Авнежская возвышенность – нечто вроде острова среди болот на водоразделе Сухоны и Волги. Когда торговля шла по рекам, здесь была бойкая жизнь. Сейчас это – глухой угол Вологодской области: Междуреченский район со столицей в селе Шуйском, куда из большого мира ведет всего одна дорога. Если ехать по ней на Шуйское, слева перед мостом через реку Черный Шингарь, видно огороженное пространство. Его можно принять за загон для скота. Но замечаешь разбросанные по этому загону валуны, часовню, крест и начинаешь догадываться, что тут постаралась какая-то религиозно обеспокоенная душа.

Входя внутрь загона, первым делом натыкаешься на камень с надписью: «Братья и сестры, наполните душу любовью из благодати родной земли».  На том же камне – крест, жирный голубь и ветка оливы. Дух христианства тут явно смешан с культом Матери Сырой Земли, благодатной, но очень жестокой богини. Она нам неплохо знакома как подательница земных плодов (об аграрных ее ипостасях см. здесь, здесь и здесь), как тяга на лоно природы, массовой выезд на дачи, брожение крови весной и грусть увядания осенью. Но в оные времена она требовала за свои благодеяния прямых человеческих жертв. Это только поздней она превратилась в Родину (и ее Природу), перед которой ты все равно (как в песне поется) «в вечном долгу». Многим это кажется безобидной и ни к чему не обязывающей лирикой (типичная ошибка субъекта, которому среднее образование вытравило мозги). Но нет, дело гораздо трагичней. Хтоническое божество может в полной мере явить себя и сегодня, скажем – в годы испытаний, когда наступает вдруг время долги отдавать.

Все помнят плакат, изображающий скорбную женщину, на котором написано: «Родина-Мать зовет». Это и есть подлинная икона Матери Сырой Земли в современном исполнении. Куда она зовет? Принято думать: на защиту от лютого ворога. И это правильно. Но – уж слишком поверхностно. Если отбросить алармистские эмоции, будет ясно, что зовет она в свои недра, на смерть. А как же? Война – это жертвы, пир смерти, массовое приношение жизней. За Родину-Мать. Точнее – Матери-Родине, которая за все эти жертвы дарует Победу живым. В дальнейшем мы еще вернемся, к метафизической сути этого божества, к тому, что значит Победа. Также поговорим о том, что кровавые жертвы неизбежно  влекут за собой перемены в жизни, о  природе мертвецов, о странностях любви, о бессмертии в чреде поколений, то есть – о Роде, божественном Народе и Русской Троице. Пойдет речь и о конкретном лужке при слиянии Нерли и Клязьмы (Боголюбово), где издревле обитала богиня, ставшая воплощением русской Матери-Родины.

А сейчас пока лишь замечу, что иногда ситуация может складываться так, что массовое жертвоприношение становиться необходимо. Однако – как складывается эта ситуация, откуда возникает такая необходимость? Собственно: почему вдруг люди в массовом порядке безумеют, становятся одержимы какой-то идеей – фашистской, коммунистической, либеральной, – и начинается бойня? Современная социология совершенно беспомощна перед этим вопросом, а вот, скажем, Троянский эпос дает четкий ответ: воля богов. Боги хотят свежей крови, и эти божественные желания оформляются в душах людей во всякого рода идеи. И вот она кровь: «Так олимпийские боги, одних на других возбуждая, // Рати свели и ужасное в них распалили свирепство».

На Дьяконовой поляне от камня Матери-Родины прямая дорожка к часовне, посвященной Богородице. Перед часовней на попа поставлен здоровый валун, который в землепоклонническом контексте на расстоянии видится каменной бабой (тем более, что у нее по левую руку есть еще и ребенок, маленький такой валунчик). Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что это вовсе не Баба, а преподобный Дмитрий Прилуцкий, великий русский святой, собеседник Сергия Радонежского и кум Дмитрия Донского. Дмитрий Прилуцкий основал один из самых мощных монастырей Вологодского края, Спасо-Прилуцкий. Этот монастырь стоит в отличном месте силы, из которого очень удобно было контролировать торговлю с Великим Устюгом, и является важнейшим элементом монашеского государства Святой Руси. Но сейчас он оказался практически в пределах Вологды. Прилуцкое место силы затоптано, больше мне о нем нечего сказать.

Признаться, я буквально опешил, когда увидел на Дьяконовой поляне каменную бабу и прочитал на ней надпись, извещающую, что это православный святой, а не языческий идол. Причем здесь, собственно, Дмитрий? Да почти ни причем.

