Июнь 1383 года, Константинополь, знаменитый Влахернский храм, в нем ценнейшая икона Богородицы, Одигитрия, написанная с натуры самим евангелистом Лукой. То есть она была там вчера, когда храм закрывали, а сегодня ее уже нет. Суета, истеричные вопли: украли Матушку!

А в это время икона несется над Ладогой. У Валаама ее видят рыбаки. Привет рыбакам! Дальше она берет курс на юго-восток, к реке Ояти (на ней мы уже побывали), останавливается там в двух местах (современные их названия Горка и Имоченицы), но почему-то снова снимается и летит к югу, на реку Пашу, где тоже останавливается – сперва на Куковой горе (Новое село), а потом на Пашекожельском погосте (Горка). Облетает пространства, как бы ища себе подходящее место. И наконец, перемещается еще километров на двадцать к югу, на реку Тихвинку. Там икону уже будто ждут. Народ задрал головы, попы служат молебен. Богородица зависает над толпой и вот – сходит в руки молящихся.

Вы верите в это? Я верю. Но только, конечно, все было немного иначе. Доски, даже если на них нанес краску талантливый живописец (Лука или сам Марк Шагал), просто так не летают. Их должен нести некий дух. Что за дух? Вот об этом и поговорим. Но сперва отмотаем пленку лет на двести назад.

В девяти километрах от Великого Новгорода вниз по течению Волхова, на правом его берегу, есть возвышенность. А под нею – болото, оно звалось Видень. Потому что на нем нечто виделось. Место считалось нехорошим, худым, отсюда и имя Хутынь (ср. Худынское место силы). Где-то во второй половине 12-го века монах по имени Варлаам увидал на Хутыни луч света и решил: это знак. И поселился на горке. К отшельнику присоединились несколько товарищей и среди них – человек, известный под монашеским именем Антоний.

Варлаам уже при жизни был чудотворец. Прозорливый мистик, он мог тонко влиять на городскую политику. По каким-то делам он послал Антония в Константинополь. По каким? Говорят: чтобы встретиться с вселенским патриархом. Но в чем смысл этой встречи – неизвестно. Известно только, что Антоний пропадал лет пять, а Варлаам его ждал. Умер, только когда посланец вернулся. Антоний стал настоятелем Хутынского монастыря, основанного Варлаамом в 1192 году.

Все-таки что принес Антоний из Греции? Что-то должен был принести, раз был послан. Какую-то весть, благословение, может, икону (вот принес же с Афона его земляк Арсений Коневецкую Богородицу и заклял с ее помощью Ладожских бесов). Но ни о чем, принесенном Антонием, не сообщается. Вообще, эта история слишком похожа на сон: все запутано, мотивировки скрыты, персонажи двоятся, даты до конца не ясны. Сон, впрочем, можно истолковать.

Антоний недолго был настоятелем. В какой-то момент вдруг покинул Хутынь и ушел на восток, в места, которые новгородские летописи называют «страной Тифинской». То есть – Тихвинской. На языке туземных вепсов «тихе» значит «тягучий», «веен» – «вода», а «йоки» – «река». Вместе получается нечто близкое к современному написанию реки Тихвинки. Антоний не стал селиться на этой уже довольно обжитой реке, а выбрал место в сторонке, на Дымском озере. Там есть среди озера камень, который – то чуть поднимается над поверхностью, то исчезает (по сезону). На нем пришелец провел много лет. Приплывал, садился и медитировал, глядя на волны, на облака, плывущие в зеркале вод, на ныряющих уток... Умирая, завещал, чтобы никто не входил в основанный им на берегу монастырь, не омывшись сперва в водах озера. До сих пор сохранился обычай оплывать вокруг камня.

