Река Устья, давшая название Устьянскому району Архангельской области, течет в междуречье Северной Двины и ее левого притока Ваги. И напоминает на карте букву W. А в точке связки этого «дабла», там, где текущая на северо-запад река вдруг резко берет на юго-запад, стоит село Бестужево. И тут же в нее впадает речка Верюга, по которой нынешнее Бестужево в былые времена именовалось Верюгой. С давних времен здесь проходила Прокопьевская ярмарка. Приезжие ссыпали зерно в общую посудину, имевшую специальное название ссыпчина, варили из этого зерна пиво и пировали всем миром до положения риз.

Почему ярмарка в Верюге называлась Прокопьевской? О, это очень интересная история, отчасти даже – с мистико-детективным оттенком. Рассказывают, что в одну из весен начала 17-го века жители Верюги неожиданно обнаружили на льдине, прибитой к берегу, гроб, сплетенный из ивовых веток. В гробу оказалось тело неизвестного, совершенно нетронутое тлением. Жители села сразу решили, что это тело святого человека, вынесли гроб на берег, положили в построенную специально для вновь обретенных мощей часовню, стали служить над явившимся неизвестно откуда пришельцем панихиды, молиться...

Почему верюжские решили, что на льдине к ним приплыл именно святой человек, ведь они не знали ни кто он такой, ни даже как его звать? В первую очередь потому, что тело было нетленным и хорошо пахло, а это – очень важный признак святости. Хотя и не определяющий. Тела святых при их обретении могут быть разной степени сохранности. Бывают святые, чьи тела и даже могилы утрачены или вообще изначально неизвестно, где они погребены. Вот, например, преподобный Христофор Коряжемский в один прекрасный день ушел из основанной им обители и не вернулся. Ни мощей, ни могилы. Но это никак не мешает ему быть святым. Он может являться во снах, спасать от болезней и бедствий, чудесным образом помогать людям. Главное в святости – чудеса и народный культ, в рамках которого чудеса происходят. Он может быть связан с местом, которое святой освятил своим присутствием, но вовсе не обязательно. Бывают святые места без святого. И бывают святые, не связанные с каким-то конкретным святым местом.

Но многим кажется, что со своим святым будет как-то солидней. Чтобы заполучить тело святого можно пойти даже на преступление. Например, мощи самого, пожалуй, почитаемого в России святого, Николы Угодника, до 1087 года почивавшие в Мирах Ликийских (Малая Азия), итальянские головорезы силой забрали из Мир и перевезли к себе в Бари. И теперь приложиться к Николаю Мирликийскому можно только в Италии. Еще удивительней поступок мусульман из племени африди. У них не было своего святого, так они заманили к себе суфийского шейха из соседнего племени, перерезали бедняге горло, с почестями похоронили, построили шикарную гробницу и поклонялись ему как святому. А что – чем не мученик? Что же касается моральной стороны дела, то она в чисто сакральных раскладах не должна приниматься во внимание.

Так вот: ивовый гроб на льдине. Точно неизвестно, когда именно его прибило к берегу под горой, на которой стояла Введенская церковь, но - никак не позднее 1641 года, поскольку под этой датой записано первое чудесное исцеление от приплывших по Устье мощей. Вскоре после их появления неизвестный святой явился во сне некоему Савелию Онтропову и, назвавшись Прокопием, велел сделать себе новый гроб такого-то размера. Все было исполнено в точности. Прокопия положили во Введенской церкви в гробу из дерева, а прутья старого гроба туземцы разобрали на талисманы. Постепенно из сонных видений верюжцев стало известно и еще кое-что о новом святом: по происхождению он оказался крестьянином, по роду занятий – пастухом, а по возрасту – отроком. Хотя – иногда являлся и в виде старичка. Но во всяком обличьи совершал чудеса.

В жизни всегда есть место глупости. Всегда находились профаны, сомневавшиеся в святости Прокопия. Одна из распространенных теорий о происхождении его мощей сводится к тому, что они приплыли из какого-нибудь села, находящегося выше по течению Устьи. Там, мол, размыло кладбище… И – что? Можно подумать, что кто-нибудь из жителей Верюги, увидев на берегу благоухающий гроб, решил, что он свалился с Луны. Конечно, приплыл, но вопрос не в том? Вопрос: что теперь с этим делать? Например, когда в 1452 году аналогичный случай произошел в Боровичах (к берегу реки Мсты пристала льдина с неизвестным телом), местные жители трижды пытались избавиться от непрошенных мощей. Отводили льдину подальше вниз по течению, а она всякий раз возвращалась. Тут уж волей-неволей пришлось признать, что это отнюдь не обычный покойник. Потом он (как и Прокопий, во сне) открыл свое имя: Иаков. И принялся чудотворствовать.

Понятно, что при почти полном отсутствии информации о жизни Прокопия людям пришлось синтезировать его житие буквально из ничего. Кое-что было взято от Иакова Боровичского, кое-что от Прокопия Устюжского (в том числе и день памяти – 8 июля по старому стилю). Но какое значение это может иметь, если есть осязаемый факт: явился новый святой. В принципе, он и не мог не явиться в том месте. Во-первых, резкий поворот реки Устьи между двух гор у Верюги просто предполагает, что рано или поздно к берегу здесь обязательно прибьет что-нибудь необычное: икону, гроб или что-то еще в том же роде. А во-вторых, сочетание этих горок и рек образует ландшафт, от которого дух перехватывает. Только по какой-то нелепой случайности ни один из святых не облюбовал это место силы при жизни. Не пришел, не ощутил токов этой земли, не вкусил благодати, которая воспринимается глазами как красота, не задохнулся от ощущения счастья...

