Еще до начала видений, описанных в «Красной книге», Юнга преследовала фантазия: нечто мертвое и одновременно живое. Разрешилась она во сне: некрополь, мертвецы лежащие на каменных плитах, начинают двигаться под пристальным взглядом сновидца. В связи с этим сном Юнг вспомнил идею Фрейда о реликтах архаического опыта, живущих в бессознательном. Но что-то подсказывало ему, что «это все же не реликты утраченных форм, а живая часть нашего существа». Впоследствии это «стало отправной точкой учения об архетипах».
Что же касается трипов, описанных в предыдущих экскурсах, то они закончились накануне мировой войны. И Юнг начал приводить в порядок материал, полученный в ходе этого «рискованного эксперимента», поставленного над собой: «Происходившие во мне внутренние изменения постепенно начали как-то проявлять себя, оформляться: возникла внутренняя потребность сформулировать и выразить то, что могло быть сказано Филемоном». А в 1916 году случилось странное. «Началось все с непонятной мне самому неразберихи: я не имел представления, что все это значит и что я должен делать. Возникло ощущение, что атмосфера вокруг меня сгущается, ее заполняли какие-то диковинные призрачные существа. Так оно и было: в моем доме стали появляться привидения».
Их видел не только Юнг: «В одну из ночей моя старшая дочь увидела пересекавшую комнату бледную фигуру, вторая дочь пожаловалась, что дважды за ночь у нее пропадало одеяло, а моему девятилетнему сыну приснился страшный сон». Мальчик его зарисовал: в центре листа — река, на берегу — рыбак с удочкой. На голове у него труба, из которой вырываются пламя и дым. С противоположного берега к рыбаку летит дьявол, проклиная его за то, что он украл его рыбу. А над рыбаком ангел: «Ты не повредишь ему, он ловит только плохую рыбу!»
Запомним эту «рыбу» и двинемся дальше. Рисунок был сделан в субботу утром, а в воскресенье… «Приблизительно в 5 часов пополудни неистовой трелью залился дверной колокольчик. Стоял солнечный летний день, обе служанки были на кухне, откуда хорошо просматривалась открытая площадка перед входом. Услышав звонок, все сразу бросились к двери, но за ней никого не оказалось. Я видел даже, как колокольчик покачивался! Мы молча смотрели друг на друга».
Это многим знакомо: вдруг начинает что-то чудиться, сама собой трескается посуда, взрываются лампочки, находятся давно пропавшие вещи, случаются странные встречи… С Юнгом такое бывало нередко (см., например, здесь). Относительно данного случая он говорит: «Это невероятное событие…, вне всякого сомнения, было связано с моим эмоциональным состоянием, которое и спровоцировало парапсихологические феномены. Это скопище бессознательных образов натолкнуло меня на мысль о присутствии некоего архетипического нумена. "Es eignet sich, es zeigt sich an"». Последние слова переводятся так: «Это присуще, — и это предвещает». Фауст произносит их после гибели Филемона и Бавкиды, когда через замочную скважину к нему проникает Забота, чтобы ослепить перед смертью…
«Поверьте, все это выглядело тогда очень странным и пугающим! — рассказывает Юнг. — Я знал: что-то должно случиться. Дом наводнили призраки, они бродили толпами. Их было так много, что я едва мог дышать и без конца спрашивал себя: "Бог мой, что же это такое?" Призраки отвечали мне: "Мы вернулись из Иерусалима, там мы не нашли того, что искали"». И этот ответ стал началом небольшого текста «Septem Sermones ad Mortuos» («Семь наставлений мертвым»), который Юнг записал за три вечера, охваченный нуминозным порывом (и едва взялся за перо, парапсихологические феномены прекратились). Об этом сочинении, изданном вскоре малым тиражом (за свой счет для близких), мы будем говорить в следующем экскурсе, а сейчас давайте посмотрим, что за призраки вернулись из Иерусалима?