Свой иноческий путь он начинал в Переславле Залесском, в Горицком монастыре. Потом основал в тех же местах свой монастырь: Никольский на Болоте. В Житие Дмитрия есть эпизод, связанный с его удивительной красотой. Слава о ней шла по округе, так что монаху постоянно приходилось закрывать куколем лицо, дабы никого не смущать. И вот одна знатная дама, наслушавшись о красоте и целомудрии Дмитрия, воспылала желанием лицезреть эту божественную красоту. Что-то тут есть от истории Иосифа Прекрасного и жены Потифара: нездоровая женская страсть, замешанная на сексуальном любопытстве. Однако конец вполне православный: женщина входит в келью монаха, надеясь… Уж и не знаю на что. Но, увидев его лицо, сияющее от поста и молитвы, ощутив на себе его сильный взгляд, падает как подкошенная. В Житии сказано: «Тотчас напал на жену некий ужас, и она расслабела всем телом, не понимая, зачем хотела его видеть».

Бесстыдница, естественно, покаялась и святой даровал ей прощение, после чего расслабление прошло. Это нормально. Но ведь подобного рода случаи не могут способствовать духовным практикам. Прячь лицо, крести княжеских детей (сына Дмитрия Донского). Суета. По совету своего духовного друга Сергия Радонежского Дмитрий уходит на север, взяв с собой лишь монаха Пахомия. Ставит Воскресенскую церковь при впадении реки Великой в реку Лежу. Место великолепное, вот только местным жителям не нравится появление отшельников. Это дело обычное (см. предыдущий текст, а также – этот или этот), монахи мешают туземцам жить и справлять свои культы. Теперь неизвестно, какое святилище там было у местных. Может, как раз – Матери Сырой Земли, которая и сегодня воодушевляет каменотесов с Дьяконовой поляны (благо и расстояние от Воскресенского до Дьяконова всего 15 км). Как бы то ни было, монахов попросили убраться добром, что превосходно изобразил на своей знаменитой иконе изограф Дионисий. И дальше уже они отправились прямо на Луку реки Вологоды, где основали Спасо-Прилуцкий монастырь, который действует и сегодня.

Такова версия, изложенная в Житии Дмитрия. Но вот на одном из валунов, лежащих на Дьяконовой поляне, высечена карта, и на ней – путь Дмитрия к Вологде. Согласно каменной карте он шел не по прямой, а через Дьяконово. Поначалу я этому не очень поверил: зачем было делать крюк в сторону? Но, наведя в Москве справки, понял, что Дьяконовские богословы вовсе не сами придумали эту версию. Они основываются на архивном документе. Некий священник с неразборчивой фамилией сообщает в нем, что в пяти километрах от Дьяконова (в селе Дмитриково) на правом берегу Черного Шингаря Дмитрий тоже пытался устроить храм, но и отсюда был выгнан туземцами, потомки которых, тем не менее, благоговейно почитали камень, на котором святой, по преданию, сидел. Позднее они положили этот камень в фундамент Дмитриевской церкви (под колокольней по левую руку от входа).

Похоже на правду. Православный народ очень любил класть в основание церквей (обычно в качестве краеугольного камня) священные камни своих языческих предков. Это так символично: с одной стороны, христианская церковь как бы попирает стопой былую святыню, а с другой – кладет ее в свое основание, строится на ней. Вернее сказать: произрастает из нее. Ведь любая развитая религия, вырастает из некоего смутного переживания, мистического ощущения, которое, впрочем, дается не всем и, возможно, не всюду, а лишь в особых местах. На Дьяконовой поляне оно, несомненно, возможно. Это место заставляет трепетать сердце, забывать себя, время, реальность. Оно, безусловно, окрыляет. Однако приходится признать: результаты окрыления могут быть очень разные.

Не знаю, может, я слишком сноб, но мне не понравилась форма, в которую облеклись мистические переживания Дьконовских каменотесов. Ну что это, право... Доморощенный сад японских камней на вологодской поляне. Синтоизм, лишенный дзенского вкуса. Православный совок, как он есть. Эти камни с нелепыми надписями, разбросанные там и тут за оградой, оставляют гнетущее впечатление. Словно душа завхоза была внезапно застигнута здесь вдохновением. Довольно убого. Но – Дух дышит, где хочет. И стоит добавить: как хочет. Хватит брюзжать.

Поп с неразборчивой фамилий (см. выше) засвидетельствовал, что культ камней в этих местах давно уже сросся с культом Дмитрия Прилуцкого. Каменотесы с Дьяконовой поляны лишь продолжают традицию предков. И развивают ее. Со стороны ясно видно, что их культовое сооружение является не столько памятником Дмитрию, сколько памятником торжества язычников над Дмитрием. Поклонники Матери Сырой Земли согнали с этой земли великого православного святого. И свято чтят память об этом. Браво!