Собственно, это древний обряд, который вепсы еще и сегодня практикуют в некоторых местах. Например, в деревне Сидорово Бокситогорского района на Казанскую (21 июля) ритуально купаются в озере Шидр-Ярвь (русские это переиначивают в Сидорово). Изначальный смысл мероприятия – принести жертву Вэдэхийне, Водяному. Тонущих, если такие случались во время заплыва, не спасали (см. мой рассказ об Устье Кубены), поскольку они прямиком шли на двор к Водяному (как Садко, см. место силы Перынский холм).

Обычно Вэдэхийне является людям в виде коряги, камня, выглядывающего из воды, утопленника, старой замшелой щуки, которая может принести много пользы, если правильно попросить. Заклинание, к счастью, общеизвестно: «По щучьему велению, по моему хотению». Но, боюсь, причина и следствие в сказке перепутаны. Это не Иван должен поймать щуку. Это щука ловит Ивана. И тогда он сам превращается в Водяного, способного по своему щучьему хотению творить чудеса.

 

Теперь, я надеюсь, понятна природа святости Антония: он стал Водяным. Речь не о том, что он телесно стал Щукой. Просто человек, проводящий жизнь на камне среди воды, неизбежно должен превратиться в водяного духа. Уже камень, который то всплывает, то ныряет, может оказаться в глазах простодушного мистика (как и глубоко проникшего в суть вещей человека) Хозяином озера. Ну, а если на камне все время сидит человек? Кто он, спрашивается? И что нам с того, что когда-то он, может, беседовал с патриархом и был настоятелем монастыря? Перед нами медицинский факт: Водяной принял человеческий облик. А уж каким манером он вочеловечился – неважно. Скорей всего, заманил на камень бродягу и вселился в него. И не говорите мне, что этот бродяга пришел на озеро, чтобы заклясть место силы. Я и без вас знаю, что у христиан принято уничтожать чужие святилища. Я также знаю, что Антоний боролся на камне с демонами. Но ведь чаще всего борец сам превращается в то, с чем он борется. Собственно, в этом и состоит тайна святости: пришелец становится тем самым духом, в место силы которого пришел.

Вообще-то, Антоний вряд ли мечтал о карьере вепсского Водяного. Уж скорей героем для него был Антоний Великий (по крайней мере, первый храм на Дымском озере был посвящен именно этому бесовидцу). Или, может быть, он подражал Антонию Римлянину. Погружаясь на камне средь водного зеркала в тонкую дрему, наш Антоний вполне мог отождествляться с последним, воображать, как злые католики преследуют его в Риме за православную веру. И вот он бежит от них к морю, находит камень, встает на него...

Антоний простоял на камне с год, пока не разыгралась страшная буря. Она оторвала камень от берега и понесла средь бушующих волн. Через какое-то время камень вошел в устье реки и двинулся вверх по течению. Наконец пристал к берегу. Антоний подумал: приехали, все, это Тибр, сейчас набегут римские попы, и начнутся мучения... Но появившиеся люди ничуть не походили на итальянцев, говорили на незнакомом языке... И природа вокруг, глянь, какая-то не родная… Плаватель понял, что ошибся, пошел в город за три километра, нашел человека, кое-как размовлявшего по-латыни, узнал, что река называется Волхов, а город – Грандис Неаполис. Звонили колокола, был день Рождества Богородицы, 8 сентября 1105 года, Антоний добрался до Новгорода из Италии за три дня.

В том месте, где он высадился на берег, возник монастырь, а камень стал его главной святыней. После смерти Антония на том камне был нарисован его портрет. Люди его целовали (изображение, но и камень) и исцелялись. От чего идет исцеление – от камня или от изображения? Неизвестно, что думал по этому поводу Антоний Дымский, когда, бывало, стоял у чудесного камня Антония Римлянина. Но, уйдя в пустыню, нашел себе среди озера камень и отправился на нем в виртуальное странствие.

