Кислотные Штаты Америки – 3. Рам Дасс | Осьминог

Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

Все еще следим за перипетиями психоделической революции в Америке. Все еще опираемся на книгу Роберта Форте «Тимоти Лири: Искушение будущим». Может быть, кому-то уже надоели эти детские искушения, но материал для исследователя Осьминога интересный. Рам Дасс (тот самый Ричард Алперт, о котором говорилось в предыдущем посте) – автор многочисленных книг, наиболее известные из которых «Психоделический опыт» (в соавторстве в Тимоти Лири и Ралфом Метцнедом), «Будь здесь», «Это только танец», «Зерно на мельницу». В 1960-1963 годах, будучи приглашенным преподавателем педагогического факультета Гарвардского университета, стал одним из основателей Международной федерации внутренней свободы и Лиги духовных открытий. Интервью Рам Дасса, взято Робертом Форте при участи Нины Грабы.

Хейт-Эшбери, 10 октября 1967 года, одна из хиповых демонстраций

Нина Граба: Почему Тимоти Лири так провокационно эпатировал истеблишмент?

Рам Дасс: Ну, это особая история. Тим – ирландский бунтарь против англичан. Он был подпольным борцом с истеблишментом. Это один из главных мифов его жизни. Если вы дружили с властью, то вы не могли подружиться с Тимоти. Я постоянно должен был беспокоиться о сглаживании углов в его отношениях с властью. Мне не всегда это удавалось, но тем не менее я пытался, а Тимоти постоянно смешивал мне все карты.

Роберт Форте: Я помню, я один раз задал тебе какой-то вопрос о нем и ты сказал: «Тимоти, конечно, великий человек, но у него проблемы с властями». И я подумал, что это как раз то, что в первую очередь делает его великим, потому что авторитаризм – это большая проблема.

Р. Д . Вне всяких сомнений, мозаика его личности включала и роли, которые он играл в обществе. Все это было необходимо. Именно поэтому антиавторитарная часть его личности ставила под большой вопрос то, что психиатры говорили об ЛСД, в то время как мне – выходцу из благополучной еврейской семьи – и в голову не приходило ставить мнение психиатров под сомнение. Тимоти открыл мне глаза на то, что мнение представителей официоза не обязательно является истиной. Я был воспитан не ставить их под сомнение.

Р. Ф.: Это еще одна из его мистических ролей.

Р. Д.: Да, роль, а с другой стороны, но какой властью он обладал! Он был единственным в те времена, кто позволял себе вести себя подобным образом. Фрэнк Бэррон тоже мог бы многое сказать, но он не был готов протрубить об этом всему свету. Тимоти боролся за свободу совести, а это была, прежде всего, общественная, политическая позиция.

Р. Ф.: Свобода совести? Что именно ты под этим подразумеваешь?

Р. Д.: Свобода от внешнего контроля над тобой со стороны социальной системы. Другими словами, мы имеем право сами свободно распоряжаться своим сознанием. И он чувствовал, что это одна из наших главных свобод.

Р. Ф.: Ты имеешь в виду, что это что-то выходящее за пределы просто законодательства о наркотиках. Существует бессознательная манипуляция нашим сознанием со стороны истеблишмента, и мы имеем право бороться за свободу от нее.

Р. Д.: Вот именно. Сознание не обязано быть частью истеблишмента. Это истеблишмент может быть частью сознания. Есть что-то вроде заговора, целью которого является определение реальности в одном допустимом ключе, и мы должны от него освободиться, и вот именно об этом говорит буддизм, о необходимости освобождения из этих ловушек сознания. Итак, мы говорим о чем-то очень глубоком, мы говорим о свободе человеческого сознания. Тим видел отношения, существующие между духовным или измененным состоянием сознания и общественно-политической ситуацией, он хотел свободы для изменения сознания, а не просто свободы для сознания, а это неизбежно ведет к постановке вопроса о том, кто контролирует метод.

Р. Ф.: А это как раз разговор, которого ты всегда старался избежать. Ты не хотел обсуждать политику.

Р. Д.: Ну, прежде всего, в те дни Тимоти был политически гораздо более искушен, чем я, гораздо больше. Я был психодинамичен, поэтому после моего псилоцибинового опыта я начал работать с ним на двух уровнях: во-первых, я хотел открыть мистическую сторону псилоцибина, а во-вторых, дать новое определение понятия психодинамики личности. Это меня завораживало и казалось тем путем, по которому стоит идти. Тимоти же более интересовали социально-политические аспекты. Я этого не избегал. Я вспоминаю, что когда я находился в Индии, получил эти вырезки от Аллена Гинзберга, который был на Демократическом съезде, где его избили и всякое такое (имеется в виду жестокий разгон демонстрации молодежи во время съезда Демократической партии в Чикаго). Это был 1968 год. А я сидел в храме, смотрел на эти вырезки и думал: «Он на линии фронта, он говорит: «Я в это верю», и он борется за свои взгляды. А что делаю я? Я убежал от жизни, я прячусь здесь, в этом храме». Но потом я подумал: «Но что я на самом деле делаю в этом храме? Я провожу 15 часов в день, изучая свою собственную душу, может, это тоже передний край?»

Р. Ф.: Как ты думаешь, то, что Тимоти отождествлял наркотики с контркультурой, привело это к тому, что мистические цели, с научной точки зрения, стали более трудно достижимыми? Профессиональные исследователи психоделиков сегодня считают, что его поведение создало много проблем, потому что он создал антагонизм в обществе, поляризовал его, и в результате наркотики были запрещены.

Р. Д.: Ну, в любом случае другого пути не было. В то время мы все здорово загуливали; Кен Кизи принимал участие в экспериментах с кислотой в Сан-Хосе, ЛосАнджелесе и в других местах. Газета San Jose News напечатала на первой полосе статью под названием «Наркотические оргии в Сан-Хосе». Было очевидно, что это должно было стать темой горячей политической дискуссии в самое короткое время. Все развивалось слишком стремительно. Если бы у нас были лишние полгода или год для того, чтобы подготовить общество к более лояльному принятию наших исследований. Несомненно, мы должны были быть более политкорректны и уравновешенны. Олдос досадовал на Тима за это, и многие другие тоже. Но мне кажется, Тим был в любом случае слишком далек от приемлемых экспериментальных моделей. Он был увлечен собиранием данных об экспериментах с музыкантами, художниками, писателями, у него была теория естественных медиумов. Было не так просто проводить натуралистические исследования в бихевиористском обществе. Я думаю, мы могли бы продолжать играть в эту игру с университетом еще долго, потому что в университетских кругах была сильна тенденция дать полную академическую свободу ученым, но мы перегнули палку и напугали их.

Справа Рам Дасс (Ричард Алперт), слева Залман Шахтер-Шаломи, основатель движения Еврейского обновления

Р. Ф.: Как вы отнеслись к тому, что вас выгнали из Гарварда?

Р. Д.: Сейчас я понимаю, что это было для меня неоценимым подарком. Самое главное, что со мной случилось в тот момент, когда я занимался грибами, это то, что, наверное, в первый раз с тех пор, как мне было два года, я слышал самого себя изнутри; я использовал свой внутренний критерий для оценки моего существования больше, чем внешний критерий.

Р. Ф.: То время было ренессансом для многих людей.

Р. Д.: Да, пожалуй… Однажды преодолев страх потери контроля, я впервые смог увидеть вещи такими, какие они есть на самом деле, и испытать восторг на самом краю хаоса, и примерно такой же процесс трансформации происходил и со всем обществом. Это было по-настоящему страшно, потому что иногда казалось, что ситуация выходит из-под контроля.

Р. Ф.: Страх потери контроля?

Р. Д.: Страх чего бы то ни было, что взрывает общество. Большой страх, что психоделическая революция или эволюция отбросит общество назад к тупости и равнодушию.

Р. Ф.: Повлиял ли как-то Тим на твое решение ехать на Восток?

Р. Д.: Ну, до меня там уже побывали и Аллен Гинзберг, и сам Тим, и Ралф, и было совершенно ясно, что поехать туда необходимо, потому что руководство к пониманию того, какого же черта мы все делаем, могло прийти только с Востока. Тим предвосхитил события.

Р. Ф.: Тим говорил, что одна из вещей, о которых он сожалеет, это то, что он расчистил пути для проникновения различных гуру с Востока.

Р. Д : Ну, это отдельная история. Я думаю, восточные люди не были готовы к тем искушениям, которые они встретили на Западе. Многие из них, считая себя свободными, выдавали желаемое за действительное. Я думаю, Тим имел это в виду. Они привезли с собой очень глубокую истину, но при этом было вовсе не обязательно, что они сами являлись ее представителями, и проблема была в том, что обучение было не просто работой. Другими словами, это не просто передача. Они могли донести информацию, но были не в состоянии осуществить полную передачу. Но среди них было несколько по-настоящему замечательных людей.

Р. Ф.: Давай взглянем на харизму Тимоти. Было ли в ней что-либо негативное?

Р. Д.: Я так не думаю. Это неповторимо, это как астральная сила. Вот что это такое, как я думаю. Это действительно свет, но это разновидность астрального света. Это не духовно свободный свет; его суть – это, знаешь, когда ты говоришь о ком-то «блестящий человек», и ты словно одалживаешь у него часть его блеска. Но это не так в случае с духовным озарением. Это скорее как звезды, а не как солнце. Тим как комета, которая прошла по небу. Многие из нас очень ему признательны. Очень многие ему обязаны.

Р. Ф.: И все равно есть какой-то элемент трюкачества в игре Тимоти…

Р. Д.: В духовных традициях было много плутов, много таких, кто использовал разные трюки для освобождения людей. …Вопрос заключается в том, человек создает ситуацию или ситуация человека? Тимоти играл свою роль не в вакууме. Он был в одной команде с Аланом Уоттсом, Олдосом Хаксли, Фрэнком Бэрроном и со многими другими неординарными людьми. Хьюстон Смит, Уолтер Кларк. Это была великая сцена; это была целая сеть, которая поддерживала процесс. Я смотрю на культурное изобилие, на век информации, социальную мобильность, психоделики, пробуждение этнического и политического сознания. Был момент, когда много всего случалось одновременно. И просто взять и сказать, что причиной всему были психоделики, или век информации, или постиндустриальное сознание, это значит слишком все упрощать. Я просто вижу, что много разных факторов словно нарочно собрались вместе, когда назрел момент, чтобы сдвинуть всю сцену. 60-е годы до одури напугали культуру, потому что они показали другие возможности существования. Это спровоцировало отклонение маятника на двадцать лет республиканства. Это все качания гигантского маятника: Тим на одной стороне, Нэнси Рейган на другой.

Слева Рам Дасс. Справа Тимоти Лири и его жена Розмари Вудрафф. 1968 год

Замечательный человек этот Рам Дасс (он же Ричард Алперт), только слишком одухотворенный. Это его интервью интересно тем, что в нем все время говорится о ролях, которые играл Тимоти Лири. В том числе – и в политике. К сожалению, здесь ничего не говорится об одной очень странной (прямо шутовской) роли, сыгранной психоделическим гуру. А между тем именно эта роль поставила крест на всей психоделической революции. Я имею в виду роль мужа, которую он сыграл в спектакле, поставленном Осьминогом с участием Розмари Вудрафф.

В возрасте семнадцати лет эта замечательная женщина вышла замуж за офицера ВВС, но жизнь на изолированной от мира военной базе не понравилась ей. Уже через год Розмари стала моделью в Нью-Йорке. К 1964 году она успела побывать актрисой на телевидении, декоратором интерьеров, женой джазового музыканта, стюардессой-битником и бесчисленным множеством других разных личностей (примерно так сказано в справке Роберта Форте о ней). Биография богатая, послужной список серьезный. В 1965 году она выходит замуж за Тимоти Лири.

