НАЧАЛО РОМАНА ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

- Алло! Привет, Димуля, это Галицкая!

- Рад слышать тебя, Танюша. Уже соскучился по твоему голоску.

- И я соскучилась. Передаю новости: Солянов, наконец, выдал зарплату. Твою я взяла под расписку, так, что будешь при деньгах.

- Спасибо. А что с арендной платой за офис?

- Офис пришлось бросить. Втихаря вывезли оргтехнику, теперь она у Солянова в Переделкино – другого места он не нашел.

- Редиска огородная.

- Сущая редиска… А еще он просил меня держать связь с нашими студентами и, прежде всего, с тобой – о чем я и докладываю. У него, видите ли, созрели некие планы в связи с нынешней избирательной кампанией.

- Что-то поздно наш овощ созревает – кампания то уже в самом разгаре. Ну, это его забота. Будем посмотреть… А вообще, что у вас там в Москве нового, интересного?

- Интересного мало, поганого много. Наш Антоша Сажин все смотрел телевизор от скуки, да и сочинил стих – почти поэму, под Лермонтова. Стих длинный и местами нецензурный. Но начало там приличное, могу прочитать.

- Давай!

- Вам не видать таких кампаний,
Валилась грязь, матерной бранью
Безумный хор гремел.
Звучал пиар, ТэВэ визжало,
С неправдой истину мешало,
Рождая беспредел…

***

Избирательная кампания 1996 года запомнилась Брагину (и не ему одному), как самая ожесточенная и грязная с момента падения СССР. Основные претенденты в борьбе за власть, да и кандидаты второго ряда не стеснялись в применяемых средствах.

Некоторые из этих средств вызывали внутренний протест даже у такого тертого, и профессионально циничного политтехнолога, каким был Дмитрий Брагин.

Как-то раз, когда руководящая тройка группы поддержки Лебедя обсуждала текущие дела, Артамонов предложил вниманию коллег газетку «Не дай Бог!», с некоторых пор распространявшуюся в области (как и в других регионах РФ), бесплатно и громадными тиражами – но без каких-либо выходных данных. По форме это было образцовое издание, с хорошей печатью, ярким иллюстрациями. По содержанию же – концентрат нечистот, выливаемых на Зюганова и КПРФ.

- Газетка московская – высказал свое первое впечатление Брагин. – Узнаю опытную руку моих знакомцев из пула столичной журналистики. Возможно – известинские, или из «Коммерсанта».

- Неважно откуда – проворчал Арамонов. – Как бьют коммунстов – и под суд попасть не боятся! Зависть берет…

Брагин брезгливо поморщился.

- Завидовать нечему. Очень затратная штуковина, а пользы – ноль.

- Почему так, Дмитрий? – удивился Артамонов. – Газетка хорошо сделана, читать ее интересно.

- Какие-то умники из ельцинского штаба, видимо, считают, что российского избирателя можно взять массовым выбросом дерьма. А на самом деле наш народ простой, но не глупый. Он привык, что газеты врут, и не очень им верит. Почитает мужик-избиратель заметку из «Не дай Бог!» – посмеется, либо посердится. А потом газеткой подотрется и будет голосовать по собственным убеждениям.

- А как же фирменный ельцинский слоган – голосуй сердцем?

- Невежды его придумали – поверь мне Василий Никитич. Народ проголосует не сердцем, или какой-то другой бессловесной частью тела, а исключительно рассудком. Политическим разумом. Это понятно не только мне, но и любому мало-мальски знающему специалисту, если он знакомился с итогами последних голосований.

- И зачем тогда эта газетка? Только денег растрата – сказал Янцев раздумчиво, будто рассуждая вслух. – Я так понимаю, обнаруживается еще один интересный механизм распила избирательных фондов в пользу частных лиц, действующих организованной группой и по предварительному сговору… И, помяните мое слово, творцы данного проекта – по сути криминального – под суд не пойдут. Более того, сделают отменные карьеры в СМИ. Но страна своих героев не забудет… А может, и забудет со временем – люди у нас отходчивые.

