Велики закрома Родины! Больше станции метро московского, больше палат белокаменных да амбаров казенных. А посреди центральной залы – огромная чаша тусклого серебра, вроде фонтана бездействующего, а в ней журчание тихое да мелодичное: прильни, дескать, ко мне утоли жажду с печалью! А как испробовал я из той чаши нектар волшебный, (закусил куском осетрины копченой, что сам из спины чудо-рыбы вырезал) так забыл о задании Кощеевом. Полон трудностей и невзгод был мой путь к чаше этой неиспиваемой. Заслужил и я толику покоя да забвения. И пью я из той чаши не запью, и ем я из закромов Родины не заем! А иссякнут силы на подъем чары от чаши до рта, так вздремну либо сижу – грезам радуюсь. И ясно мне становится, что найдется скоро Марьюшка и разлюбит Алешу Поповича! И такая от этой ясности радость настает, что рука уставшая сама к чаше тянется, а там и закусить не грех.
Здесь кругом и рыбы разные и рыжики склизкие и грузди от засолки синие и чего только еще нет! Все и не попробуешь. А как закусишь, сядешь далее грезить, так внутри тебя музыка и взыграет. А времени в подземелье и не заметно. Сколько дней прошло, сколь ночей миновало? Если рай это – почему один я? Скоро ль спустится ко мне нареченная в наряде праздничном? Так задумаешься обо всем: не захочешь а выпьешь! А какой вкус у нектара неиспиваемого! То не в сказке сказать ни пером описать: то кажется коньяк цветной ароматный, то чудится водка крепкая, а то вино сладкое – пока не изопьешь, не угадаешь чем закусывать!
И решил я: чем грезить попусту, разберусь я в нектара течениях. Недаром говорили древние: о спирт, ты мир! Решился вовсе не закусывать – покуда выдержу! Ох и много я тогда выпил; много дней да ночей без закуски выдержал! Ну а музыка тяжелей во мне; тяжелей во мне да значительней. И вот-вот что-то мне откроется в той музыке, надо лишь еще чарку опрокинуть!
Долго ли коротко ли понижал я в себе тембр музыки, но сколь веревочка не вейся, а Марьюшка лучше. И очнулся я однажды у чаши без грез да без музыки, только с болью головной и в боку болит. И черпнул я из чаши любимой, а там не журчит ничего. Выпил что ли я чашу неиспиваемую? Не осталось в ней нектара ни половничка. Обиделась, поди, чаша, что не закусывал я плоды ея грибами да ягодами. Ну да ничего – дело поправимое… Осмотрелся я, выбирая явства достойные: а вокруг ужас один! Чудовищный смерч видно по погребам прошел, пока пил я чашу неиспиваемую. Все вокруг сокрушено, поразломано. Много мертвых насекомых валяется, а посреди склада, по насекомым что-то непомерное протащили – более танка! И разбито да переломано все так, что не под силу жукам да кузнечикам. А остался в закромах лишь мешок гороха сушеного да овса полмешка. А те бочки да сундуки, что не разбиты и не выкачены, страшной силою в пол вдавлены – будто прессом. Да еще в дальнем чулане сосал лапу среднего размера медведь, который никак не мог натворить столько дел. Запер я его в том чулане – пусть зимует животное. Сам по главному следу разрухи отправился: благо след ее как указатель вел. Потайной вход совсем разломан – расширен вчетверо! А за ним след по земле тянется, будто пятиэтажку буксировали. Да и запах чую тревожный –вонь несказанная! И в конце того следа да запаха, под небом сплошь из отвердевшего дыма, на краю леса лежал динозавр нелетный – залег Горыныч, насытился. Сам раздулся как лягушка надутая, кучами помета себя обложил – зоопарк тут устроил. Хотел я срубить голову чудищу поганому да передумал. Вдруг не срубится голова его змеиная от удара богатырского? Вдруг рассердится Кущей иль Добрыня Никитич за урон местной фауне? Да и мал мой меч для порубки амфибии! Вдруг пораню лишь да не до смерти? Он раненый может страшнее чего натворит, то ли дело сейчас – лишь кряхтит да рыгает, гадина.
Постоял я подумал, взвесил все и решил: одна голова хорошо, а две лучше! И пошел я на поляну земляничную, где сидели Родина с Эдуардом, как на картиночке. Закатом любуются, ловят лучи прощальные, о беде не ведают! Вечер мирный здесь на поверхности, вечер и в сердце моем: пропала моя Марьюшка, истреблены закрома Родины, испита чаша неиспиваемая, захирел золотой цветок…
- Разломал Горыныч потайной вход в погреба подземные, подавил все, сожрал все и уполз, - сообщил я задумчивой парочке. - А за ним пришли медведи бурые, поломали да съели, что не попортил Горыныч. А за ними прилетели стрекозы с муравьями, саранча да жуки рогатые, те уж съели все совсем основательно! Сам я чудом сохранился, видать не по нутру им чаша неиспиваемая!
Долго плакала да горевала Родина по погребам своим в сожженном до дна закате. Как окончила ритуальный плач, так спросила губами побледневшими:
- Неужто ничего в закромах не осталось?
- Мешок фасоли остался да овса немного, медведь. Медведь пушистый, откормленный!
- Ох пропала Русь!!!
Отгоревала Родина, смахнула слезу и посмотрела на Ольховского как на змею подколодную:
- Речи сладкие, взоры умильные… Не хочу ни видеть ни слышать… Прозоревала я с тобой закрома свои, страны нашей богатство.
Ушла от нас Родина. Куда? Не сделала бы над собой чего. Вот они закаты румяные да чаши нектарные что творят с людьми. Хорошо я хоть разрыв-траву не съел в экстазе пьяном.
- Это на нее родимую медведи приходили взглянуть, - задумчиво молвил Эдуард, - знаю я эту историю. Она ведь бортничала давным-давно, а они помнят. Пойдет, бывало, Родина в лес, найдет дупло с диким медом – тотчас медведи со всех лесов сбегаются. Мед съедают, дерево на щепки на разносят! А потом идут по ее следам, нюхают их целуют да лижут. Дошло до того, что как Родина выйдет из села, так эти медведи будто из засады выскакивают и катаются по земле вокруг нее – не пройдешь ни вперед ни назад. Оттого общество с Князем ей бортничать и запретили, скотине пастись невозможно, когда такое вокруг. Но медведи сохранили верность ей - нашей Родине, и уж не надеясь на мед поджидали женщину за околицей. Послал Князь с ней воина Анику, думал может отшатнутся медведи… Царь-Медведь чуть этого воина не задрал. Потом в берлогу его утащил полумертвого, принялся лапу сосать. Пока не впал Царь-Медведь в спячку, Аника выбраться не мог, лапа то его была… Машенька ему тогда пособила – девочка, что с медведями жила. Ну да дело прошлое.
- Одна нам Эдуард батькович дорога, в Млечное Удолье. К Кущею лучше не соваться: такую казнь придумает, что не в сказке сказать, ни пером описать!
- Так может лучше к похабному сказочнику, к Охальнику?
- Без меня. Народ там шуток не понимает, очерствел в постоянных соитиях.
- Опозорят ведь, в дегте вымажут…
- А ты им добрую сказку расскажи. Не надо чтоб поросятки танцевали. Или спой что-нибудь. Они даже и меня слушать порой готовы.
Уходя от закромов мы смогли наблюдать эпическую картину – стадо весьма бурых медведей в последних лучах солнца и сосновом лесу. Захотелось шоколада и залезть на дерево. Медведи шли деловито и лишь изредка ревели, рычали, поднимались на задние лапы. Один зачем-то толкал перед собой бочонок – мародер. Большинство медведей не обратило на нас внимания и лишь последний подрал когтями дерево на которое мы взобрались. Впрочем, когда мы пригляделись нам показалось, что медведь натурально отдавал нам воинскую честь! За что?
- Зря Родина от закромов ушла, мало ли что у них еще на уме.
Бхагавад Гита. Новый перевод: Песнь Божественной Мудрости
Вышла в свет книга «Бхагавад Гита. Песнь Божественной Мудрости» — новый перевод великого индийского Писания, выполненный главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это первый перевод «Бхагавад Гиты» на русский язык с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала. (Все прочие переводы, даже стихотворные, не были эквиритмическими.) Поэтому в переводе Давыдова Песнь Кришны передана не только на уровне интеллекта, но и на глубинном энергетическом уровне. В издание также включены избранные комментарии индийского Мастера Адвайты в линии передачи Раманы Махарши — Шри Раманачарана Тиртхи (свами Ночура Венкатарамана) и скомпилированное самим Раманой Махарши из стихов «Гиты» произведение «Суть Бхагавад Гиты». Книгу уже можно купить в книжных интернет-магазинах в электронном и в бумажном виде. А мы публикуем Предисловие переводчика, а также первые четыре главы.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Итак, проект Олега Давыдова "Места Силы / Шаманские экскурсы", наконец, полностью издан в виде шеститомника. Книги доступны для приобретения как в бумажном, так и в электронном виде. Все шесть томов уже увидели свет и доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Карл Юнг и Рамана Махарши. Индивидуация VS Само-реализация
В 1938 году Карл Густав Юнг побывал в Индии, но, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. О том, как так получилось, писали и говорили многие, но до конца никто так ничего и не понял, несмотря даже на развернутое объяснение самого Юнга. Готовя к публикации книгу Олега Давыдова о Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ», ее редактор Глеб Давыдов попутно разобрался в этой таинственной истории, проанализировав теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставив их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. И ответил на вопрос: что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает?
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете