сделать.
Г.Д.: Это место в животе называется у китайцев дань-тянь.
М.М.: Да, именно. Потом уже я поняла, что он называется дань-тянь. Вот это воля. Воля это способность смещать точку сборки, а контроль – это возможность удерживать ее на этом месте.
Г.Д.: Ну, вот в песнях твоих этого всего нет пока… Может быть и есть, но я не заметил. Скорее, я заметил какие-то вещи типа веры, надежды на какое-то спасение, что вот пронесет! Например, образ у тебя все время проскакивает такой – «Мимо дна». Он же у тебя был и в песне «Хуй войне!», которая мне на сборнике «Поднебесная» больше всех понравилась. А теперь эти же слова - «мимо дна» - звучат в одной из песен нового альбома.
М.М.: Да, я даже так хотела альбом назвать. Но немножко такое не очень понятное название…
Г.Д.: Мне понятно, о чем речь, но это как раз какое-то такое упование…
М.М.: Ну да, потому что уже настолько глубоко погружаешься, что остается только одна надежда – пройти мимо дна, потому что уже всплыть вверх – это как чудо какое-то. А тут – бах – и ты проваливаешься, как сквозь песочные часы, мимо дна. Бах, и пошла на рост. То есть опустошение и потом переворот и наполнение. Ну, такая штука, ее невозможно иначе выразить, только вот сказать можно «мимо дна», и все.
Г.Д.: То есть ты представляешь это себе как некую воронку? Я всегда думал, что лучше наоборот поскорее упасть на дно, чтобы уже отлежаться там и, может быть, потом появятся силы и можно будет совершить рывок вверх, вскарабкаться и подняться…
М.М.: Ну, ты знаешь, каждая минута на дне, она, конечно, опыта добавляет, но также и утяжеляет. То есть чем дольше ты там находишься, тем тяжелее ты становишься. Это такая опасная игра. Все там в каком-то миллиметре, в чутье, остается только полагаться на волю Божью. Блииин, трудная это все штука такая!!!
Г.Д.: То есть сейчас если ты начнешь опять писать песни, то они будут уже больше с позиции человека, который контролирует эти все вещи и знает?
М.М.: Понятия не имею, когда я наполнюсь и что это будут за песни. Потому что, знаешь, песня это как роды, как какое-то зачатие, а затем вынашивание и рождение. Ты получаешь какой-то сгусток силы, и он выходит через музыку и слова, допустим – каждому через свое. Я от многих творческих людей слышала такое, что «это не я пишу песни, это само», и действительно, так оно и происходит, то есть ты пропускаешь нечто через себя и записываешь. Как оно выльется – я не знаю. Как я буду готова к этому, как я буду проработана, как я буду сформирована, так и будет. Я могу сейчас вот сесть, например, и написать какую-нибудь песню. От ума. А хотелось бы для следующих песен стать инструментом идеальным. Хотя невозможно стать идеальным чем-то, потому что это уже смерть… Жизнь, она вся в несовершенстве. Совершенствование. Но хотелось бы стать проводником Бога. А это надо настолько избавиться от себя, от своего я, чтобы пропускать через себя волю Божию… И, опять-таки, это есть и у Кастанеды – «чтобы воля орла стала твоей волей». Можно так, а можно с позиций христианства, то есть – «да будет воля твоя». Но это не так просто. Чтобы быть инструментом, достойным божественных рук, нужно чтобы все струны были подтянуты, чтоб трещен не было… А я сейчас чувствую себя, в принципе, на ремонте.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
.jpg)
Глеб Давыдов: 
М.М.:
Вы можете