Но это еще не все, самое интересное начинается позади видимого с дороги сада камней. Там есть одна тропка, ведущая к действительно заповедному месту. Перед ней, разумеется, камень (с солярной символикой), а дальше спуск к реке. Внизу площадка (не без камня с надписью) и источник. Точнее – три источника рядом. Люди, которых я там повстречал, объяснили, что в них три разных воды. Если встать к реке задом, к источникам передом, то слева направо будут – утренняя, дневная и вечерняя воды. Пить их надо в соответствующее время суток. Это было сказано настолько просто и в тоже время серьезно, что вопрос о том, что будет, если нарушить этот порядок, не возникал. Было ясно, что будет ужасно. Я набрал из всех трех и пил в предписанное время. Вода изумительная. И что странно – в каждом источнике разного вкуса, хотя поначалу мне показалось, что это одна вода, берущаяся из одного места и только выведенная через разные отверстия. Но нет, воды разные.

Особые таблички, развешанные на деревьях, предупреждают «прихожан», чтобы они ни в коем случае не ходили на холмик, из-под которого бьют роднички. Почему – никаких объяснений. Но на холмик никто не ходит. Поросший нежнейшей травой (в основном – хвощем), он девственно чист, ни одна былинка не смята. Табу. Я, правда, решился подняться вверх по дощечке, положенной справа от родников. Осмотрелся, попробовал ступить с нее дальше и понял, что холмик этот, как губка, весь пропитан водой. Нога погрузилась в топь, столь неожиданную на возвышенности, под которой все твердо и сухо. Я отдернул ногу. Озноб прошел у меня по загривку – потому что я вдруг ясно услышал: не надо. Оглянулся. Вокруг никого.

Прежде чем спуститься, я все-таки сделал несколько снимков. Руки дрожали. Собака, оставленная сидеть на тропинке у спуска к родникам, внимательно следила за чем-то на холмике. Я ничего не увидел, но один из кадров, сделанных мной наверху, оказался испорчен странным темным пятном, происхождение которого не берусь объяснить. Спешно покинув поляну, уже за ее оградой, я мельком взглянул на часы. Что за черт! Мне казалось, что мы провели у родников минут десять, от силы пятнадцать, а оказалось – почти три с половиной часа. Я спросил мою вечную спутницу Валентину, сколько времени? Она достала телефон. Времени там было ровно столько же, сколько на моих часах. Значит, часа этак три с лишним улетели неизвестно куда, испарились.

В тот момент я еще не знал, что в местах силы время ведет себя странно: имеет обыкновение куда-то проваливаться. Впоследствии-то я даже не особенно обращал внимания на эту странную закономерность, привык. Но вечером того дня был поражен тем, что молодой человек в Шуйском, рассказывая о том, как проехать в Заречье (где когда-то был монастырь, основанный современником Дмитрия Стефаном Махрищским), заговорил о провалах во времени. Объяснил дорогу (почему-то - не самую короткую) и вдруг заметил: «Вы там обратите внимание на время». А что? – спросил я. «Да там все странно: видишь, как мир как бы расслаивается, начинаешь за этим следить и не замечаешь, сколько времени пролетело». Парень так и не сумел мне толком объяснить, что имеет в виду, объяснял буквально на пальцах: как расслаивается пространство, как в этот момент улетучивается время, и как хорошо в этот момент на душе, но и тревожно. Тревогу, приехав в Заречье, я действительно испытал, о чем расскажу в своем месте. А что касается времени – нет, с ним в Заречье все было нормально. Поразило меня только то, что парень заговорил об утрате времени вскоре после того, как я сам попал во временной провал. Карл Юнг называет такие значимые совпадения синхронией.

И напоследок: оказавшись за оградой Дьяконовой поляны, я вдруг заметил еще один валун. На нем были высечены имена и даты жизни двух молодых людей (видимо, братьев), умерших одновременно меньше месяца назад (а я был там вечером накануне Купальской ночи). Больше о них ничего не сообщалось, но после ужаса, пережитого на заповедной горке, я был уверен, что эти люди были принесены в жертву. Не Дмитрию, разумеется, а тому (или той), кем он отсюда был выдворен, кто нуждается в человеческой крови. И всегда найдет способ ее получить, внушив нечто людям. Так что не имеет значения, какой смертью умерли новопреставленные. А точнее – кто их убил. Они могли просто подраться. Или попасть под машину. Но надгробный камень лежащий здесь, у ограды святилища, а не на кладбище, не оставил у меня иллюзий относительно подлинной сущности демона этого места.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.