Для этого нам придется вернуться назад, в январские дни 1914 года, когда наш герой переживал свои трипы. В одном из них (14 января) он оказался в высоком зале. Занавес меж двух колонн, лестница, ведущая в помещение, где — две двери. Юнг выбирает правую и попадает в библиотеку. Тщедушный библиотекарь (олицетворение амбиций разума) спрашивает: «Чего вы хотите?» А Юнг и сам не знает. Первое, что ему приходит в голову: «Подражание Христу» Фомы Кемпийского». Есть такая книга. Затем — разговор о философии, догматике, христианстве, Ницше…
Юнг покидает библиотеку с томиком Фомы. И с мыслью: «Возьми за образец того, кто показывает тебе, как жить с божественным» (в предыдущей главе «Красной книги» он во имя рациональности открещивался от божественного ребенка, рожденного его душой). Дальше: «Наша естественная модель — Христос. Мы были под его законом с древних времен, сначала внешне, а затем внутренне… Мы сражались против Христа, мы свергли его, мы казались победителями. Но он остался в нас и управлял нами».
В тот момент Юнг еще не был учеником Филемона, не размышлял о магии как действии в нас некоего «колесничего» (см. здесь). Однако, как видим, хорошо понимал, что и низложенный Христос управляет человеком христианской культуры: «Ты можешь, конечно, покинуть христианство, но оно тебя не покинет. Твое освобождение от него — заблуждение. Христос — это путь… Путь Христа кончается на кресте». В экскурсе «Архетипика энергии» мы говорили о цели как важнейшем элементе смысловой энергетики. Вот и здесь о том же: «Если я подражаю Христу, он всегда впереди меня, и мне не достигнуть цели иначе, как достигнуть ее в нем».
Предел всякого подражания — полный отказ от себя. Ты не преследуешь свои цели, а, подражая, преследуешь цели того, кому подражаешь. Не проживаешь собственную жизнь, а выполняешь чужую программу. Сын пастора Карл был воспитан в рамках христианской культуры подражания. Он не мог просто так от нее отказаться и потому хитрил: Христос не следовал никакому образцу, вот в этом ему и надо подражать. В таком случае «я не подражаю никому, я не соревнуюсь ни с кем, но иду своим путем и больше не называю себя христианином». Увы, эти игры разума ведут лишь к парадоксам. Что же делать? Да вот: «Я решил обратиться к низшей и повседневной жизни, моей жизни, и начать там, где стою».
Следующий трип (17 января): Юнг стоит в том же помещении перед двумя дверями. На сей раз он выбирает левую. Попадает на кухню, видит толстую кухарку, спрашивает: «Я могу здесь немного посидеть?» Пожалуйста. Не зная, чем себя занять, достает Фому и читает. Кухарке интересно, не священник ли он? Дело в том, что у ее матери была такая же книга, «Подражание Христу». Мать с ней не расставалась и завещала дочери. М-да, и сюда проникло подражание. Пока кухарка болтает, Юнг листает книгу. При мысли о подражании Христу его охватывает тревога… Он слышит странные звуки, будто стая огромных птиц, бешено хлопая крыльями, наполняет комнату, видит человеческие тени. Голоса: «Дай нам молиться в храме!»
Это похоже на воскресный день 1916 года, когда привидения наполнили дом… Юнг (в видении 1914 года) кричит: «Куда вы несетесь?» Взъерошенный бородатый мужик со сверкающими глазами отвечает: «Мы странствуем в Иерусалим, чтобы помолиться у Гроба Господня». То есть вот они, те самые странники, которые года через два (примерно) возвратятся из Иерусалима и скажут: «Там мы не нашли того, что искали».
Когда они туда направлялись, Юнг готов был идти с ними, но это оказалось невозможно: «У тебя есть тело. А мы мертвы». На вопрос же: кто они? — получил ответ: «Я — Иезекииль, анабаптист». Остальные — его братья по вере. Что гонит их в путь? Иезекииль сам не знает, но ему кажется, что они «не нашли покоя, хотя умерли в истинной вере… не достигли подлинного завершения жизни». Как так? «Мне кажется, что мы забыли нечто важное, что тоже надо было прожить». И что же это?.. «Ты хочешь знать?» С этими словами мертвец стремительно подступает к Юнгу. Жуть: глаза горят будто от внутреннего жара. Аналитик в шоке: «Сгинь, нечистый, ты не прожил свое животное».
