Вообще, вся нация цыган ассоциируются у меня с поддельными свитерами «Монтана», сахарной ватой и петушками из жженого сахара на палочке. А больше всего – с одной из продавщиц подобного дерьма, молодой цыганкой, которая, пройдя как-то мимо меня, села посередине Ленинского проспекта, на клумбе, напротив ресторана «Паланга» и, задрав свои многочисленные юбки, стала ссать прямо днем на виду у всех. Она была моя ровесница.
Нет никакого национализма, шовинизма и прочего изма, унижающего какую-либо нацию, во мне тогда не возникло. Я просто почувствовал, что побрезговал бы вступать в какие-либо интимные отношения с цыганами. А для меня – понимание, что я не готов переспать с кем-то, пусть даже виртуально – сразу вычеркивает это существо из жизни моей Вселенной.
Эта грязь шла, разумеется, не от того, что девушка мочилась у всех на виду, на оживленном проспекте и в разгар дня. Паблик писс – прикольная вещь, это наоборот должно было меня возбудить. Но… не возбудило. Я увидел, что она грязная. Причем грязная не как ножки вьетнамских студенток в пыльных резиновых шлепках, не как руки славянских продавщиц с рынка, при первом же соприкосновении с водой и мылом после работы отмывающиеся и благоухающие. Нет. Грязь этой бабы была вековой. Тысячелетней. Как темнота каких-то первобытных народов. Грязь на генном уровне, доставшаяся ей от предков и напрочь задавливающая любую эрекцию европейского легко возбудимого и сексуально-озабоченного молодого юноши.
Мой чистый и извращенный порок неудовлетворенно глядел на обоссавшуюся женщину не как на объект для мастурбации, а как на невоспитанную хулиганку, гадящую у всех на глазах. И если моя врожденная чистоплотность оказалась фашизмом, значит я действительно – фашист.
Впоследствии мои подозрения насчет нечистоплотности цыган только подтвердились. Помню пару поучительных историй того же года.
Я гуляю по центру со своей тетушкой Таней, родной сестрой моего отца, в которую я был безнадежно влюблен с 15 лет. Мы фотографируемся в моменталках, как герои фильма «Асса», курим длинные черные сигареты «MORE» и лопаем только появившееся в свободной продаже финское мороженое. Мы очень красивые и довольные и полностью сконцентрировавшиеся на самих себе… Наши прогулки переполнены флиртом и заигрываниями… Нам не до кого… Мы хотим больше и больше проводить времени вместе…
Она преподает аэробику. Я делаю первые робкие шаги профессионального мошенника. Ее хотели поженить на взрослом сыне моей мачехи, моем приемном брате – теннисисте и моряке, который через несколько лет трагически погибнет в одном из загранплаваний. Но она демонстративно предпочла проводить свое свободное время со мной. Мальчиком, у которого молоко на губах не обсохло (младше ее на 15 лет). Считающим свою тетушку идеалом красоты...
После этого инцидента-инцеста я был практически изгнан отцом из семьи и с 16 лет был представлен сам себе. Но нашему общению уже никто не мог помешать. Никакие табу и родительские запреты. Как можно устоять перед женщиной, которая, будучи старшеклассницей, нянчила тебя, грудного, на руках. Никак. Вот именно.
Ездим гулять в Павловск и Пушкин, обсуждаем Джерома Сэллинджера и Джона Лили. Проводим все время вместе, понимая, как его мало остается из-за ее возраста. Что-то должно произойти снова. Как и пять лет назад, когда мы первый раз поцеловались. Но мы ничего не торопим.
На Площади Восстания, возле метро, ко мне внезапно привязывается цыганка. Просит протянуть руку и дать ей погадать. Я вежливо говорю ей: «Отстань». Но цыганка лезет, показывает на своих родственниц и детей, стоящих невдалеке пестрой группой, и просит мелочи. Я смотрю на них и даю ей горсть мелочи из кармана. Она говорит, что не может просто так ее взять и хочет мне отплатить добром. И буквально насильно берет меня за руку и начинает гадать. Говорит какую-то чушь…
Потом она просит позолотить ей ручку еще. Я буквально вытряхиваю остатки монет ей в ладонь, избавляясь от надоедливого металла… Она бормочет еще и еще про то, что монеты надо накрыть… даю какие-то бумажные деньги. И посылаю ее с миром отойти… Но развод не прекращается и только набирает обороты… Типа рука отсохнет, если я не дам завернуть еще бумажку, ведь мы только накрыли монетки, кинутые мною. А потом эту бумажку надо завернуть в другую…
Я улыбаюсь. Нет. Моя щедрая душа не нашла признательности в ее цыганских глазах. Наоборот. Мой позыв помочь ей и ее родным в этот чудесный и радостный солнечный день – вызвал у нее приступ алчности и иллюзию, что она нашла лоха для своего первобытного кидка.
Цыганка в трансе начала рассказывать о том, что процесс гадания начался, магические силы пробудились и сейчас надо развязать мой зеленый мешочек, полный криминально заработанных гринов, и начать отдавать ей одну за другой долларовые купюры, иначе я обрету проклятие и прочее-прочее… Она не знала еще, что столкнулась с Белым Человеком из Большого Города, несущим Проклятие Всему цыганскому народу.
Я понял, что мне придется преподать ей внезапный, как просветление Будды, урок и, миролюбиво кивая, стал отводить ее в сторону от пешеходного перехода, за метро и протянул даже еще одну бумажку, как приманку… Я кивал, улыбался и поддакивал, заводя ее в тень… Едва мы скрылись от обзора с Невского, я подставил ей подножку и, заломив, сломал сразу, четко отработанным приемом ее цыганскую руку…
Она упала, крича от боли, и я тут же придушил ее, встав на грудь коленкой и продолжая ломать руку, кулак которой сжимал все деньги… Они высыпались прямо на нее. Я взял пару бумажек и спросил, тяжело дыша от напряжения, которое вызвал во мне этот инквизиторский, но вынужденный акт: «Где еще деньги?»
Она, еле сдерживая боль и почти теряя сознание, достала свободной рукой еще смятые купюры – русские и валюту. Я взял их, не считая, в карман и встал с нее.
Молча посмотрел и плюнул на отвратительное тело. Она заткнулась и только стонала и причитала. Я опять улыбнулся и сказал ей:
– Как же быстро ты перестала говорить о проклятьях и магии. Ты испугалась моего колдовства? Правда, оно страшнее, чем твое? Теперь ты мне веришь? Ты чувствуешь мое проклятье, тварь?
По измученным болью глазам сбитой с ног таким звериным нападением я понял, что она все очень х о р о ш о поняла. Рядом слышались голоса с угрозами от оравы ее коллег, которые помчались было на помощь, но остановились, увидев, насколько я решителен и спокоен в своих противоправных действиях.
Моя тетушка совершенно хладнокровно и крайне внимательно лицезрела сей конфликт.
Я был хорош. В длинном плаще и белоснежной рубашке с галстуком… Это было еще то удивительное время, когда я одевался в костюмы и пиджаки и выглядел, как начинающий бизнесмен. Вообще, была иллюзия, что мы пара английских аристократов, отбивших нападение грязной черни в одном из закоулков Лондона.
Мы быстро покинули район улицы Восстания, и скоро, восхищенная моим диким нравом, тетя поцеловала меня и сказала с восхищением:
– Дима, ты себя не видел со стороны. Мне было крайне любопытно увидеть тебя таким. Это я скажу тебе – зрелище. Я прямо испытала волнение…
Глазки ее сверкали. Она впервые поняла, что ее пятнадцатилетний племянник вполне подрос. И что он – молодой человек, и ему 20 и… ну он же гуляет со своей тридцатилетней тетей не просто так все дни напролет… И это читалось в ее поцелуе и взгляде… Она, оказывается, любит насилие… Я понял, что надо закрепить эффект грубого мужчины.
Буквально через пару дней мы прохаживались уже по Дворцовой площади, и – к нам привязались цыганские дети. Их было столько много в то время. На каждом углу в центре к тебе подбегали эти чертовы попрошайки, науськанные и выдрессированные взрослыми мошенниками-родителями…
Я говорю, разумеется, чтобы мальчик и девочка шли на хуй. Они привязываются и не отстают. Я спрашиваю у девочки:
– Ты хочешь, чтобы я тебе жопу твою двенадцатилетнюю в клочья разодрал? Скажи? Я сделаю. Отсоси и получишь монетку… Не… ну куда ты… Я же сказал, давай ты разденешься догола, и я тебе дам денег… Заработай, маленькая сучка…
Она злобно шипит и отстает… Но ее два братика начинают хватать меня за рукав плаща, и один из них повторяет все время:
– Ты что, крутой? Самый крутой? Да? Ты здесь главный на площади? Да?
Им и невдомек, что я действительно дома. Я чувствую себя возле Эрмитажа на своей территории, где каждый мент – мой телохранитель, и всякая шваль ко мне привязываться не имеет права, ну никакого… Ситуация раздражала невероятно… неужели этой мелкоте невдомек, что надо осторожно выбирать объекты для приставания… Я незаметно достаю и открываю опасную бритву… останавливаюсь и хватаю за волосы, среди бела дня, в двух шагах от Александрийского столба одного из этих приставучих черножопых говнюков. И отчетливо спрашиваю этого чересчур разговорчивого уродца:
– Тебе снять скальп, маленький ублюдок? Да? Ты этого хочешь?
Лезвие бритвы носится у него перед носом…
Братишка вопит:
– Нееееет!!! Отпустиииии…
Я срезаю резким движением ему клок кудрей, и, рыча от ужаса, цыганенок убегает к обалдевшим от моей реакции своим мамашам и сестре. Я машу им бритвой:
– Пока!!! Пока!!! Чао!!! – Демонстративно сдуваю клок волос с ладони и складываю бритву у них на глазах, пряча в карман джинс. – Я скоро вернусь, и мы продолжим, мои маленькие друзья! – Кричу я им на прощание и вежливо откланиваюсь.
Патруль знакомых ментов кивает мне и спрашивает мимоходом:
– Дима, проблем нет? Все ок?
Я вижу краем глаза, как цыгане быстро покидают площадь, видя мой разговор с милицией…
– Нет… Никаких проблем! Спасибо. Надоедливые черти эти замучили.
Беру под ручку свою изящную спутницу и продолжаю двигаться по направлению к Дворцовой набережной… Моя аристократическая тетушка покорена. Она поглядывает на меня все пристальнее и пристальнее. Как доктор на пациента. Как исследователь фауны на диковинное животное. Она держит меня за руку во время прогулки, а кажется, будто прижимается всем телом. Этой же ночью мы оказались, наконец-то, в одной постели.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете