Димамишенин Версия для печати
ЦЕННЫЕ БУМАГИ. Рашид Нугманов: любовь, политика и рок-н-ролл, или "Все на иглу!"

Начало интервью здесь.

Дима Мишенин: С кем у тебя были самые близкие отношения среди рокеров?

Рашид Нугманов: Ну, с Цоем, конечно. С первым из рокеров я познакомился с Кинчевым.



Д.М.: И начался твой рок-н-ролл?

Р.Н.: Начался он гораздо раньше. В начале 60-х. Когда я был маленьким ребенком и на меня обрушился рок-н-ролл. И записи, которые приносил старший брат домой. На пленке Тип 2, склеенной ацетоном, ужасного качества. На магнитофонах «Днепр» и «Маг-59» из них доносились жуткие и чарующие новые звуки. Я услышал Чака Бери, Литлл Ричарда, Джерри ли Льюиса, Элвиса Пресли и Эдди Кокрана… Потом были Битлз в году 1963… В 1964 пошла мания… Музыка стала моим мировоззрением. Я помешался на роке. И он стал для меня всем. Эта музыка вошла в абсолютную вибрацию с моими внутренними жилками, мозгом, чувствами, глазами и ушами. Вся моя жизнь проходит под рок. Для меня это не просто звуки и образы. Для меня это в первую очередь стиль жизни и взгляд.

Д.М.: Как трансформировались твои музыкальные вкусы по десятилетиям?

Р.Н.: Я слушал все. Как меломан. Но среди всего были столпы, которые оказывали наибольшее влияние. Ну, сначала это рок-н-ролльщики. Потом Биттлз, которые произвели взрыв. Как сказал мой приятель один, - нам дико повезло, «мы попали к рок-застолью», все рождалось на наших глазах. Вся эта революция с архитектурой и живописью и литературой. Невероятный взрыв креатива 60-70-х. Все это создавалось на виду у всех. Всего этого не было раньше. И это была магия. А сколько было надежд на будущее, когда пришла «Власть цветам» и когда сотни тысяч молодых людей снялись со своих мест и отправились на поиски идеалов. Это все послевоенное поколение, которое отказалось от наследия отцов и войны. И это продолжалось многие годы, и я прошел все этапы вместе с ними.

Д.М.: Ты был хиппи, Рашид?

Р.Н.: А кто из нас не был? От твистов и шейков я пришел в Дилану и психоделии. А потом к арт-року типа King Crimson. А потом возникают Led Zeppelin. Все выходило с каждым разом на новый уровень и обогащало нас все больше и больше. Неимоверное количество звезд? которые исполняют не просто попсяру. А создают целые миры, стили и философию. Это очень здорово идти от Pink Floyd к появлению панка. В тот период середины 70-х панк-рок вселил много надежды. Потому что многими из нас стали овладевать тревога из-за засилья диско, которое нам ужасно не нравилось. И когда возник панк, мы расслабились. Рок не умер. А было ощущение, что он вот-вот сдохнет. Конечно, номер один это были Clash. Sex Pistols мне нравились сырой энергией и продолжением линии Игги Попа, и как реинкарнация Stooges. Но Клэш в музыкальном смысле мне были интересны, и эти политические обертоны тоже. Затем пошла новая волна. Cure, B52, Talking Heads. Новые романтики Roxy Music и Брайан Ферри. Ты взрослеешь вместе с рок-н роллом, все при тебе рождается и при тебе разветвляется, и ты любишь все это дерево, так как видел, когда оно только начинало расти.

Д.М.: А ты сам пытался быть частью этой рок культуры?

Р.Н.: Пытался, пытался. У меня есть записи даже 1975 и 1976 года. Была группа «Бездельники». Панка еще не существовало. И когда он появился, мы подумали, что они у нас все спиздили. Вот бобина, на которой наша вся поебень.

(Рашид берет в руки специально оформленную вручную коллажем бобину.)

Де Слаггерс. Писали на английском. Чтобы сильно не травмировать народ. А вот здесь даже написана наша история на обороте. Я тебе переведу. Там есть нецензурные выражения. «Один парень по имени Гарри встретил другого парня по имени Кит». Это я был Гарри, а мой приятель Кит. «Они были бездельниками и сукиными сыновьями. Потому что они разговаривали следующим образом

– Слушай Кит. Я хочу выебать кого-нибудь. Ты знаешь кого-нибудь, кого можно было бы выебать?

