НАРРАТИВ Версия для печати
Егор Черлак. Хроники забытого острова (2.)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО - ЗДЕСЬ.

КУЗЬМИЧ. Ну вот, осерчал… А всё слова твои неразумные… Хорош этот смрадный притеснитель лавочник – эдакие пустяки офицеру предлагать!.. А ногу мою деревянную ему не надобно? А то отдам… Про ногу он тебе ничего не сказывал?

КУХАРКА. Пустое болтаешь, Кузьмич… Лавочник – мужчина сурьёзный, домовитый…

КУЗЬМИЧ (грозно). Так говорил али нет?

КУХАРКА (взрываясь). Он говорил, что только пеньки, мол, простодушные сподобны без проку сидеть подле магазинов - мукой, крупой да разным провиантом до верха полных… Сидят, говорил, постной кашей пробавляются и ни синь пороху не пользуются…

КУЗЬМИЧ (машет руками). Замолчи, замолчи, наседка преглупая! Счастлива судьба твоя, что Николай Карлыч сего не слыхал… Это что ж такое ты говоришь? Ему чёли из магазинов под его же охрану вверенных – и воровать?!..

КУХАРКА. Воровать не воровать, а так… Попользоваться… Как все другие-то прочие делают?.. Ключи от амбаров завсегда при нём… От большого-то, небось, не шибко убудет…

КУЗЬМИЧ. Вот уж воистину: тёмность твоя поперёд тебя родилась… Да не такой он человек – капитан-то наш – чтоб урон казённому интересу чинить! Да он скорее голову свою на отруб даст, а имущество военное сбережёт!.. И солдата своего нипочём не выдаст. Наш капитан, даром что природный корсиканец, а русского солдата насквозь зрит и в обиду ни в жисть не даст!..

КУХАРКА. Ну так голодом, знать, сидеть станете… Лавочник в долг не отпустит боле… Опричь денег – одну табакерку али мундир с галунами…

КУЗЬМИЧ. Тьфу ты, ведьма! И как только язык у тебя повернётся такое говорить?.. Да ведаешь ли ты, что это за табакерка?!.. Мы оную под Малым Ярославцем у генерала французского отбили… Дело-то как сладилось… Утром ранёхонько поехали на рекогносцировку. Туман, дождичек сеет – зги не видать… Миновали аванпосты – то ли наши, то ли неприятельские – разве разберёшь?.. Взъезжаем с казаками на речной бережок, речка у них там махонькая, Лужей прозывается… Глядь: шагах в ста - всадников до десятка, и по мундирам видать, что птицы большие. Все при лентах, при шляпах с перьями… Засвистали казачки и понеслись вместе с капитаном нашим на француза!.. Версты три гнали проклятых, пятерых дротиками да пиками достали, двоих заарканили… А самый важный, генерал ихний, ушёл-таки… Ускакал, стало быть, да только табакерку свою обронил. Я её, понятным манером, подобрал да Николаю Карлычу самолично доставил…

КУХАРКА (рассматривая табакерку). Ну и чё ж в ней знатного такого?.. Была б, к примеру, золотая али с каменьями… А то так, серебро… Да и в походах видать что побитая…

КУЗЬМИЧ. А ты вот сюда, сюда глянь. Видишь облик под крышкой? Портрет, значит, мадамин, да подпись понизу по французскому языку: турлым-бурлым-кяхты-махты… Сие по-ихнему означает: «моя любовь согреет тебя в долгой разлуке. Вечно твоя Жозефина». Вона как!

КУХАРКА. Слов нету, барышня фасонистая… Туалеты богатые… Да только тоща уж больно. И румянец эдакий… Будто чахоточный…

КУЗЬМИЧ. И-и-и, сразу видать, что деревня лапотная…Такое производится ими намеренно, это всё от помад заграничных… А барышни и вправду у них там всё больше бледные, точно смертным гладом морёные… Но, доложу тебе, до амурных похождений страсть какие цопкие…

(молодцевато крутит ус)

В любовных делах весьма сноровистые… Вот и до нашего капитана немало было охотниц из этих самых бельгийских немок. Но он, как только табакерку эту увидал, к портрету приценился – и всё! Будто лихоманка какая его скрутила али паралик стукнул. Как палашом отсекло: никто его сердцу боле не мил… С той поры вот об этой самой крале и мечтает, сохнет. Аж стишки затеял писать!..