***

Первого мая 1996 года Дмитрий Брагин весь день не отрывался от компьютера, приводя в порядок и готовя к печати большой блок агитматериалов, написанных разными людьми, и не всегда качественно. Завершил свой труд вскоре после полуночи – и на следующий день обнаружил, что имеет в своем распоряжении изрядное окно времени – пока не подвезут новые сочинения текстовиков-затейников, нанятых Артамоновым.

Радуясь неожиданной свободе, Брагин взял машину и отправился в центр города. Ему надо было приобрести кое-что из одежды – ибо обносился в последнее время.

Случилось так, что на обратном пути в Груздево шофер избрал объездную дорогу, объяснив, что на главной трассе – немыслимые пробки из-за крупной автоаварии, о которой сообщили по радио.

Ехали не торопясь, по очаровательной грунтовке, петлявшей меж дачных поселков. На одном из поворотов Брагин увидел – издалека – указатель: «Пос. Дубки». И его сердце забилось тревожно, как у студента, раздумывающего, куда идти – на свидание с девицей, или на семинар к зануде-преподавателю.

«Эх, закатиться бы сейчас к марсианке… Но она наверняка не одна – с мужем! Будет неудобно… А почему неудобно? Я же ему представлялся. Поздравлю с прошедшим Первым мая, сделаю вид, что ищу деловых контактов с вице-губернатором… Решено, еду!»

И он велел шоферу свернуть к Дубкам.

***

Алла-Аэлита оказалась дома – и без мужа. Она искренне обрадовалась нежданному гостю.

Брагин не постеснялся, спросил:

- А твой супруг все в загранке? Что-то долго.

- Нет, он уже вернулся… Живет на городской квартире… Не смотри на меня удивленными глазами, Митенька. Лучше скажи, могу ли я тебе полностью довериться, как другу? Не подведешь меня, не разболтаешь, где не надо, мои тайны девичьи?

- Ого, как завернула! Но если по серьезному, считай – я твой верный друг. Ты же помнишь нашу команду в НИИ – как мы держались вместе. Никто не предавал. И я – не предам, не подведу. А если в чем-то понадобится моя помощь – я к твоим услугам.

- Ты обещаешь?

- Клянусь потрохами акулы, я – такой же правильный пацан, каким был в девяностом!

- Ну, если правильный, скажу… Понимаешь, это… Ну, в общем, мой муж мне уже не муж.

- Развелись?

- Формально – нет. Когда… Когда окончательно порвали, договорились, что будем поддерживать видимость счастливого брака некоторое время. Мееровичу это надо для карьеры… Я согласилась, потому, что… Ну, не важно. Дала слово и должна его соблюдать.

- Надолго это?

- В конце года я свободна… А пока – никто не должен знать, что у нас так… Иногда бываем вместе на людях, чтобы поддерживать легенду… Если бы ты знал, Митенька, как мне тяжело – врать, притворяться, изворачиваться перед знакомыми. Каторга!

- Лика, могу я чем-то тебе помочь?

- Можешь. Во-первых, тем, что никому не скажешь. Во-вторых – если останешься у меня обедать. В-третьих – поможешь скоротать время после обеда. В-четвертых – ну, там посмотрим.

- Я в вашем полном распоряжении, прекрасная королевна!

***

Ельцинская избирательная кампания заполняла телеэфир. По всем новостным программам непрерывно звучало: Ельцин там, Ельцин то, Ельцин, Ельцин, Ельцин… Сам действующий президент самоотверженно боролся за победу, демонстрируя на экранах образ сильного, уверенного в себе и раскованного политика. Он – нормальный мужик, говорит понятно и внятно, а может и сплясать, как молодой – вместе с артистами на эстраде в ходе предвыборного концерта…

Главным недостатком этой кампании, по мнению Брагина, была ее явная избыточность, способная вызвать эффект отчуждения у многих избирателей – прежде всего, у образованных интеллигентов.

