Придя в 1439 году в город Унжу, Макарий увидал, что на таком толковище ему делать особенно нечего. Взял с собой двух учеников и отправился вниз по реке. Пройдя километров двадцать, поднялись на гору. Открылся далекий вид на долину Унжи, текущей среди бесконечных лесов. Под горкой отблескивало озеро, которое сразу напомнило Макарию Желтоводский монастырь. В ложбине между холмами бил родник с прекрасной сладкой водой. Людей – никого. Макарий понял: оно. «И вечные деревья, и вечные грибы – все здесь имеет вкус Дао».

С тех пор многое переменилось. Вокруг монастыря возник город Макарьев, озера нет (от него остался только залив юго-восточнее монастыря), над источником – массивная часовня. И вода, текущая из трубы, немного железистая. Но, если ей дать постоять, станет сладкой. На Макарьеву горку меня тянет больше, чем в какое-либо другое место силы. Жить бы здесь, да нужда заставляет всегда возвращаться в Москву. Зарабатывать надо.

Как уже говорилось, Макарий – вызволитель из плена. В конце 1612 года об этом вспомнила Марфа Романова. И решила, что обязательно надо сходить с сыном Мишей на Унжу – помолиться о спасении из польского плена своего мужа Филарета Романова. На этом пути и пытались перехватить будущего царя поляки, которых божественный проводник Иван Сусанин завел в Чистое болото.

 

В 1618 году Филарет возвратился из Польши, стал патриархом и фактическим правителем России. В 1620 году он настоятельно рекомендовал своему царствующему отпрыску отправиться в новое паломничество на Унжу, поблагодарить святого. И начал всячески содействовать возвышению культа Макария. А заодно – и Сусанина, которого можно рассматривать как его ипостась. Ну, действительно, если Макарий дух дорог и счастливого избавления от неволи, то Сусанин – тоже избавитель (не дал попасть в плен) и дух дорог (хотя и заставляющий плутать). Иными словами: это сам Макарий, приняв облик крестьянина, запутал поляков и спас будущего царя, идущего к нему на поклонение. И патриарх Филарет это тонко прочувствовал. Макарьев монастырь на Унже получил государственные субсидии. А вскоре был возобновлен и Желтоводский монастырь, который уже окончательно выявил меркуриальную суть Макарьева духа. Ибо Авраамий, сделавший Макарьевскую ярмарку воистину всемирным торговым центром, был еще одной ипостасью Макария. А именно: торговой.

Что значит меркуриальный? Как будто, понятно: Меркурий – римский бог торговли. В современном русском новоязе его имя звучит почти во всем, что связано с маркетом, рынком. Однако меркуриальная сущность значительно шире и глубже банальной торговли, поскольку Меркурий вобрал в себя всю стихию греческого Гермеса. Тут не только обмен товарами, но и любой обмен – мнениями, эмоциями, информацией, генами. Общение в самом широком смысле этого слова, вплоть до полного взаимопроникновения. А отсюда и переход границ, в том числе границы жизни и смерти (освобождение пленных – лишь частный случай такого перехода). А также: любые метаморфозы (в частности, трансмутации в великом делании алхимиков, постоянно имеющих дело с Меркурием), перемены (в смысле И-Цзин), преображение самой природы человека, нарушающее всякую обусловленность, закономерность. Что уже – преступление. И потому Меркурий еще и дух воровства, плутней (Сусанин), обмана и наваждений.

 

Что же касается собственно рынка, то тут Меркурий главный герой бухгалтерской книги: приход – расход – прибыль. Подвергнутый оцифровке (отчуждению от самого себя) он стал финансовым капиталом, создателем прибыли. А с другой стороны – невидимой рукой рынка, регулирующей цены. Это естественная и понятная всем мифология. Однако между богом и человеком всегда стоят жрецы, подменяющие бога собой, толкующие его волю к выгоде своей корпорации. Священнослужители рынка буквально изнасиловали бога: заменили его невидимую руку своим финансовым инструментарием и стали капитализировать пустоту. И вот уже оказывается, что стоимостью обладают не столько нефть или продукт человеческой мысли, сколько вера слабоумной домохозяйки в то, что такие-то акции что-нибудь стоят. Весьма оскорбительно для бога. Но бог поругаем не бывает. Периодически он дает себя знать, и тогда случаются кризисы, революции, войны.