КУХАРКА (вглядываясь в картинку). Известное дело: военный мужчина до разврата завсегда падкий. Для иного и болотная тина - малина… Было бы по чему сохнуть! Стан тонкий, худой – аж раменные кости торчат… Губки узкие, чисто нитка… А глаза! Что у моей козы, право слово… Только и важности, что сарафан богатый, с кружевами… Да серьги золотые – копеек пятьдесят, я чай, за них плачено… И чё об такой горевать? Будто других баб у нас не стало… Взять хотя бы поповскую дочку, али там вдову почтмейстера. Такая маститая женщина! А рукодельница!..

Входит Банпартов. На нём уже другой мундир, попроще – сержантский. Протягивает кухарке свёрток.

БАНПАРТОВ. Вот, держи… Изволь передать твоему ходатаю, до чужих мундиров охочему… И накажи от меня, чтобы сегодня же всей штатной команде отпустил недельный рацион – без аллегориев!.. А ежели сего недостанет,

(кивает на свёрток)

то я после от жалованья своего прибавлю…

КУЗЬМИЧ. Батюшка! Николай Карлыч!.. Ты что ж такое умыслил?.. Неужто мундир свой заложить хочешь?.. Так он же у тебя последний… И новый, почитай, – десяти лет не ношеный…

БАНПАРТОВ (нарочито бодро). Ничего, ничего, старик… Мой родитель покойный – царствие ему небесное – как говаривал?.. «Всё, милый Наполео, в этом мире бренно и недолговечно. Всё дело наживное, окромя славы людской да чести дворянской…»

  (обращаясь к кухарке)

Ну, ладно, баба, ступай! И к ужину – чёрт с ним, с сыром – но чтоб баранина на столе стояла! Да хреном, хреном её хорошенько приправь…

Кухарка хочет, было, уйти, но в последний момент замечает росчерки на печке.

КУХАРКА. Ой, отцы-святители! Это ещё чё такое?.. Опять всю печку испоганили! Это чё ж, в другой раз мне её белить, а?.. И не совестно вам, сударь? Нешто иного места нету – угольями пакостить?.. Извёстки на вас не напасёшься…

Раздухарившуюся кухарку почти силой выпроваживает Кузьмич.

КУЗЬМИЧ (качая головой). И-и-и, ваше благородие!.. Разве ж дело это – мундир заслужённый, кровью добытый на баранину менять?..

БАНПАРТОВ. Знаю, знаю, что ты сказать хочешь… Да и сам не хуже разумею, что вся лавка купчишки этого единой пуговицы с моего мундира не стоит… Да что делать, Кузьмич? Не помирать же нам в самом деле голодным случаем у постов своих… Даст бог, погода ускромнится, придёт баркас, доставит деньги… Тогда и справлю себе новый мундир, почище прежнего!

КУЗЬМИЧ. Ась?.. Ан нет, такого уж не справите, Николай Карлыч… Этот-то вам берлинский портной шил… Был он сукна самого тонкого, баварского… Где по нынешним временам такое сыщешь? Я ж крепко запомнил, как вы, ваше благородие, в этом самом мундире да ещё при сабле и при ордене ко мне в лазарет заявились… Королевич гишпанский – да и только!..

БАНПАРТОВ (в его руках снова оказывается стакан). Дело служивое, Кузьмич… Ты же не печалишься об своей ноге, на алтарь отечества положенной? А мне и подавно об мундире тужить не пристало. Не на чарку хлебного вина его сменял, а на провиант своим же товарищам ратным…

КУЗЬМИЧ (чешет в затылке). Так-то оно так, ваше благородие…

БАНПАРТОВ (резко). Только так, Кузьмич, никак не иначе! Ты вот что… Сходи-ка, братец, лучше за шкаликом, а? Мундир-то, чай, помянуть надобно… А ежели заместо шкалика четвертную прихватишь – взыску не будет…

КУЗЬМИЧ (машет рукой). А, была - не была!.. В нашем военном рукомесле как? Либо в покойники, либо в полковники… Я мигом, ваше благородие, она нога здесь, другая…

(смотрит на свою деревяшку)

Тьфу ты, сатанинство треклятое! Напрочь зарапортовался…

  Оба хохочут. Кузьмич уходит.

БАНПАРТОВ (вслед уходящему). И на пристани, на пристани проверь, чтоб маяк горел исправно!.. За генерала опасаюсь, погода-то, ей-ей!..