А надо четко понимать: ощущение счастья – один из главных симптомов, указывающих на место силы. Ведь вот собака – почему она в месте силы вдруг падает на спину и начинает, аж с визгом, валяться, стараясь приникнуть к земле, слиться нею? Да потому! Это счастье. И так же я, стоя на горке, где раньше были церкви и мощи Прокопия, просто не знал, куда себя деть от переполнявших меня ощущений. Ведь счастье – это выпадение из рамок обусловленной реальности, понуждающей к деятельности, которой ты заниматься не хочешь, но – надо. А вот и не надо. Забудьте, забудьтесь, выпадите из повседневности, впадите в счастье, остановите мгновенье, задержитесь в сейчас, будьте счастливы. Ведь счастье и есть ощущение только этого мгновения и себя в нем – вне времени: без забот и мыслей о будущем, в которое заключена пугающая неизбежность.

Такое выпадающее из времени мгновение обозначается подзабытым теперь, но иногда вдруг срывающимся с языка словом «во». Во! Оно, кстати, входит составной частью в другое хорошее русское слово – «авось». У Даля сказано, что «авось» происходит от «а-во-се» («союз начинательный и два местоим. указат. места и времени»). В сущности, это латинское hic et nunc (здесь и сейчас), но только в русском «авось» все еще сохраняется вера в то, что человек, оказавшись в этом мгновеньи без времени, подключается к благодати, которая делает его участь счастливой, а поступки магически мощными. Интеллигентское презрение к русскому богу Авось вытекает из брюзгливого презрения недоучившихся инородцев ко всему русскому. Да хер с ними! Надо просто иметь в виду, что именно на авось делаются в народе самые отчаянные дела. На том и стоит вся Россия.

Вернемся к Прокопию. В принципе, можно и усомниться в том, что все верюжские чудеса шли от его мощей, а не от самого по себе сильного места или, скажем, не от чудотворной иконы Николы, находившейся в той же церкви, что и мощи. Мало ли от кого или от чего могут исходить чудеса. Бывает, они исходят от инстанций совершенно неприемлемых для церкви. Например, в «Житии святого Мартина» (4-й век) Сульпиция Севера, рассказано, что в окрестностях города Тура была неизвестно чья гробница, которой поклонялись, поскольку считали ее чудотворной. Епископ Мартин отправился к ней, вызвал мертвеца из могилы, и узнал от него, что при жизни тот был разбойником, за что и казнен. Так оказалась разрушена вера в неведомого святого. А интересно, что бы сказал этот Мартин о святом Николае (Романове), расстрелявшем 9 января 1905 года мирных граждан?

Нетерпимость Мартина, впрочем, понятна: то были ранние времена христианской церкви, которая возникла и развивалась в условиях жесткой конкуренции с бесчисленными языческими культами. Языческими – значит принадлежащими другим языкам (народам), а не еврейскому. Богу евреев надо было как-то внедриться в это цветущее многообразие. С тем исключительным нарциссизмом, которым изначально блистала религия его почитателей, выход из Палестинской местечковости был невозможен. Бог ведь заключил союз (завет) лишь с Авраамом, а не с какими-нибудь Солоном, Фу-Си или, хуже того, Гостомыслом. Богу, выстраданному сынами Израиля, все эти гои были глубоко чужды. И обращаться с ними следовало так, как описано в Книге Иисуса Навина: резать всех поголовно во имя праведной веры. Такую религию геноцида трудно было внедрить в широкие массы язычников. А вот христианский вариант этой религии, предполагающий не прямое уничтожение, а идеологическое подавление, имел хорошие шансы. Он и был предложен поганым через Апостола Павла.

Иными словами: в христианстве, при всех декларациях о необходимости любви к ближнему, сохранилась вся нетерпимость иудейской религии и вся провинциальная ревность еврейского Ягве. Поступок Турского епископа Мартина дает это ясно понять. Русские иерархи, конечно, не занимались некромантией. Но, как и Мартин, вовсе не поощряли мистическую самодеятельность. Поэтому  церковь не сразу признала Прокопия Устьянского. Хотя ей и было полезно иметь на Устье святого. Просто – для удушения остатков язычества. Ведь верюжские автохтоны еще и сегодня иногда вспоминают о каких-то хороводах, водимых на Бабьей горе (Верюжской, другая Бабья гора на страницах Мест силы описана здесь). Эти хороводы и до сих пор еще кое-где водят, правда – не понимая их истинного смысла. Но уж в 17-м веке, будьте уверены, их водили с истинным знанием дела.

В конечном счете, Прокопию повезло: его мощи приплыли в Верюгу еще до начала раскола. После Никоновых реформ и, особенно, при Петре I их бы сразу уничтожили, как это случилось со множеством народных святынь. Церковь тогда уже пуще огня боялась неформальной религиозности. После издания «Духовного регламента» она под руководством Феофана Прокоповича рьяно взялась за проветривание России от всякого живого Духа. Буквально боролась с начатками святости. В конце 18-го века, например, было запрещено строить храм во имя праведного Прокопия. На том основании, что такого нет в святцах. Кто же тогда собирал многотысячные толпы к его мощам?

Трудно поверить, но общерусским святым Прокопий стал только в 1918 году, при Советах. А в 1919 году власти уже пытались изъять его мощи в ходе кампании по развенчанию религии. Но народ не отдал своего святого, и нетленное тело Прокопия оставалось в Бестужево до января 1939 года. Тут уж мощи, конечно, сожгли. Правда, в маленькой церковке поселка Октябрьского (административного центра Усьянского района) показывают частицу мощей Прокопия, чудом сохранившуюся в лихолетье. Но прежнего культа почти не осталось. Теплую каменную церковь разобрали на кирпичи, а летняя деревянная сгорела сама. Лет десять назад. Теперь на том месте лишь памятный крест.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.