Страсть какая! Кухарка перепугана, схватила доктора за руку, кричит: «Ради Бога, что с тобой»? Юнг глядит, не понимая, где он? Вбегают какие-то люди, среди них — библиотекарь, который поначалу выглядит изумленным, а потом со злорадством кричит: «О, мне следовало догадаться! Скорей, зовите полицию!» В общем, не успел наш герой опомниться, как его уже вместе с томиком «Подражания» затолкали в грузовик. Интересно, что сказал бы Фома по этому поводу? Юнг открывает книгу (гадание), читает: «Пока мы живем на земле, нам не избежать искушения». Это точно: слева и справа от духовидца — два полицейских. Он им: «Что же, теперь вы можете меня отпустить». Один отвечает смеясь: «Да, мы это знаем». Второй посуровей: «Сидите смирно».
Ну, в общем, беднягу привозят в сумасшедший дом, где толстый профессор интересуется, что это у пациента за книга? Фома Кемпийский? Диагноз: «Религиозная паранойя. Видите ли, дорогой мой, в наши дни подражание Христу ведет в сумасшедший дом». Дальше Юнга кладут в палату меж двух сумасшедших (в подражание Иисусу меж двух разбойников), где он предается размышлениям, которые в «Красной книге» оформлены как анализ того, что с ним случилось: «Справа мое мышление, слева мое чувство. Я вхожу в пространство чувства, которое ранее было неизвестно мне, и с изумлением вижу разницу между моими двумя комнатами».
Понятно, что библиотека символизирует мир рационального знания, а кухня — смутный мир Матерей (первообразов), в который спускается Фауст (по крайней мере, позднее у Юнга возникнет именно такая ассоциация). В этом мире «я не могу больше сказать, что надо достигнуть той или иной цели… я иду на ощупь во мраке и ночи. Не проявляется никаких очертаний, не появляется никакой закон; все насквозь и безусловно случайно… И до пронзающего ужаса становится ясно, что ты пал в беспредельное, бездну, пустоту вечного хаоса». То есть — «и бездна нам обнажена». Про древний родимый хаос у нас славно шаманил Тютчев. Юнг описывает хаос как множественность, наполненную какими-то фигурами, образами. «Эти образы — мертвецы, не только твои мертвецы, а и все обличья, которые ты принимал в прошлом, которые в течение твоей жизни оставил позади, но также — и скопление мертвецов человеческой истории, призрачная процессия прошлого».
И среди них — те, кто не умер своей смертью. Такой мертвяк подчас осаждает тебя ночами, мучит жаждой бесполезного, пожирает в распрях твой успех. Такие темные тени бродят порой возле правителей, выдумывают жуткие вещи, исподволь вызывают волнения… «Поставь среди них Христа, величайшего из них. Ему мало было разрушить мир, так он разрушил себя… Но я говорю о мертвых, павших жертвой власти, разрушенных силой, а не ими самими… Если ты примешь их, они наполнят тебя обманом и бунтом против того, что правит миром… Они не имеют ничего общего с маленькими жизнями людей. Они жили на высотах и достигли низшего. Они забыли только одно: они не прожили свое животное».
Вот опять промелькнуло то, что сказал Иезекииль на пути в Иерусалим. Какое животное? О чем вообще речь? Юнг говорит: «Животное не восстает против своей природы... Животное живет в согласии с жизнью своего вида, ни превосходя, ни отставая». Это, так сказать, социальный аспект животного. Можно рассмотреть также индивидуальный аспект раскрепощения инстинктов, что в начале ХХ века входило в моду (вот и Юнг «выпустил птичку»). Однако не очень понятно, как можно таким способом спасти мертвецов? Будем разбираться.
Всем известно: мертвые могут являться во снах, иногда — и наяву. Скажем, Гамлету является тень отца и требует мести... Но чаще мертвые действуют несколько иначе. Например, Баратынский говорит о своем мертвом отце: «Он вдохновением волнуется во мне». А кроме того он «велит», он «пророчит»… Он действует в сыне, поскольку живет в нем. Иначе и быть не может, ведь тот, кто растит ребенка, входит в структуру его души как элемент («автономный комплекс», по терминологии Юнга) и продолжает действовать в ней всю жизнь. По тому же принципу на нас изнутри воздействуют толпы мертвецов, но мы этого не осознаем.
В этой связи интересен сон, который Юнг увидел где-то в тридцатые годы, в период обдумывания своих будущих текстов о христианской религии. По структуре сей сон напоминает видение, которое мы сейчас разбираем: две комнаты, одна из которых — кабинет отца (но вместо книг на полках — аквариумы с рыбами), а вторая — комната матери, соответствующая кухне (но вместо кухонной утвари — ловушки для духов). Не буду подробно сопоставлять этот сон с видением «Красной книги» (а совпадения там разительные), коснусь лишь одной детали: рыбы как символ Христа.
Юнг поясняет: «Отца на самом деле никогда не интересовал териоморфный символизм Христа. Но он до самой смерти переносил явленные и обещанные Христом страдания, не осознавая их как следствие "imitatio Christi" (подражания Христу). Считая свои страдания своим личным делом, он мог обратиться к врачу, но не воспринимал их как нечто, свойственное вообще христианину. Слова: "Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2, 20), он никогда не сумел осмыслить до конца, потому что всякое свободное размышление о религии приводило его в ужас. Ему хотелось жить в полном согласии со своей верой, и это сломило его».
Послание мертвого отца в этом сне имеет непосредственное отношение к «проживанию животного» («терион»). Толкуя сон, Юнг противопоставляет рыбью символику Христа отцовским страданиям, ставшим следствием подражания Распятому. Пастора не интересовало животное, но он всю жизнь подражал Христу, не сознавая, что это значит. А между тем осознать — значит увидеть и пережить. Карл Юнг продолжает: «Териоморфная атрибутика указывает, что боги, пребывая в высших сферах, присутствуют тем не менее и в области низшей жизни. Животные в какой-то степени являются их тенями, самой природой соединенными со светлыми божественными образами. Символика «христианских рыб» означает, что идущие за Христом подобны рыбам, их души обитают в бессознательной природе, они нуждаются в cura animarum (лечении души)».
Я уже говорил, что фрейдовский психоанализ возник как способ понимания и лечения специфических еврейских неврозов. Юнг имел дело больше с психологическими проблемами христиан (кстати, он и называет себя «врачевателем христианских душ»). Эти проблемы сводятся к тому, что христианин, во-первых, подражательно сораспинается, а во-вторых, не живет своей жизнью, в нем живет некто другой. В «Красной книге» об этом сказано в терминах прямо брутально медицинских: «Они могут восхвалять свою проказу как добродетель и действительно могут делать это из добродетели. Но это будет деланием того, что делал Христос, и это будет подражанием ему… Исполни то, что приходит к тебе. Разрушь Христа в себе, чтобы добраться до самого себя и в конечном счете — до твоего животного».
Слова «приходит к тебе» становятся понятны в контексте перехода от эры Рыб к эре Водолея (о чем мы говорили в прошлый раз). Для Юнга его видения были предвестьем грядущей эпохи, которую он понимал как возвращение того, что было когда-то утрачено: культа мертвых. Но культ должен вернуться в преображенной форме, как было в случае христианства: «Не Христос ли восстановил кровавое человеческое жертвоприношение?» Да, но ведь сам он никого не съел, а напротив — предложил себя в качестве жертвы, поставил над древним законом закон любви. Вот и новый культ мертвых должен вернуться в преображенной форме, чтобы не стать безграничной властью мертвецов.
Власть мертвых осуществляется через живущих. Есть люди (Эрих Фромм их назвал некрофилами), одержимые духом смерти. Они готовы убивать себя и других, устраивать войны, теракты, голодоморы и прочие катастрофы… В кануны войн дух смерти овладевает массами, порождая деструктивные фантазии, идеологические эпидемии, психические напряжения (как раз сейчас мы видим повсюду это безумие). Все это выливается в ликование толп при объявлении войны, что и наблюдал Юнг, когда началась I мировая. А его предвоенные видения (потоки крови, трупы и прочее) — суть фантазии, порожденные пробудившимся духом смерти.