Ко всему прочему, Ельцин, по ходу кампании, то и дело раздавал обещания разного рода, зачастую – весьма обязывающие и трудновыполнимые.

В частности, он обещал закончить войну. И еще в конце марта издал указ о прекращении боевых действий с 1 апреля, а также о начале вывода войск из якобы замиренных районов Чечни.

Эта пиар-акция (а другого смысла в данном указе не было) воспринималась – особенно среди военных в Чечне – как дурная первоапрельская шутка. Как раз в апреле боевые действия велись с особым ожесточением. В апреле же был уничтожен лидер чеченских сепаратистов Джохар Дудаев – ударом высокоточной ракеты.

В середине мая предвыборное пиар-миротворчество вновь активизировалось. Ирония судьбы – именно в это время российские войска стали в очередной раз переламывать ход боевых действий в свою пользу. Генерал Шаманов 24 мая взял, наконец, Бамут – горное село, превращенное в мощный укрепрайон. Крупные боеформирования сепаратистов отступали в горные районы; преследуя их, войска федералов шаг за шагом приближались к границе с Грузией…

С помощью разнообразных посредников руководству РФ удалось наладить контакты с представителями Зелимхана Яндарбиева, ставшего политическим преемником Джохара Дудаева. Прямые переговоры Ельцина с Яндарбиевм прошли в Кремле, 27-28 мая 1996 г. В перерыве этих переговоров, в первой половине 28 мая, Ельцин совершил скоротечный вояж в Чечню (чеченская делегация оставалась в Москве). Завершилось дело подписанием некоего договора о прекращении войны.

Телевизионщики постарались – показали всей стране процедуру «прекращения войны». Показали вполне профессионально – реалистично, ярко…

Соответствующие телерепортажи Дмитрий Брагин смотрел с чувством раздражения.

«Ресурсов всяких на этот спектакль, надо понимать, не пожалели… Один визит Ельцина в Грозный чего стоил – там тысячи военных участвовали, боевая техника, вертолеты. Да еще статисты из местного населения…»

По договору, подписанному Ельциным и Яндарбиевым, сепаратисты обязались разоружиться, а федералы – вывести из Чечни войска, кроме двух бригад (от МО и МВД). И такая связка условий была практически невыполнима.

«Не отдадут чеченцы свои стволы. Не такой там народ – думал Брагин. – И Яндарбиев их не заставит… И даже не будет пытаться разоружать соплеменников. Зачем ему вся эта комедия с договором? Только, чтобы показать полевым командирам, какой он большой политик: его даже в Кремле принимают, и он сидит там в своей нахальной папахе за столом с Ельциным… Подписали бумагу, и все понимают, что она – фук, война будет продолжаться. И сам Ельцин, надо полагать, понимает то, что все понимают. Неужели он поверит своим профессиональным умникам, что такая лапша на ушах необходима для победы над Зюгановым?»

Брагин, в силу специфики ремесла политолога, привык размышлять, наедине с собой, о разных тонкостях человеческих взаимоотношений (к чему можно свести политическмй процесс при его детальном анализе). Именно в ходе таких углубленных штудий чаще всего приходили ему на ум интересные мысли, идеи, концепции. Вот и сейчас он внезапно увидел потаенную логику в нелепом миротворчестве российского президента.

«Его убеждают – надо, мол, разыграть мирный процесс, это поднимет популярность действующего президента. Он знает, что средство негодное, никакой политической пользы от этого вранья не будет – возможен только вред, поскольку избиратель не любит, когда очень уж нагло врут. Другой на месте Ельцина просто отказался бы от дурной игры. Но Ельцин – это Ельцин. Он искренне хочет вырваться из чеченской ловушки, и готов рисковать… Для своих – кто все оценивает меркой политической пользы – он делает вид, что верит тем, кто придумал дурацкий спектакль. Честно играет свою роль – так сказать, имитирует имитацию мирного процесса. Зачем? Может быть, в глубине души надеется – как на чудо – вдруг эта глупость обернется настоящим миром? Он ведь не может не сознавать масштабы ошибок, наделанных в связи с «восстановлением конституционного порядка» в Чечне. И он ощущает свою ответственность – он, а не Паша Грачев, обещавший решить вопрос одним парашютным полком…»

И другие мысли заскреблись, как противные мыши, в голове аналитика, удрученного суровой правдой жизни:

«Мы ведь тоже на данный момент – лишь создаем видимость борьбы за Лебедя, заранее зная, что на выборах победит Ельцин… Имитаторы принципиальности, комедианты в политическом фарсе… И я сам, и Артамонов с Янцевым…»

В час глубоких раздумий, в которые погрузился Дмитрий Брагин вечером 28 мая, ему позвонила Лика. Тоном, не допускающим возражений, она объявила, что послезавтра, 30 мая они идут в театр, на «Мещанина во дворянстве». Режиссер-постановщик – приезжая знаменитость. Билетов в кассах уже нет, но г-жа Меерович приобрела хорошие места для себя и для друга.

Что оставалось Брагину? Принять приглашение с благодарностью.

***

Драматический театр в Энске – не только место культурного досуга горожан, но и – прежде всего – одна из главных выставочных площадок областной ярмарки тщеславия. На топовых спектаклях – весь город (в смысле – его именитая и богатая часть). Здесь можно и новые наряды показать, и сплетни интересные послушать. И похвастаться перед знакомыми новым брачным партнером, либо бойфредом (или подругой) – очень удобно.

Заметная в городской VIP-среде дама – г-жа Меерович была вечером 30 мая зафиксирована в Драмтеатре с весьма симпатичным мужчиной, которого представляла, как старого друга (а по слухам, это был приезжий хлыщ, из Москвы).

Брагин, не без некоторого злоехидного удовольствия, ловил любопытные взгляды – большей частью, дамские – когда они с Ликой занимали свои места в ложе бенуара, прогуливались под руку в антрактах, утоляли жажду безалкогольным фруктовым напитком в буфете.

Лика была элегантна, как всегда. Ее спутник являл собой образ безупречного comme il faut, в одежде и манерах. Говорили, в основном, о театре. Брагин, не считавший себя большим знатоком данной тематики, был предельно сдержан в словах и оценках.

Так или иначе, совместное культмероприятие вполне понравилось обоим его участникам.

После спектакля они пообщались еще немного в такси, развозившем их по домам. Прощаясь с Брагиным возле своего дома в Дубках, Лика дружески подала ему руку и одарила двумя словами:

- Спасибо, Митенька…

А он в этот момент, не без самоиронии, подумал: «Кажется, мы удачно имитировали поведение влюбленной пары на ранней стадии романа».

Между тем Лика, разжав рукопожатье, вдруг спросила:

- Послезавтра, кажется, первое июня? Не знаешь, чем знаменит этот день?

- Первое июня – день защиты детей.

- Ах, я совсем забыла… Ну конечно – день защиты детей. Вот его и отметим. Завтра отдохнем – и послезавтра отметим. Митенька, ты готов оказать мне услугу?

- В полном вашем распоряжении, госпожа моя королевна.

- Послезавтра мы идем в кабак. Развлекаться – так развлекаться. С музыкой!

***

Во второй половине дня первого июня Брагин подъехал на машине из гаража Артамонова к дому Лики. Она вышла на крыльцо, и ее вид удивил Брагина. Сдержанная и даже холодноватая светская дама приняла обличье азартной красотки, искательницы сомнительных приключений.

Она была прекрасна, чувственна, одета с вызовом – на грани приличия.

Волосы Лика перекрасила, и они – как в прежние времена – сверкали под солнцем золотисто-оранжевым облачком вокруг безупречно матового овала лица, на котором задорно поблескивали темные глазки под густыми бровями, и алели губы, накрашенные ярче обычного.