И вскоре, в конце того же года, они садятся в машину (вместе с детьми Лири – Сьюзен и Джеки плюс еще почему-то взятый им за компанию парень Рене) и отправляются в Мексику. На Мексиканской таможне – какое убойное совпадение, истинная синхрония! – дежурит как раз тот самый чиновник, который два года назад выдворял Тима из Мексики (сажал в самолет в Мехико). Вроде, ничего страшного: чиновник любезно сказал, что сейчас пропустить не может, а вот завтра, когда он проконсультируется с начальством, можно будет снова попробовать. А пока возвращайтесь в Америку. И Тимоти садится в машину, возвращается… Он думает, что все в порядке, поскольку сам проверил и просил проверить жену – нет ли в машине чего запрещенного.

Между тем американские полицейские его уже ждут. Они почему-то уверены в успехе. Начинают тщательно обследовать машину, обыскивать пассажиров. Как говорит Розмари: «Нас заставили раздеться и обыскали: волосы, уши, даже задницы». Полицейские знают, что обязательно найдут то, что их интересует: коробочку с марихуаной, спрятанную в машине. Обычно пишут, что ее спрятала дочь Тимоти, Сьюзен (и он взял ее вину на себя). А вот что пишет Розмари Вудрафф после смерти Лири, в эссе «Иллюзии»: «Я села на заднее сиденье и торопливо начала рыться в нашем багаже. Тим завел мотор. Я попросила его подождать, но он не слышал. Я нашла, что искала, и хотела открыть окно, но оно было заставлено коробками и одеждой. Я повернулась к Рене и попросила его открыть окно. Он был парализован страхом. Мы находились в нескольких сотнях ярдов от американской таможни. Таможенный агент подошел к машине»…

То есть – она, как минимум, знала о спрятанной в машине травке (сама курила ее с детьми?). И – вот ведь какая невозможность! – не смогла докричаться до сидящего рядом мужа, не смогла выбросить коробок из машины (и Рене, прямо как нарочно, парализовало страхом). Какая трагическая беспечность. Или все-таки Розмари выполняла важное задание Осьминога? Последняя версия, кажется, никогда никем не рассмаиривалась. А между тем, это самое естественное объяснение цепи совпадений, которые привели Тимоти Лири в тюрьму. Срок он получил 30 лет, но вскоре бежал. Дальше пусть говорит Роберт Форте, после моих гнусных намеков его наивный текст играет всеми Осьминожьими красками (но кое-что я все-таки выделю):

Тимоти и Розмари бежали в Европу и затем в Алжир при помощи партии Черных Пантер Элдриджа Кливера и его «правительства-в-изгнании». Они были преданы Кливером, стали его пленниками и через год бежали опять. Они приехали в Швейцарию и попросили политического убежища. Но президент Никсон потребовал выдачи Лири. Никсон послал в Швейцарию своего Генерального прокурора, Джона Митчелла, чтобы тот убедил швейцарские власти выдать Лири. В то самое время, когда Никсон назвал Лири «самым опасным человеком в мире», международная группа поэтов, эссеистов и романистов, возглавляемая Алленом Гинзбергом и Майклом Горовицем распространила «Декларацию за освобождение доктора Тимоти Лири». Под ней поставили подписи более 200 мировых деятелей культуры. Это перевесило чашу весов, и швейцарское правительство выдало Лири вид на жительство. В то же самое время в Соединенных Штатах в девятнадцати различных судах рассматривались дела по обвинению Лири в распространении наркотиков. Несмотря на то, что эти обвинения были позже сняты, они усилили международное давление на Швейцарию, и в конце концов она согласилась на его выдачу. Розмари, уставшая от постоянного стресса, вызванного необходимостью быть полунищей беженкой, покинула Лири и провела следующие 25 лет в подполье; ее приключения заслуживают отдельного рассказа. Лири вскоре был снова арестован – как считают некоторые, по доносу его новой подруги, наркоманки Джоанн Харкорт-Смит, – и оказался в американской тюрьме весной 1973 года.

Нью-Йоркский театр Виллидж. Тимоти Лири как новое воплощение Иисуса Христа, октябрь 1966 года. Справа - Рам Дасс

ПРОДОЛЖЕНИЕ!


Comments are closed.

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ ОСЬМИНОГА>>
Версия для печати