Выйти из-под власти мертвых можно только одним способом: осознав их присутствие. Пока человек уверен, что все его желания принадлежат ему, он будет марионеткой в чужих руках. А осознав чужое воздействие, можно попробовать отделиться от того, кто говорит и действует в тебе, распознать его, вступить с ним в контакт, наладить с ним отношения. После этого мертвец уже не так опасен и может стать твоим союзником. В этой процедуре — самая суть глубинной психологии Юнга (напомню: уже его диссертация была посвящена спиритизму), хотя, конечно, в книгах для широкой публики он использовал иные термины, достаточно наукообразные. А в «Красной книге» терминология совсем шаманская: тот, кто оторвал тебя от мертвецов, «оторвал ветвь твоей жизни от дерева божества».
Шаманский смысл этого я пояснял в экскурсах «Толстой и Род», «Толстой и дерево», «Толстой и Дитя». Коротко: человек — есть дитя на Дереве жизни (растущее дерево и божественное дитя, как мы знаем, постоянно встречаются в видениях Юнга). Рождаясь, ты связан с матерью физической пуповиной. Родившись, ты остаешься связанным виртуальной пуповиной с материнским деревом рода. Ты родился дитем (зверенышем, маугли), и это природное дитя (со всеми его инстинктами и задатками) остается в тебе всю твою жизнь. Оно — и есть то животное, которое надо прожить. Но с годами на него наслаивается много чего. Так, путем христианского воспитания в человека внедряется искусственная конструкция «Сын еврейского Б-га». Этой конструкцией попы хотят подменить естественное божье Дитя в человеке. А его подлинных предков — инородными праотцами из Библии. В результате человек отрывается от своих корней, живет чужую жизнь, подражает. Дитя при этом никуда не исчезает, но оно — подавлено, замордовано, не реализуется, не проживается.
«Пойми, что пало жертвой ради христианства, положи перед собой и заставь себя принять это. Мертвым нужно спасение». Это логика рода: если Дитя — ответвление Дерева жизни, то я и мои предки неразделимы. Я изначально по жизни — дитя, а дитя — представительство рода во мне, мой генотип, все мои предки. Жизнь, которую я проживаю, — не только моя, но и — жизнь всего рода, который живет ее вместе мной. И если какой-то мой предок не реализовал свое дитя, не прожил свое животное, он может прожить во мне свое непрожитое. И таким образом — через меня получить искупление. Например, мой отец (лица креативной национальности сочтут его быдлом, по-русски — животным) вполне актуально живет во мне, а значит — может через меня наверстать то, что не прожито им. Или, допустим, Толстой, который ведь тоже живет во мне. Когда я читаю его, он говорит со мною и может через меня сказать то, чего не сказал при жизни. Ему это полезно. И мне полезно общение с ним, ибо так я приобщаюсь к его гению. То есть — гению русского Народа, нашего общего божественного Рода.
«Культ предков, или мертвых, состоит в представлении их живыми или, вернее, в оживлении их через сынов никогда не умирающим Отцом всех». Это не Юнг говорит, это — пророк русского космизма Николай Федоров («Философия общего дела» опубликована аккурат к 1913 году). Юнг говорит немного иначе: «Ты, кажется, уверен, что можешь избавиться от заботы о мертвых и работы, которую они так настойчиво требуют, ведь то, что умерло, уже в прошлом. Ты оправдываешь себя неверием в бессмертие души. Ты думаешь, что мертвые не существуют, потому что ты придумал невозможность бессмертия? Ты веришь в своих словесных идолов. Мертвые воздействуют, этого достаточно».
Юнг не собирался физически оживлять мертвецов. Но в «Воспоминаниях» в связи с «Septem Sermones» писал: «В «стране мертвых» душа обладает таинственной способностью оживлять призраков и облекать в видимые формы древние инстинкты, — суть коллективное бессознательное. Подобно медиуму, она дает мертвым возможность контакта с этим миром». Это значит, что живые могут прислушаться к мертвым, понять, чего те хотят, объясниться с ними, договориться, научить их тому, чего они не знают. Тогда и мертвые будут умней, и живые лучше поймут, как прожить свое животное.
В следующий раз послушаем, чему Филемон учил мертвых. А заодно — и живых. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
КАРТА МЕСТ СИЛЫ ОЛЕГА ДАВЫДОВА – ЗДЕСЬ. АРХИВ МЕСТ СИЛЫ – ЗДЕСЬ.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете