Говоря о победе над орлом как о будничном подвиге, Ольховский несколько упрощал задачу. Спервоначалу (птица прилетела впервые в Смутное время) выходили навстречь орлу богатыри Млечного Удолья на ратный подвиг и с копьем, и с мечом, и с палицей. Добрыне Никитичу удалось изранить и прогнать пернатое, однако раненый орел унес Добрынюшку за леса за горы и там, обессилев, роняя кровь и перья, бросил. Чудом да силой богатырской выжил Добрыня и выбрался из дальних мест, однако с тех пор стал бояться высоты и умолял выставлять на поединок с чудищем двуглавым кого еще. Когда уже семь богатырей было унесено орлом неведомо куда, Князь, дружина и общество (включая жен и девок, если предположить, что их спрашивали) порешили не оставаться вовсе без силы богатырской, а выставлять на позор и на стыд одну из представительниц прекрасного пола. Авось отлежится потом в реке Молочной. Поскольку Илья Муромец протестовал против единодушного решения, к моменту прилета орла его опаивали водицей медвяной и запирали в темницы крепкие. То, что после отлета орла Илья крушил на деревне все вокруг, воспринималось как побочный эффект основного бедствия. На меня вето на бой не распространялось, поскольку дружинником я не являлся, да и жителем Удолья тоже.
- Если навсегда прогонишь орла злого, - угрюмо сказал Князь, - забирай себе дочь мою красавицу, да и полцарства, как говорится.
- Благодарю Князь, лишь убогий способен отказаться от щедрот твоих. Да только обещался я Марье Искуснице, не могу взять себе твою дочь твою - красоту неписаную. Лучше б выставил сто грамм перед боем. И какого еще царства, какую половину сулишь ты мне?
- Откуда мне ведомо, какого царства? Половину любую выбирай, только не ту, где Млечное Удолие стоит. А вины мы тебе простим если орла хоть ненадолго прогонишь за горы за леса, хоть на полвека… И славу и почет тебе воздадим… И что тебе не нравится в Потворочке? Ну да не напоминай, а то озлюсь! Я за дочек такое… А вина я тебе перед боем даже ковша налить не могу… Все запасы Муромец испил, спит теперь в подполе связанный… Традиция такая! А как его нынче в застенках удержишь? Вчера ведь орел уж прилетал, покружил и улетел, не стал кушать…
- Несимпатичную женку привязали? Может перо павлинье ей в волосы вставить?
- Да красота тут ни к чему, вроде. Бабы то в этот раз Василису пострадать за народ выдвинули, так княгинюшка им и объяснила, что не ее хочет орел, а знакомицу твою – Ягу. Она, дескать, того орла на нас и насылала.
- Так это вы Ягу с Горыни умыкнули?
- Пришлось, раз уж так вышло. Чего не сделаешь для земли русской!
- Так если она и насылает, то как ее орел клевать будет? Не позволит Баба Яга себя клевать… Да и печень у нее настойками змеиными отравлена.
- Вот и я в сомнении… Яга все говорила, что Василиса орлу нужна, а Яга для корма птичьего телом не вышла. Ну да мы ее на ночь привязанной оставили, может и передумает птица ловчая, испив воды из туч весенних. И пока не насытится беркут женской печенью иль пока не прогонишь ты птицу черную, не уйдет напасть с земли русской!
Княжна Потвора вынесла мне с поклоном чистую белую рубаху и кожаные штаны, размера крупноватого; да и дала шелом стальной с сильной вмятиной. Писатель Ольховский передал свои рукописи, попросив положить за пазуху. Что ж не положить, авось орел в искусство клевать побрезгует. И пошел я на битву, а за мной народу человек двадцать зрителей – живописная группа, навроде гулянья сельского; лишь гармоники недостает. Жаль не было среди нас Марьюшки Искусницы. А может оно и к добру, мало ли что на уме птичьем.
Через час дошли мы до скалы крутой, ни разу ни присели.
- Эй, нелюди тупорылые, - заорала гневно Яга, завидев нас, - совсем стыд потеряли волки срамные. - Живот Яги был обнажен в знак покорности и для удобства пернатого хищника. Ничего, пусть покричит: нечего было золотой цветочек в свой гербарий требовать!
Хотя орла еще не было, народ остановился в отдалении, а я направился к скале.
- Успокойся, - говорю, - повиси еще. Коль повезет, прогоню я птицу глупую! Посмотри, какая краса кругом: вся природа расцветает. Только что-то окрест птицы вешние не поют, не пляшут; не каркают, не чирикают…
А и с неба, по-майски голубого (как во всей земле московской лишь на картине и сыщешь) со свистом крыл, да растопырив когти, уже спускался огромный черный орел двуглавый. И облачка на небе потемнели от вороненой окраски крыл его. Спускался медленно, крыльями взмахивал редко да степенно. Лишь когда его тень накрыла меня, осознал я совсем величие своего подвига. Не орел, а страус орлоподобный; да о двух головах. Показалась мне: свастику он Яге несет в подарок – нет, обознался, когти такие. Ну и яйца у таких, должно быть, - подумалось мне, когда дрогнула скала от гордой его посадки. Хорошо сразу он меня в гнездо не понес, не снижаясь; хорошо на землю сел. Отряхнулся и стал у Яги кругами ходить, почти голубь - сытый да гукающий.
- Эх, орел молодой, хоть бы ты расклевал мне веревки, - обратилась к птице Яга, хоть ласково да безнадежно, - Привязали меня люди добрые к скале высокой. Затекли мои белы рученьки – нет больше моченьки…
Решив обратить на себя внимание, я размахнулся мечом каленым, да и рубанул орла по шее; по одной. Мыслил хоть одну голову ему срубить, да не вышло: и птица вертелась, и удар не удался. Но пошатнулся орел и оглядел меня злобно. И не стал на меня орел грудью прыгать – не петух бойцовый; вспарил орел в воздух да не стал улетать в гнездо восвояси. Камнем пал он на меня с высоты, клювом вдарил по шлему булатному. Хоть и вскользь прошел грозный удар, а и пал я на сыру землю, а во рту объявился вкус железистый да загудели первоцветы весенние. Как поднял голову, так орел грозный передо мной сидит – щурит сурово глаза птичьи. Одна голова на меня глядит, другая с Яги глаз не сводит – демократия.
Овладела мной ярость великая, и себя не помня в мановение ока вскочил я и вонзил меч булатный в грудь орлиную. В грудь единую, неделимую! Крикнул орел, заклекотал жалостно, кровь из него на землю хлынула, и меч мой в нем торчит! Взмыл орел ввысь из последних сил, тяжело крыльями машет натужно, вот-вот наземь падет. Поглядел я на жителей – вроде радуются да ликуют. Совершил я свой подвиг заветный, буду жить теперь с Марьюшкой в любви и дружбе, в радости без горя и воздыханий. Но пока звенела голова моя от победы и удара орлиного, и пока махал я рукой в знак виктории, вернулась жар-птица живучая. Подхватила меня когтями за рубаху крепкую, к тучам понесла. Но и мало сил у орла, кровь его черная на меня капает, и брякает прощально колокольчик козленка Иванушки под свежей моей рубахой. Не долетел орел ни до солнышка, ни до облаков, ни до вершины скалы. И упали мы с ним к земле, как братья нареченные. Вместе.
Рибху Гита. Сокровенное Учение Шивы
Великое индийское священное Писание в переводе Глеба Давыдова. Это эквиритмический перевод, т.е. перевод с сохранением ритмической структуры санскритского оригинала, а потому он читается легко и действует мгновенно. В «Рибху Гите» содержится вся суть шиваизма. Бескомпромиссно, просто и прямо указывая на Истину, на Единство всего сущего, Рибху уничтожает заблуждения и «духовное эго». Это любимое Писание великого мудреца Раманы Махарши и один из важнейших адвайтических текстов.
Книга «Места Силы Русской Равнины» Мы издаем "Места Силы / Шаманские экскурсы" Олега Давыдова в виде шеститомного издания, доступного в виде бумажных и электронных книг! Уже вышли в свет Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый тома. Они доступны для заказа и скачивания. Подробности по ссылке чуть выше.
Пять Гимнов Аруначале: Стихийная Гита Раманы
В книжных магазинах интернета появилась новая книга, переведенная главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым. Это книга поэм великого мудреца 20-го столетия Раманы Махарши. Рамана написал очень мало. Всего несколько стихотворений и поэм. Однако в них содержится мудрость всей Веданты в ее практическом аспекте. Об этом, а также об особенностях этого нового перевода стихотворного наследия Раманы Глеб Давыдов рассказал в предисловии к книге, которое мы публикуем в Блоге Перемен.
www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Вы можете