Оставшись один, капитан расхаживает по избе, периодически останавливаясь перед занавешенным предметом. Затем берёт в руки табакерку. Открывает её, долго глядит на портрет.

БАНПАРТОВ. Вот оно как, любезная Жозефина… Служить, как здесь говаривают, - не мёд пить… Особливо в России… Да…

(усмехается)

Наверное, ежели бы ты меня сейчас в этом солдатском мундире увидала, - и взора бы не удостоила, а?.. Да и то молвить: где уж мне, островному комендантишке, дерзать твоё внимание заслужить! Ты во дворцах, а не в курных избах нежиться приучена, тебе, небось, генералы да фельдмаршалы ручку целуют… А молодые гвардейские полковники, в альбом стишки пишут… А, пишут?.. Ах, Жозефина! Милая сердцу Жозефина!... А ведь мог бы и я…

(на мгновение задумывается)

Да… Мог бы… Да только вот… Всё сама видишь… Но ты мне справедливость всё же отдай, выслушай и мои вирши. Чем они полковничьих плоше?

(достаёт листок, читает)

Прелестница младая,
Прости за дерзкий слог,
Пусти, исчадье рая,
Меня к себе в чертог!

Изведал я утрату
От пуль и кирасир,
Почтенному солдату
Доставь же гранд плезир!

Милей мне эти плечи,
Чем полный патронташ,
Твой взор сильней картечи,
Острее, чем палаш.

Твой стан прямей оглобли,
А бровь – подстать углю…
Я твой казистый облик
Фортиссимо люблю!

Призри меня, Афина!
И, знай, быть посему:
Тебя, о, Жозефина,
Я приступом возьму!

БАНПАРТОВ. А!.. Каково!.. Михайло Ломоносов ей-ей! Нет, Гаврила Державин!.. Или этот, как его… Ну, из этих, новомодных… Имя ещё такое, огнеприпасное… Ружьёв – не Ружьёв... Мортирин?.. Не то, не то… Во - Пушкин! Да только куда ему, хлыщу партикулярному… Тут, похоже, сам Денис Васильевич Давыдов рукой моей водил – не иначе… Вот уж кто был кудесник по части виршей… Сколь с ним выпито, сколь песен знатных на бивуаках спето!..

Не без гордости перечитывает написанное снова и снова, шевелит губами и жестикулирует. В это время в комнату незаметно для капитана входит поповна. Она тихо подкрадывается к Банпартову и ладонями закрывает ему глаза.

ПОПОВНА. Ау! Вот и не догадаетесь, кто это…

БАНПАРТОВ (поспешно складывая листок). Любезная Жозе…, то бишь, Евфросинья Никитишна! Да как ваши ручки не признать, побойтесь бога!..

ПОПОВНА (убирает руки и надувает губки). Ах, опять вы, Николас, имя бога всуе поминаете…

(крестится на иконы)

Вот ужо будет вам на том свете! Вот увидите… А всё же не признали спервоначалу, сознайтесь, дорогой капитан! Так заняты были мечтами воображения, что и не услыхали, как я вошла…

БАНПАРТОВ. Помилуйте! Какими мечтами? Рапортную ведомость начальство затребовало, вот сижу, считаю… Сами извольте взглянуть, премилая Евфросинья Никитишна: изъяны и убытки заношу в сей столбец, а прибыток напротив – в этот…

Демонстрирует ей тетрадку.

ПОПОВНА. А стихотворства пиитические в который столбец вносите?..

БАНПАРТОВ. О чём вы, великодушнейшая Ефросинья Никитишна? Вот вам крест святой!..

Осекается, заметив укоризненный взгляд поповны. Она грозит ему пальцем, затем истово крестится.

ПОПОВНА. Ой, нехорошо, господин комендант!.. А вот это вот что?..

(берёт листок и, развернув его, декламирует)

«Прелестница младая, прости за дерзкий слог…» Это что за выразительные высказы такие? Я чай, до казённого дела, до фуража и пороха они не касательные?..

БАНПАРТОВ (он очень смущён). Не вижу тут никакой вящей выразительности… Так, некое подражательство… А впрочем, воля ваша… Да, вирши не бесталанные… Я их у одного уланского ротмистра из книжки списал…

ПОПОВНА. Ой ли?.. Уж не лукавите ли вы, милый Николас?

БАНПАРТОВ. Пред вами – как пред полковою хоругвью, бесподобная Евфросинья Никитишна!.. Всё яко на духу – без аллегориев!..

ПОПОВНА. Да? А вот это в таком разе что? «Тебя, о, Жозефина, я приступом возьму!» Как вы сии отчаянные обороты объясните, капитан?

БАНПАРТОВ. Это… Сию строчку сам приписал, каюсь… Да, не удержался от искушения, дал некую волю фантазиям…

ПОПОВНА. Да полно, полно вам смущаться, милый капитан! Я и не думаю пенять… Стишки недурные, для слуха даже весьма ласкательные… Я об том, что вы за обычай взяли меня сим именем французским дразнить... Жозефина!.. Может, вы, Николас, воображаете, что оно для меня лестно? Ан, нет, совсем напротив… Мне вот папенька говорил, да и сама я в журнале читала, что ныне в Петербурге иноземные прозвания не в моде. Даже государь, слыхала, на своём тезоименитстве изрёк: «Русский победитель ненавистного узурпатора французского престола имя своё природное носить обязан равно как почётный титл, без утайки и застенчивости…» Поелику впредь так и пишите: «Тебя, о Евфросинья, я приступом возьму!..»

(спохватывается, что зашла далеко, крестится на иконы)

Прости, господи, грешную!..

БАНПАРТОВ. Да, да, разумеется… Совершенно с вами согласен, чудесная Евфросинья Никитишна… Не к лицу русскому человеку, освободителю Европы, рядиться в заграничные хламиды… Хоть и течёт во мне южная кровь, но знаю сие не хуже иных природных русаков... Только вот… Извините уж за прямоту солдатскую, - Жозефина в виршах как-то того… Благозвучнее…

(оправившись от растерянности и принимая холодный тон)

Но, простите меня за дерзость… Вы, Евфросинья Никитишна, сюда, верно, не за-ради стишков явились, а? Тем паче, в такую погоду…

ПОПОВНА (с обиженным видом). Ах, вот вы как… Что ж, и то правда… Папенька мой Кузьмича подле колодца встретил. Так тот сказывает, что у гарнизонных нужда в деньгах образовалась… Мол, из этого вы даже мундир свой вы заложить велели…

БАНПАРТОВ (раздосадовано). Вот уж язык у старика что помело!.. Ей-ей, лучше бы ему в четырнадцатом годе язык заместо ноги отхватило… Забудьте это, любезная Евфросинья Никитишна! Не извольте беспокоиться ради таких пустяков…

ПОПОВНА. Хороши пустяки, коли дворянин последнее движимое имущество в заклад отдаёт!.. Мы люди тоже небогатые, потому и в понимание войти можем… Что, к примеру, у меня из приданного?.. Так, самая малость: три батистовых платья да два шёлковых, ну, беличья шубка, ратином крытая, ну, лисий салоп с капором и муфта к оному, десять одеял тафтяных на хлопчатой бумаге…

(выразительно глядит на капитана)

Разве это богатство? С таким приданным, чаятельно, замуж не вскоре выйду… Ваш брат мужчина, он что?.. Он дружественность питает больше к девицам зажиточным, состояние имеющим…

В разговоре возникает неловкая пауза. Поповна ждёт реакции капитана, но тот насупился и молчит.

ПОПОВНА (осторожно). …И остаётся нам, девушкам незнатным, но себя блюдущим, лишь уповать на волю божию. Да в невольной праздности источать себя слезами над чувствительными сочинениями Капниста и Поль де Кока…

Снова пауза. Капитан упорно не желает развивать тему.

ПОПОВНА. …Хотя, иной раз бывает, что и для честных скромниц счастье открывается… Возьмите пономаря дочку – за купца первой гильдии замуж вышла… Или Марью, что у приказчика на воспитании была – сосватал её целый кавалерийский поручик… Да и за себя молвить не совестно… Прошлым годом корнет Звягин предложение делал. И титулярный советник Шмидт, бывши на острову по делам крепостной переписи, руки просил и даже конфектами угощал…

 В очередной раз повисает тяжёлое молчание.