На что тот отвечал:

– Я тоже хочу этого Гарри, и у меня для этого есть чувиха. Дай мне свою пизду, а я тебе дам свою.

И он привел эту девчонку домой к Гарри. Оказалось, что она хорошо играет на гитаре.
И у нее был приятный голос. У Гарри не было приятного голоса, но у него был магнитофон «НОТА». И поэтому они втроем создали рок группу. И назвали себя Бездельники и сукины дети».

На фотографии оформлении я – Гарри, Кит – Кайрат, а это та девочка, вот она здесь. Которая сначала с ним гуляла, а потом, когда я с ней познакомился, я с ней стал гулять. Она живет сейчас в Москве.

Д.М.: А о чем вы пели?

Р.Н.: У меня была большая коллекция пластинок, и на многих печатались песни на английском. Мы брали эти стихи и использовали в самых безумных комбинациях на свою музыку. Прочту тебе названия: Сукин сын бездельник, Джингл Джангл, Зеленый волк, Давай проснемся утром, Любимый и потерянный, Мэджикал мистери тур, Ревнивец, Трудно, Трудно быть стариком. Я устал, Я тебя люблю, Какая-то песня, Деньги, Затмение. Имэджин даже есть, берем стихи Имэджин и кладем на свою музыку. В те годы мы не верили, что на русском языке можно петь рок. И меня в этом разубедили только первые записи Аквариума.

Д.М.: Как к тебе попал Аквариум?

Р.Н.: Также, как и все остальное. Я коллекционировал винил, ходил на толкучку. Там и появлялись кассеты. Но когда там продавали Машину времени и Самоцветы, мне было пофигу. Я был глубокий сноб и скептик. Я считал, что по-русски невозможно делать рок. А потом ко мне попали первые альбомы Аквариума – «Треугольник» и «Акустика» - Гребенщиков доказал мне, что это возможно, и я стал слушать и внимательно относиться ко всему, что приходило из Питера.

Эскиз к фильму "Игла Ремикс"

Д.М.: Рашид, а бездельник это профессия?

Р.Н.: Это образ жизни.

Д.М.: А почему ты потом решил стать архитектором?

Р.Н.: Архитектором я оказался, потому что у меня по лестничной клетке был сосед архитектор. Мне было интересно, чем он занимается. И когда пришла пора выбирать институт – у меня вся семья медики – стали толкать в медицинский. А меня туда совсем не тянуло. Я понимал, что там нужно серьезно учиться, а потом людей лечить. А я совсем другой человек. Ну, представь меня, что я пойду и буду резать кого-то. Архитектура это рисование, которое я любил, и полет фантазии.

Д.М.: У тебя пинкфлойдовский подход прям! Они же все тоже архитекторы.

Р.Н.: Ну да. Поэтому у меня особых сомнений и не было. Я решил для себя, что иду в архитектурный, и жестко сказал об этом родителям. Они одобрили, и я поступил.
Но ты знаешь, благодаря группе «Бездельники» у меня накопилось в итоге часов 130 прогулов, наверное. В учебный год 75-76 и меня чуть не выгнали из института, но я умудрился в Академ-отпуск уйти. И стал ездить. Мы с братом ездили в Тайгу. Охотиться научился, на лошади кататься. Жили в тайге.

Д.М.: Безделье процветало.

Р.Н.: Да. Потом вернулся в Институт и быстро его закончил. И по распределению пошел на три года работать в контору. И это были единственные три года в моей жизни, когда я сидел от звонка до звонка. Но когда я отработал этот положенный срок, я тут же бросил работать и ушел в Общество Охраны Памятников Истории и Культуры Казахстана. Где можно было свободно на работу ходить и главное ездить бесконечно по стране. И я объездил весь Казахстан в экспедициях. Обнаружили там около 500 разных артефактов, которые описали. Это было здорово. Я узнал страну и вообще мне нравится все время быть в дороге. Я чувствую, что меня все время что-то вперед толкает. Обожаю путешествовать.

Д.М.: Ты просто кочевник.

Р.Н.: Да. Кочевник я в душе.

Д.М.: А когда ты взял впервые в руки камеру?

Р.Н.: Камеру я взял впервые в 10 классе. Первый мой фильм я снял зимой с 70 на 71 год. В горах. «Снежная банда» назывался фильм. Там безумные типы ходили по лесу в масках чулках, и я там тоже ходил и исполнял одну из ролей. Мы грабили и убивали людей. У меня сразу был игровой детектив. И одноклассники играли в нем. Возможно, он чем-то напоминал ранние фильмы Юфита. Но без некрореализма, однако с большим количеством убийств и крови.