 

Вернемся, однако, на Унжу. В 1670 году игумен Никита начал строить над могилой Макария каменную церковь. При закладке фундамента были обретены нетленные мощи. Никита был человек простой, но – себе на уме. Он понимал, что после нововведений патриарха Никона, никому нет дела до святынь, ибо все борются за истинную веру. А потому на свой страх и риск положил обретенные мощи в новый гроб и открыто поставил в Макарьевой церкви для поклонения. В 1675 года некий Иосиф Свияжанин, унженский монах, обиженный за что-то на игумена, решил ему отомстить. Отправился в Москву и подал донос: Никита-де откопал тело какого-то монаха и кадит ему как мощам преподобного Макария.

Патриархом в то время был Иоаким, человек законопослушный до цинизма. Царь его как-то спросил о вере и получил в ответ: «Я, государь, не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальники, то и готов творить». Беспринципно, но очень способствует долгожительству. Потому Иоаким еще и при Петре I все продолжал успешно лавировать. Ясно, что такой человек не мог оставить донос без внимания. На Унжу была отправлена комиссия, состоявшая из (примечательно) людей, имеющих непосредственное отношение к Желтоводскому монастырю. Их было трое: живший на покое Желтоводском монастыре Сибирский архиепископ Симеон, архимандрит того же монастыря Тихон, и обретавшийся там же игумен Варлаам.

В конце февраля эта троица (или тройка, как посмотреть) достигла Унженской обители и немедленно установила, что игумен Никита выставил в церкви не мощи, а просто какие-то кости. Это очень напоминает то, что происходило с мощами в первые годы Соввласти. Симеон брезгливо ворошил посохом мантию преподобного Макария, нетронутую тлением за 257 лет лежания в земле. И не слушал никаких объяснений. Игумена Никиту в сопровождении Тихона и Варлаама отправил на покаяние в Желтоводский монастырь, где он и умер. А гроб с мощами велел задвинуть подальше в угол – до получения инструкций от патриарха, которому написал о безобразиях, которые творились под началом Никиты.

Ответ пришел предсказуемый: закопать там, где вырыли. Что архиепископ и исполнил, но – неизъяснимы тайны души православного иерарха! – «при погребении, тайным образом, отъял часть у мощей преподобного Макария и скрыл оную у себя» (сказано в Житии). Какую именно часть отъял Симеон, не сообщается, но зато хорошо известно, что с этого дня начались неприятности. Первым симптомом стала страшная буря, которая разыгралась как только архиепископ вступил на корабль, чтобы плыть в Москву. Корабль просто не мог выйти из озера в реку. Знающие люди объясняли Симеону, что с Макарием шутки плохи, что, например, всего несколько лет назад он привел в панику и рассеял отряд разинцев, покушавшийся на монастырь. Но Симеон был человек просвещенный и в сказки не верил. Он велел плыть, хоть буря и не унималась. Натерпевшись смертельного страха, добрался до Юрьевца и только здесь начал думать, что делать дальше.

 

В принципе Симеон уже понимал, что природа взбесилась совсем неспроста, что все дело в частице мощей, которую он утаил. И что надо от нее как можно быстрее избавиться. Но вместо того, чтоб вернуть украденное, Симеон решил завезти мощи в Желтоводский монастырь, оставить их там, а потом уже ехать в Москву. Житие Макария, как бы оправдывая вороватого архиепископа, говорит, что его целью было возвысить Желтоводскую обитель за счет Унженской. Он, мол, просто хотел объявить, что мощи Макария почивают не в Унженском, а в Желтоводском монастыре. Вообще-то из этого объяснения следует, что некоторые церковные иерархи дошли уже до полной потери всякого представления о сущности мистического. И интересовались только наживой, которую мощи могут принести.

 

Что, вообще, такое мощи? Грубо говоря, это материализованная благодать, сконцентрированная в теле святого. Особого рода энергия. Энергия страдания, если человек умер мученической смертью. Энергия подвига, если он всю жизнь занимался аскезой (по сути: тоже энергия страдания). В некоторых культурах (как я уже говорил) богов создавали из людей, заставляя их долго и страшно мучиться перед смертью. Отголоски этой методики сохранились и у ранних христиан, заставивших империю поставить производство мучеников на поток. Когда гонения кончились, постники и веригоносцы по монастырям мучили себя уже добровольно и достигали замечательного эффекта: тело после смерти святого превращалось в панацею от всяких бед. В сущности это – алхимия.