ПОПОВНА (подёрнув плечиком и совсем иным тоном). Ах, я неспохватливая!.. Совсем из ума вон… Меня же к вам, Николай Карлыч, папенька прислал спросить, не нужно ли вам денег под заём? Коли случай такой приключился, мы по-соседски завсегда выручить готовы… Не бог весть чем располагаем, но, питая известные дружеские чувства…

БАНПАРТОВ (холодно). Не извольте беспокоиться, мадмуазель… И передайте достопочтенному родителю вашему, что покамест такой крайней нужды в деньгах не имею… А буде окажется возможным…

Поповна резко закрывает лицо руками и отворачивается от капитана. Плечи её вздрагивают.

БАНПАРТОВ (он такого оборота явно не ожидал). Что, что такое, преславная Евфросинья Никитишна?..

ПОПОВНА (сквозь рыдания). За что вы?.. За что вы – эдак?.. Чем заслужила я чёрствость вашу?.. Я же… Мы же в доме своём завсегда вас – как родного… От вас как от сродника - ничего не таили… А вы… К чему этот хладнокровный тон, к чему сия нарочитая манерность?.. Чем провинилась я, скажите?..

Ошарашенный и сбитый с толку капитан пытается успокоить поповну, подходит к ней, неловко берёт за плечи.

БАНПАРТОВ. Ах, простите, простите меня за этот тон, кротчайшая Евфросинья Никитишна!.. Не по злому умыслу я… Виноват, стократно пред вами виноват… Вот он я весь – казните!.. Всё грубость моя солдатская, утомление от дел служебных… Нет, скорей, – робость всему причиною…

ПОПОВНА (быстро вытирая глаза). Робость?.. И кого же вы робеете, Николай Карлыч?..

БАНПАРТОВ (несмело беря её за руку). Вас, распрекрасная Евфросинья Никитишна… Сам вижу, что в пустяки впадаю, несносное иной раз говорю… А поделать ничего не волен, сам не свой при вас делаюсь – без аллегориев… Словно при штыковой атаке… Знаете, как там случается… Бежишь на вражеское каре, с одною шпажонкой бежишь – и чуешь, что ты – это уже и не ты как бы, а иной кто… Руки ощупаешь – твои, ноги – тоже… А всё одно – воли над ними уже ты не имеешь… Сила тебя неведомая вперёд влечёт…

(после короткой паузы)

Вот и ныне… Все члены, вроде, мои, а приказать им… Нет, вовсе не то должно мне сейчас говорить вам, преблагородная моя… моя…

ПОПОВНА (страстным шёпотом и потупившись). Что ж… Что ж… Я не противлюсь более… Николас, милый, ежели хотите, зовите меня Жозефиною!.. Не стану отныне обижаться…

БАНПАРТОВ (приближая её к себе). Боже!.. Боже мой!.. Как бы я этого хотел – если бы кто сие ведал!.. Жозефиною!..

Мокрый, грязный, возбуждённый – в комнату врывается Кузьмич.

КУЗЬМИЧ. Ваше благородие, беда!.. Несчастье… Генерал-то наш… Баркас его об камни дотла расшибся… У самого устья, волна там больно злая да течение со стрежня… Поднесло к утёсу – и хрясть со всей мочи!.. Буря-то какая, царица небесная!.. Сейчас робяты снимают баркасных-то, кои уцелели, а есть ли промеж них генерал – того не ведаю… Темно, хоть глаз коли и дождь аки из бадьи хлещет… Я за вами, Николай Карлыч, прибёг… Надобно вам на берег скорее – генерала и прочих какие остались выручать…

Буквально на глазах капитан преображается. Теперь он – не затюканный службой пожилой офицер, а настоящий руководитель, полководец, вождь…

БАНПАРТОВ. Так, слушай меня… Беги в караульное помещение, кличь на берег всю свободную смену… Потом – в казарму. Всех гони к пристани… Дай знать мельнику и кузнецу, путь немедля тащат туда же канаты да кошки стальные…Ежели тотчас с камней баркас не стянем – поутру щепы от него не останется… Да бегом, бегом, старый!..

Выбегает вслед за Кузьмичом. Поповна остаётся в помещении одна. Второпях или сослепу, она встаёт на колени не перед иконами, а перед завешенным холстиной предметом. Поповна истово крестится и кладёт земные поклоны.

Затемнение ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ



ЧИТАЕТЕ? СДЕЛАЙТЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ >>



Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины»

Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.

Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.





RSS RSS Колонок

Колонки в Livejournal Колонки в ЖЖ

Вы можете поблагодарить редакторов за их труд >>