Д.М.: То есть тебя сразу привлекало криминальное кино.

Р.Н.: Криминал такой. Да. Потом второй фильм, который назывался «Зга» я снял в 1977 году.

Д.М.: На волне своего музыкально успеха с группой «Бездельники»?

Р.Н.: Хахаха… Нет. Снимал я не с ними. Я снимал с двумя своими хорошими товарищами из архитектурного института. Это был фильм достаточно абстрактный. Причем он начинался с кадра, который я потом обнаружил в одном фильме Тарковского. Камера наезжает, и двери белые открываются в черноту. И это был такой фильм, знаешь, бред какого-то человека, который просыпается рано утром. Который заканчивался тем, что некий проповедник сидит на горе и толкает новую религию людям. И в руках у него новая Библия, и он переворачивает страницы, а они все белые и чистые. То есть ты можешь эту религию как угодно воспринимать. Она чистая и белая. Но потом приходят два черных чувака в черных одеяниях до пят. Античумовыми масками с черными клювами. И они его убивают. И книгу режут, а из книги кровь течет. Этот фильм сохранился. Его надо бы сканировать. «Снежная банда» на 8 мм может быть у кого-то валяется . Но смог ли он сохраниться с января 71 года? А «Зга» у меня лежит. И как бонус я его выложить хочу.

Д.М.: Ты же не помнишь ничего почти, а это может оказаться оккультный шедевр на уровне Кеннета Энгера.

Р.Н.: Не помню. Может, конечно. Я боюсь его даже трогать, чтобы он не посыпался. Я сделал его от души.

Д.М.: Вдруг у тебя было религиозное озарение.

Р.Н.: Я не знаю. Может быть. После «Зги» я закончил архитектурный институт. Построил несколько домов в Алма-Ате. И потом, когда мне надоело ездить, пришло решение поступать во ВГИК. Оно пришло на нарах кстати. На военных сборах. В 84 году. В феврале. Так случилось, что я встретил там свое 30летие 19 марта. Ну выпили водки. То се. Я лег на нары, лежу и думаю. Вот мне и 30 лет стукнуло. Чем я буду заниматься следующим летом? Опять в экспедиции? Или дома строить? Надо опять себе бросить вызов. И я подумал, чем бы этим летом заняться… А что если поступить в Москве в Институт? Про кино я тогда еще не подумал. Я выбрал два Института, в которые сложнее всего поступить – МГИМО И ВГИК. Самые большие конкурсы. Потом думаю МГИМО – нет. У меня и комсомольский билет потерялся. И проблемы у меня были, когда я из института чуть не вылетел. Биография не подойдет. Не примут. Послужной список там нужен партийный и правильный. А вот ВГИК мне более близок, ведь я уже снимаю фильмы. И наверняка туда девчонок куча приедет, актрисочки будущие. Не поступишь, хоть нахохочешься. Вернулся со сборов и пошел на студию Казахфильм. А там уже работал мой хороший товарищ, с которым мы работали в Обществе Охраны Памятников. Он был главным редактором студии. Я ему рассказал про свою идею поступить на сценарный факультет. Он сказал, зачем сценарный. Иди на режиссерский. И в этом году как раз не надо даже в Москву ехать. Я при этих словах немного скис. В Москву я очень хотел. «Потому что ВГИК приедет в Алма-Ату набирать комплексную казахскую мастерскую. Куда войдут режиссеры, сценаристы, художники и операторы. Вот такая идея есть». Вообще думал, что для бездельника профессия сценариста лучше всего. А потом я понял, что для бездельника лучше работа режиссером. Сценаристу надо писать, а режиссеру вообще ничего не надо. Только чтобы двигалось что-то перед глазами, и ты говорил бы – нравится тебе или не нравится. И потом приехал Соловьев весной. Я познакомился с ним напрямую и Лемешев Павел, оператор талантливейший, с ним приехал, я пригласил их в гости. А у нас как раз выставка дома была работ разных художников. Ему понравилось. Он увидел, что люди тут живут богемной тусовкой. Художники, музыканты и поэты. Потом прошел официальный отборочный конкурс, который, разумеется, мы прошли. Потом к моей радости нам назначили второй тур в Москве… Мы приезжаем в Москву…

Д.М.: У тебя-то была цель в Москву.