 

Цель алхимии вовсе не в том, чтобы получить материальное золото из неблагородного металла. Такое золото – лишь антураж для непосвященных. А посвященные добивались преображения человека, в пределе – бессмертия. В китайской алхимии, например, можно было вообще не использовать никаких перегонных кубов, перегонка шла в человеческом теле. А в западной – согласно Юнгу – все эти реторты (с Меркурием в них) были лишь внешним объектом для медитаций (вроде икон), в ходе которых преображался сам алхимик. Молитва и умерщвление плоти, которыми занимались православные монахи, по смыслу – нечто очень похожее. И мощи – зримый результат такого великого деланья.

Что же касается золота (денег), то оно получается тоже, конечно, не в реторте. Синтезируется на фондовой бирже. Однако принципиальная схема процесса капитализации – та же самая, что и в алхимическом деланье: перегонка (оборот) капитала внутри финансовых пузырей, поддерживаемых верой в "раскрученные" (термин характерный) бренды.

 

Архиепископ Симеон, разумеется, верил в силу мощей, иначе бы не отделял частицу для Желтоводского монастыря. Но верил, как самый примитивный биржевик: Макарий – это бренд, который может повысить духовный капитал монастырской ярмарки, привлечет к ней новые толпы паломников и торговцев. В брендовом понимании святости Симеон был не одинок. Патриарх Никон лет за десять до него поступил приблизительно также с мощами Иакова Боровичского: забрал их в свой монастырь на Валдае для повышения рейтинга. Самый известный случай подобного воровства – насильственный увоз мощей Николая Мирликийского из Ликийских Мир в итальянский город Бари. Сегодня почти в любом монастыре можно найти мощевик, в котором хранятся частицы мощей десятков святых. Загляните, скажем, в Давидову пустынь.

 

Итак, Симеон избавился от опасной панацеи. Но его все не оставляло ощущение неизъяснимой тревоги. К тому же периодически наяву ему слышался голос: «Почто отъял часть от мощей моих?» Развивалась болезнь. В Москве архиепископ уже боялся оставаться один. Мало-помалу психическая симптоматика перешла в соматическую. Бедняга слег и сорок дней пролежал в горячке. Наконец, сам Макарий явился ему и прямо сказал: «Я не дам тебе покоя, пока не приложишь отъятую часть к моему телу». После этого больной почувствовал некоторое облегчение и смог добраться до патриарха Иоакима. Все ему рассказал. При этом, конечно, молил побыстрее послать кого-нибудь в Желтоводский монастырь, забрать у архимандрита Тихона частицу мощей и приложить ее к телу преподобного.

Но не все обстояло так просто, как это казалось страдающему архиепископу. Дело в том, что Тихон, получивший от него нечто (а что – он не знал), тоже подвергся жесткому потустороннему прессингу. Стал постоянно испытывать страх и трепет, слышать голос и, будучи человеком впечатлительным (кстати, он был известным историческим писателем и музыкальным теоретиком), совсем повредился умом. Бросил свой монастырь, бежал в поморские страны и скитался там, гонимый настойчивым голосом: «Не будет тебе покоя, пока не отдашь мне мое». Бедный Тихон рад был отдать за покой, что угодно, да только не знал – что и кому.

 

А патриарх с Симеоном не знали, где его искать. В конце концов по монастырям было разослано циркулярное письмо: как только объявится этот литератор, немедля его… Беглец обнаружился в одной из Новгородских обителей, был доставлен в Москву и отправлен исполнять повеление Макария. Но вот интересно: Иоаким, несмотря на все чудеса, приказал лишь отрыть гроб, положить в него частицы мощей и снова закопать. И никакого тебе открытого поклонения. Что так? А то, что было ему уже не до святости. Уже полыхали скиты, уже Керженецкие раскольники на Макарьевской ярмарке вели свою пропаганду, уже царь Федор Алексеевич начал реформы, которые потом целиком припишут его придурковатому брату Петру.

Мне так и не удалось узнать, когда именно мощи Макария вышли из-под спуда. Будущий император Александр II в 1837 году заезжал в Макарьев, прикладывался к гробнице. Большевики осквернили мощи в 1929 году. В 1989 году они обнаружились в краеведческом музее города Юрьевца. Сейчас к ним можно приложиться в Макарьеве. В Желтоводском монастыре тоже теперь есть частица этих мощей.

А о недавнем скандале с головой преподобного Макария читайте в моем тексте о Старых Печерах.

КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.