Об Антонии Дымском говорят, что в Тихвинкой стране он был предтечей той самой Богородицы, что явилась в 1383 году из Царьграда. В этом что-то есть: нельзя не заметить предвестий прихода иконы на Тихвинку. Будто некий образ проклевывается из глубин бессознательного дремлющей северной земли. Смотрите, как мало-помалу развивается этот сон: камень Антония Римского, приплывший из Италии, образ Богородицы, прибывший из Византии в голове Антония Дымского, увидевшего эту икону во Влахернском храме. И вот уже из Константинополя является сама Одигитрия…

Почему икона приходит на Тихвинку, а не, скажем, на Оять или Пашу, где сперва побывала? Да потому, что у Тихвинки особая судьба. Буквально: судьба Одигитрии, Путеводительницы. С древних времен по этой реке шел путь из Варяг в Хазары (позднее – в Арабы). Из Балтики через Неву – в Ладожское озеро, а там вверх по Сяси, в которую и впадает Тихвинка. А с Тихвинки был волок на Чагодощу, которая течет в Мологу, а та уже – в Волгу. По этому пути шла большая часть грузопотока из Европы на Каспий и обратно. Здесь толпились купцы всего света. Скажем, Индийский гость («Не счесть алмазов в…») из оперы «Садко» Римского-Корсакова (уроженца Тихвина) тоже прошел этим путем, ведомый Тихвинкой. Как и толпы других купцов. К 1811 году вместо волоков были прорыты каналы, построены шлюзы Тихвинской водной системы.

 

В условиях активного судоходства некоторые места силы на реках стремительно расцветают, богатеют, широко распространяют свое влияние, притягивают к себе людей, идеи, полезные и красивые вещи. Вот и явилась на Тихвинке икона из Византии. Только не надо забывать, что икона без одушевляющего ее божества – просто картинка. Для того, чтобы доска с нанесенным на нее изображением женщины с ребенком превратилась в Тихвинскую Богородицу, нужно было еще чтобы с этим предметом соединился нуминоз Тихвинской страны. То есть – божество купцов, шкиперов, бурлаков, плотников, солдат и бандитов, горючий ментальный экстракт людей разных вер и племен, растворенный в медленных водах путеводной реки. Приблизительно так можно описать духовную природу нимфы Тихвинки, выбравшей своим обиталищем место силы у реки, вокруг которого впоследствии возник город Тихвин.

…Итак, мы остановились на том, что икона спустилась в руки молящихся. Сразу началось строительство церкви для нее. И к вечеру было уже много сделано. А утром пришли и не обнаружили ни иконы, ни сруба, ни подготовленных стройматериалов, ни – даже стружек. Ни фига себе колобок! И от нас ушла? Нет, сруб обнаружился на другом берегу реки. И там же икона. Ну, пусть так: церковь устроили, где велела Богородица, освятили в честь ее Успения. А через семь лет церковь сгорела. Построили новую. И снова пожар. Это было в 1395 году, как раз когда Владимирская Богородица прогнала Тамерлана. Построили еще одну церковь. Накануне Успения, перед тем, как ее освящать, отправили некоего пономаря Юрыша (Георгия) созвать народ. Вот идет Юрыш лесом и вдруг: на поваленной сосне сидит Богородица, а рядом стоит Никола.

Знакомая пара, мы с нею не раз уже встречались. Это, собственно, главные божества Русской равнины: Баба-Мокошь, являющаяся то в виде Пятницы, то в облике Богородицы, и Великий Змей, живущий в земных недрах. Обычно его пронзает копьем Змееборец Георгий. И он здесь налицо, но – какой-то квелый, одно слово: Юрыш. Богородица ему говорит: пойди скажи, чтоб не ставили над моей церквой железный крест, пусть деревянный поставят. А Юрыш: да кто же меня послушает, простого-то пономаря? На что она ему так задушевно: ты иди, послушают…

Нет, не послушали. Рабочий полез ставить крест из железа и – в полете только чирикнул. Но не разбился. О, чудо! Тут только поверили Юрышу. Новый крест изготовили из сосны, на которой сидела Богородица. На месте явления построили часовню во имя Николы. А в 1515 году там был основан первый во всей округе монастырь, Николо-Беседный. Его название объясняют тем, что на этом месте произошла беседа Юрыша с Богородицей. Не с Николой, заметьте. Но и беседа здесь ни причем. Слово «песиита» на финском диалекте означает «омовение». Перед монастырской часовней, в которой до революции хранился крест из все той же самой сосны, был святой колодец. Не сомневаюсь: он был там и до часовни. Картина классическая: источник и дерево (см., например, Жабынец). В колодце при корнях жил Змей (как в Ошевенске), но дерево вдруг упало. А верней – было срублено.

 

Кем? Нетрудно догадаться, учитывая, что в трех километрах от святилища Змея на берегу Тихвинки уже 12 лет как функционировала Успенская церковь. Которая – напомню – за это время уже дважды горела. Сосна над местом священного омовения туземцев, конечно, была уничтожена в ходе религиозного конфликта, который в сказании о видении Юрыша отобразился в форме спора: какой ставить крест на новую церковь, деревянный или железный? Вопрос принципиальный. Ибо речь не о железяке или деревяшке, но – о древе, связывающем миры: подземный, земной и небесный. О Мировом Древе, которое оказалось повалено. Тут все сразу: и церковь горит (крест на ней – символ этого древа), и священная сосна народной веры колодой лежит у колодца. Это значит: мир рухнул, жизнь надо налаживать заново.

За это берется Тихвинская Богородица. В сущности, она вызывает на суд двух антагонистов: Георгия и Николу. Что и показано на Беседной иконе. Похоже, Георгий (он же Илья) весьма виноват. Стоит на коленях. Скорей всего, этот бог атмосферных явлений наломал дров: и церковь спалил, и сосну повалил (на Беседных иконах иногда есть следы урагана). Богородица, держа в руках посох, внушает Громовнику: так нельзя. Конечно, на православных иконах ты, Юрыш, всегда победитель, но надо быть ближе к реальности. Попы рисуют много всякой чепухи, приятной их еврейскому богу. А нам надо смотреть в корень: видеть то, что на самом деле изображено, понимать, что сам делаешь. Ты же бог, а не какой-нибудь Яхве.

Богородица права: на иконах, где Георгий побивает Змея (картинки здесь), прекрасно видна вся мистерия жизни: копье – это ствол Мирового Древа, крона которого – Змееборец, а корни – Змей Подколодный. Рядом стоит богиня, руководящая священнодействием, в результате которого возрождается мир. И то же самое, в сущности, можно видеть на Беседной иконе. Только древо лежит, но оно же – в руках Богородицы (посох). И его установят на куполе церкви после того, как оттуда (с небес) будет сбит Юрыш (именно он), не пожелавший исполнить наказ («я простой пономарь» – отговорка). Разумеется, все, что мы видим на иконе, – развертка во времени мига в мире богов, того мистического факта, что Юрыш-Георгий, увлекшись новыми веяниями, ненароком обрушил ось мира. А в результате и сам летит вниз головой, как некий иудейский Люцифер или индийский Асура.

Короче, несмотря на злостную путаницу, на Беседной иконе есть главное: с приходом жрецов Яхве мир рухнул, и боги решают, как его починить. Вердикт Тихвинской нимфы: продолжать служить людям, делая вид, что служишь пришлому богу. Что тут скажешь? Такой богине и молиться весело. Я знаю: в рунах «Калевалы» есть и ее подлинное имя. Да только – не назову его. Зачем? Историю не воротишь. Да и чем плохо имя Тихвинская Богородица? Христианский антураж все равно скоро отвалится. А сущность – пребудет вовеки.

В 1560 году Иван Грозный велел открыть в Тихвине еще два монастыря: женский Введенский (и упрятал туда свою четвертую жену) и мужской Успенский (это там, где Успенская церковь Тихвинки). А что было дальше, я расскажу, когда доберусь до места силы Мартирия Зеленецкого.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.