Р.Н.: Ну да, к московским девчонкам. И я поступил. Начал работать и заниматься и стал глубже и глубже припадать. Сначала делал спектакли и начал ощущать профессию. Хотя я и не отношусь к ней как к профессии. Для меня это образ жизни. Но все равно раскрываешь себя. И я понял одну вещь. Режиссером невозможно стать. Нужно им просто быть. Я его раскрыл в себе. Но я был им всегда. Это сильно заблуждаются люди, что режиссуре можно научить. Невозможно. Ее можно открыть в тебе, если попадется хороший педагог. Но если этого нет, то никто ничего сделать не сможет. Ты можешь научиться быть ремесленником, сильным или слабым, но режиссером – ты не станешь. И многие, кто это обнаружил, выбрали другие профессии. Я открыл и был абсолютно в этом счастлив и органичен. Сначала мы сделали много спектаклей на сцене. Я выработал свой собственный стиль: работал только с непрофессиональными актерами и друзьями. Ну и параллельно стал знакомиться с рок-тусовкой. Потому что, не забывай, что рок для меня всегда был сущностью. Сначала я познакомился с Костей Кинчевым, потом с Борей Гребенщиковым, с которыми у нас были теплые и хорошие отношения. А потом познакомился с Виктором. С Майком Науменко, конечно. И так все завертелось, что я с Виктором сблизился больше всех и потом уже жил у него постоянно, когда приезжал в Питер, на Проспекте Ветеранов. А в Питер я влюбился. Когда впервые приехал туда в 73 году.



Д.М.: Это тебя и отличает от всех режиссеров того времени, что ты был из рок-среды единственный на тот момент.

Р.Н.: Для меня это было естественно. Безусловно. Соловьеву я открыл весь андеграунд. Он до меня ничего не знал о русском роке. И вообще о роке. Я дал ему толчок своими ежемесячными постановками внутри ВГИКА. У меня играли всякие панки под музыку КИНО и ДЖУНГЛЕЙ. Анатолий Васильев и Сергей Соловьев, два педагога, нас дрючили еще как всеми этими обязательными занятиями. Вот я и оттягивался. Я надавал Соловьеву, которому понравилась музыка на моих спектаклях, кассет, и он особенно припал на Гребенщикова. Он просто хохотал, слушая его. Также он увидел у меня и Александра Баширова. «Йах-Ха», свой первый официальный фильм, я стал готовить в 1985 году. А снял в мае 1986, когда потеплело. Ему очень понравилось, и он окончательно заразился питерским андеграундом.

Д.М.: И наверное тогда Соловьев впервые увидел и Цоя и Кинчева? И у него появилась идея снять самому что-то такое же модное?

Р.Н.: Ну да. И Африканец появился и подсуетился, предложив себя как Банана. И потом началась история «АССА». Я со своей стороны советовал на роль Банана Саш Баша. Но это было бы абсолютно другое кино.

Д.М.: Но с Сашей Башлачевым это было бы твое кино, криминальное и более серьезное.

Р.Н.: Ну и Слава Богу. У Соловьева получился такой легкий, задорный, с комедийным уклоном софт-рок фильм. У меня тоже присутствует комедийный элемент, но больше саркастически ироничный и злой. А у него игривый и мягкий. Если у меня более минорные ноты, то у него мажорные гармонии. Поэтому для его стиля Африка ему больше подходил.

Д.М.: Что ты делал, когда Соловьев задумывал «АССУ»?

Р.Н.: Я монтировал «Йах-ху» и снял еще одно кино «Искусство быть смирным». Короткометражку. Песня Аквариума с «Радио Африка» дала толчок. Я позвонил Боре и спросил, можно ли использовать ее. Он сказал, конечно. И там она прозвучала. И там были отголоски одного моего этюда, который я ставил на сцене. Он назывался «Алиса и Газ». Там девочка Алиса. Компания собирается в одной квартире. В киноварианте это дача. Двое парней и две девушки. И у них не получается коммуникации. Двое из них хотят трахаться, но двое других им мешают. Все оказываются совершенно разными людьми, идиллии не получается. Там есть смешные моменты и грустные. Но, в конце концов, расслабление приходит, и они веселятся. Но один чувак выходит на первый план и говорит: «Полгода спустя те, кто веселятся сейчас больше всех, поженились. А еще полгода спустя он покончил с собой, отравившись газом».

Д.М.: Жесткий фильм «Искусство быть смирным». Про недостаток смирения.

Р.Н.: Конец. А почему и что ты сам решай. Этот фильм тоже лежит на Казахфильме, и его тоже надо сканировать. И к бонусам включить в «ИГЛЕ». Это тоже рок-фильм. Надо выпустить три DVD. Оригинальная «ИГЛА». Второй DVD «Igla Remix». А третий диск - Бонусы-короткометражки: «Зга», «Йах-ха» и «Искусство быть смирным».
Д.М.: На оригинальном DVD надо интервью с тобой, с Наташей Разлоговой и Сашей Башировым, Мариной Смирновой и Петей Мамоновым еще сделать. Классические, строгие. С золотым составом.

Р.Н.: Да. А в Ремиксе, в бонусах будем говорить о dopingpong с галерей рисунков, о messerchups, о философии ремикса, о новой записи саундтрека вновь собравшейся группы КИНО. И я расскажу о присутствии образов Годара в ИГЛЕ на примерах. Я хочу сделать коллекционное издание еще на Blu-Ray.

Рашид Нугманов

Д.М.: После триумфа «Иглы» ты стал народным кумиром?

Р.Н.: Отношение в Республике, конечно, ко мне как к легендарной личности. Притом что я ведь уехал в 1993 году… А когда люди покидают Родину, они еще каким-то ореолом таинственности покрываются. Нет пророков в своем отечестве. Как говорит Тельман – оператор «Йах-хи» - культовый режиссер. Отношение как к достоянию нации. Я с этим сталкиваюсь.

Д.М.: Скажи, а что это за парадокс. Что появилась несколько гениев в то время. Ты и Тепцов Олег со своим «Господином Оформителем». Почему вы сделали по одному шедевру и исчезли, оставшись явлениями?

Р.Н.: У каждого свои причины. Я потому что никогда не планировал делать шедевры. Я просто живу и занимаюсь только тем, что меня влечет. Допустим, меня привлекла моя жена, будущая. И я все бросил и уехал во Францию и занялся любовью и у нас двое прекрасных детей. И это огромный кусок моей жизни. Важный и в котором я многое для себя открыл.

Д.М.: Это твое личное и персональное кино. Но со своими наградами и номинациями.

Р.Н.: Мы живем ограниченное количество времени, и, наверное, поэтому я не хочу разрабатывать одну жилку. Я из противоположенной категории людей. Которые хотят максимально познать жизнь и себя в ней. Поэтому ты не можешь удовлетвориться клепанием шедевром. Тебе в ней что-то большее нужно.

Д.М.: Оказывается, есть что-то большее чем гениальные художественные произведения, над которыми не властны века?

Р.Н.: Жизнь. Гораздо больше любого творения.

Д.М.: Но жизнь проходит, Рашид, а шедевры вечны.

Р.Н.: Ну и че? Физическая жизнь проходит. Твое исследование жизни конечно. И ты можешь либо использовать ее для того, чтобы познать ее, либо для того, чтобы клепать шедевры. Одно из двух.

Д.М.: Я действую по настроению. То клепаю, то познаю.

Р.Н.: Верно. Мне скушно постоянно клепать шедевры. Есть много вещей, которые надо для себя еще открыть.

Д.М.: И ты до сих пор их открываешь?

Р.Н.: Конечно, до сих пор. Та же политика из этой области.

Д.М.: А расскажи про политику подробнее. Ведь ты не был депутатом и президентом? Как ты открыл ее для себя, а себя в ней?

Рашид НугмановР.Н.: Политик превращает политику в свою профессию и в свою конечную цель, которая может формулироваться как задача войти в правительство или стать президентом. Другие занимаются политикой, как ученые – аналитики и идеологи, спичрайтеры. Другие с правовой точки зрения, четвертые с лоббистской, лоббируют интересы определенных кругов. Диссиденты занимаются ею, выражая свое мнение уже просто. Это все интересно. У меня все это сплавилось. И мне в политике было страшно интересно изучить, чем эти люди дышат. Раньше ведь для нас была просто картинка далеких пожилых людей из Кремля. А на наших глазах стала строиться новая политика. С одной стороны мне было очень увлекательно узнать этот мир, который раскрывался передо мной. С другой стороны я хотел выражать свое мнение. И я его просто выражал и вдруг столкнулся совершенно неожиданно для себя вот с чем… Ты помнишь по юности, что в конце 80-х и начале 90-х ты мог абсолютно свободно выражать свое мнение без всяких последствий? Политика гласности победила. Я не собирался бороться с коммунизмом, потому что, нам казалось, он будет вечно. Поэтому мы создавали свой мир. А тут мы получили свободу. Мы получили этот глоток цивилизации и стали выражаться как все нормальные западные люди. Почувствовали свое достоинство. Но прошло несколько лет и тебя снова стали зажимать. Да иттить вашу мать, что за хуйня. Опять рок-н-ролл. Говоришь «Ну ладно! Если вы меня по башке, то и я вас по башке!» и из этого чувства протеста началась политика. Но оно выразилось не в том, чтобы войти в круг политиков и политическими методами добиваться каких-то изменений. А в том, что бы помогать тем, кто отстаивает свое свободное мнение – выживать в новых условиях негласности. Я стал помогать оппозиционным всевозможным движениям. Как лоббист, поскольку я уже к тому времени достаточно прожил в Европе. И у меня было много контактов и там, и в Америке. Я с одной стороны занялся связями гражданского общества Казахстана с зарубежными правозащитными организациями и одновременно поддержкой правозащитных организаций у себя на Родине.

Д.М.: У тебя прям начался политический период в Духе Джона Леннона в Нью-Йорке.

Р.Н.: Ну типа того. Стал общественной фигурой. Артистом, который высказывал свое мнение и боролся за свободу соотечественников. Которой оставалось все меньше и меньше, и я хотел хоть что-нибудь сохранить из того, что у нас было.

Д.М.: Но у тебя не получилось.

Р.Н.: Ну ты сам прекрасно видишь, что нет. И со свободой все хуже и хуже. Это не зависит от одного человека. Но я пытался. И я могу честно сказать всем, включая моего сына: я не сидел на месте, когда свободу отнимали. Я пытался ее отстоять. Да, я рисковал. На меня заводили уголовные дела. Я не мог въезжать в страну. Я познал всю подлость удушения независимости твоего мышления. Но я не занимался все равно этим как серьезный политический деятель, который готовит революцию. Проливать кровь я не хочу. Тот же Джон Леннон пел в своей «Революции»: «я не с вами». Я хочу защищать простые принципы «Свобода выражения, свобода совести, свобода политических воззрений, если это никому не приносит вреда».

Д.М.: Скажи, что ты ждешь от «ИГЛЫ РЕМИКСА»? Твой очередной арт-эксперимент? Коммерческий проект, чтобы заработать много денег? Сделать новое направление в кино? Дать людям глоток той самой свободы и настоящей реальности, которых им не хватает в современном лживом, снова ограниченном цензурой фальшивом мире?

Р.Н.: А все вместе. Все, что ты перечислил, Дима. Все вместе в комплексе. Я жду и чтобы это было новое слово и что-то новое привнесло в российский кинопроцесс. И с другой стороны я хочу, чтобы это имело успех у зрителей. Максимально прошло широким экраном, и людям было интересно участвовать в этом и смотреть. Чтобы это не был эзотерический эксперимент для замкнутого узкого круга людей. Арт-хаус. Когда ты делаешь что-то свободно и когда ты откидываешь эти шоры и цепи, которые сковывают в ежедневной жизни и по-новому смотришь на себя, люди тоже по новому могут на это посмотреть и ощутить некую свободу и некую энергию, которая, если удастся ее донести, откроет всем новые горизонты.

Д.М.: Ты считаешь, что старая богема, которая превратилась в мифы и легенды в вашем лице, и новая богема, которая в глубоком андеграунде, как мы, – могут как-то повлиять на Российскую современную культуру? Не боишься, что не получится?

Р.Н.: Я занимаюсь тем, что никто другой не сделает. Если это кто-то может сделать другой, нафиг мне этим заниматься? Я сделал «ИГЛУ», потому что знал точно, никто ее, кроме меня, не сделает. Мне надо ее сделать. И сделали. А представь, не было бы ее?

Д.М.: Была бы пустота на этом месте.

Р.Н.: Была бы дыра. И сейчас я ощущаю такую же дыру в культурном пространстве. И можно эту пустоту заполнить нами. И поэтому стоит этим заниматься. А получится или не получится, я вообще об этом не думаю. Хорошо это или плохо, пусть другие оценивают. Мне это до лампочки. Мне нужно заполнить пустоту.

Д.М.: Пустота тебя раздражает?

Р.Н.: Нет. Не раздражает. Пустота просит ее заполнять. Это древнейший сексуальный инстинкт.



ЧИТАЕТЕ? СДЕЛАЙТЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ >>



Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины»

Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.

Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.





RSS RSS Колонок

Колонки в Livejournal Колонки в ЖЖ

Вы можете поблагодарить редакторов за их труд >>