Шею охватывало ожерелье из красных кораллов – в тон губам и грубоватым серьгам с массивными гранатами в золотом оформлении. Верхнюю часть тела плотно обтягивал светло-фиолетовый топ с максимально возможным декольте; эластичная ткань рельефно выделяла все, что под ней, при этом лента кожи на спине и животе – над поясницей – оставалась открытой для обозрения. Также и ноги были открыты значительно выше колен широкой юбкой нежно-телесного цвета, дерзостно колыхавшейся вокруг бедер.

«Ну, будет дело» – подумал Брагин, когда они подъехали к ресторану, выбранному Ликой.

Ресторан «Заречный» находился на первом этаже здания гостиницы «Заречье», и некогда этой гостинице принадлежал. Затем данное предприятие общественного питания обрело самостоятельность, своевременно приватизировалось в пользу гостиничного руководства, после чего несколько раз перепродавалось.

Сменявшиеся хозяева неизменно полагали, что их обязанность – не только утолять голод посетителя хлебом насущным, но и развлекать его достойными зрелищами. В качестве таких зрелищ были опробованы певцы-музыканты разного стиля, удалые стриптизерши, и даже тувинские мастера горлового пения, а также индийские (или выдававших себя за индийцев) заклинатели змей. Все это (и более всего – мастерство исполнительниц голого пляса) сделало ресторан весьма популярным в среде любителей новорусского разгула. А шибко интеллигентные господа в «Заречный» не ходили, тем более – дамы из бонтонного сообщества, следившие за своей репутацией.

В такое вот заведение затянула Дмитрия Брагина его приятельница.

Услужливый официант провел их к заказанному столику. Едва подали меню, Лика начала чудить – заказала множество всего, напитков и еды – что невозможно было бы съесть и выпить вдвоем. Брагин не отреагировал: он был при деньгах и вполне приготовился ими сорить.

Впрочем, угощалась его спутница сдержанно, пила только столовое вино – зато много, и постепенно, от фужера к фужеру, хмелела и становилась раскованно-веселой.

Несколько раз они выходили на танцпол. Лика оказалась ловкой танцоркой; выпитое вино не помешало ей выделывать затейливые и даже рискованные па, не теряя равновесия.

Возвращаясь к своему столу после одного из таких выходов, они проходили сквозь плотную компанию развязных молодых людей и девиц (по виду – из местной «золотой молодежи»). Какой-то нахал, пользуясь теснотой, попытался заговорить с Ликой. Она отреагировала жестко:

- Отвали! Не видишь – дама занята…

Выбравшись из неприятной толпы, они услышали за спиной – сквозь полупьяный гвалт – реплики в свой адрес, подававшиеся женскими и мужскими голосами.

- Вот стерва! … – Клевая телка! – Ничего особенного, рыжая кошка из подъезда… – А мужик у нее – класс, я бы не отказалась…- Бу-бу-бу… – Фря долбаная. – Но какие понты! Может, козу ей сделать? – Ты что – нарвешься. Я ее знаю, это вице-губернаторша Меерович… – А что за фраер с ней? Бычара, на мужа не похож… Бу-бу-бу… – Какой там муж… Бу-бу, Бу-бу… Аркаша Меерович пониже ростом и плюгавый. А это, видать, хахель ейный… – Куда Меерович то смотрит? – За такой бабой усмотришь… – Женилка у Мееровича слаба, вот жена и гуляет на стороне! – Ха-ха-ха! … – Он же молодой, Меерович, сорока нет… – Молод конь, да стоять не может! – Ха-ха! … – Женилка–нестоялка у Мееровича! – Ха-ха-ха-ха!

На лице Лики вспыхнула озорная улыбка.

- Ты только послушай, Митенька, что о нас говорят. И о Мееровиче.

- Тебе, я вижу не обидно?

- Мне весело…

Брагин понял, что пора закрывать банкет, с некоторым опозданием. Когда он рассчитывался с официантом, его Лика, уже изрядно захмелевшая, хватанула еще один фужер вина – «на посошок». Ему пришлось тянуть спутницу в машину чуть ли не волоком (приобняв за спину, и поддерживая в подмышках).

В машине Лика как будто слегка вздремнула, а потом немного пришла в себя. Выгружаясь из машины, она сунула шоферу – штатному артамоновскому водиле – некую сумму денег, не считая (видимо, ей почудилось, что это – таксист). Тот несколько оторопел, но деньги принял.

- Свободен, шеф! Поезжай…

Распорядившись таким образом, Лика, опираясь на руку Брагина, зашагала к дому.

Шофер дал по газам.

***

В ту ночь на веранде дома г-жи Безиной-Меерович долго горел свет – почти до самого утра.

«Золотая женщина» Таисия принесла постель для Брагина, постелила на облюбованной им скамье. Принесла также все необходимое для чаепития – и удалилась.

И несколько часов длился разговор, в котором Лика изливала наболевшее.

Она подробно, в деталях рассказала историю своего замужества – не щадя ни мужа, ни себя.

- Ты не представляешь, Митенька, как популярен был тогда Меерович. Депутат, демократ, кумир интеллигентного общества – особенно дамского. И мне льстило, что такой человек объясняется мне в любви. Дура, дура – я поверила. Сама не чувствовала к нему – как к мужчине – ничего, но считала, что устроила себе хороший брак по расчету – полная идиотка…

Брагин поинтересовался, зачем Мееровичу потребовался этот брак, если, как уверяет Лика, он ее по-настоящему не любил?

Она полагала, что все дело в профессоре Аронове, с его связями в научном мире и среди власть имущих.

- Дядя ему всегда благоволил – не только из-за меня, а еще раньше. Помог подняться, сделать карьеру – не сорвавшись по пути… Потом они перестали нравится друг другу – но это отдельная история… Дядя уехал в Америку – ненадолго, потом насовсем. Перевез тетю… Она, знаешь, была ярая коммунистка, пока не разочаровалась… А у моего Мееровича появились любовницы – то есть я узнала в ту пору, а могли быть и раньше, он хитрый – скрывал. И я сначала разозлилась, а потом подумала – за что боролась, на то и напоролась. Нефиг было замуж за него выходить – да еще такой наивной дуре… Даже обрадовалась – наконец-то буду свободной!

О последующих перипетиях своей жизни Лика рассказывала так, что у Брагина появилось ощущение: о многом она умалчивает. Особенно – о том, что касается ее сына. Дойдя до его появления на свет, она и вовсе скомкала свой рассказ – точнее, его окончание:

- Бобка родился, а потом мы с Мееровичем договорились, что расходимся в конце девяносто шестого. Меня это устроило, потому, что все равно – сидеть с ребенком надо, лучше – формально замужней, а не разведенкой… А сейчас жалею, что поддалась на уговоры.

- Почему?

- Меерович скотина – Лика вдруг разразилась злыми рыданиями. – Он, он… Обещал вести себя прилично, а сам открыто ходит к распутным бабам, и еще врет им, что я цепляюсь за него… Но он меня, дескать, скоро бросит, потому, что я ему надоела… Казанова гребаный… Мачо бердичевского разлива… Но я довольна сегодняшним ужином. Мы с тобой, Митя, дали жару. Помнишь, что пьяные чуваки там блеяли? Женилка слабая у Мееровича, и жена ему рога наставляет! Пусть теперь весь город это повторяет! Казанова без своего орудия! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!

Отсмеявшись истерическим смехом, Лика почувствовала неодолимую усталость и удалилась, наконец, спать.

Брагин лег на привычную скамейку, под окошком, на котором уже рисовались первые всполохи утренней зари. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги ГДЕ-ТО В РОССИИ