Грезы из матки – 4. Личности президентов | Осьминог

Начало темы «Кислотные шататы Америки – здесь. Начало текста Ллойда де Моза – здесь. Предыдущее – здесь.

Джон Кеннеди. Индокитай

Сегодня я заканчиваю постить текст де Моза о фетальной драме, являющейся движущей силой американской политической (равно как и всех других политических систем мира). В этом отрывке де Моз говорит о личностях президентов. А точнее, о неких условиях, которым должны соответствовать личности людей, которые могут стать президентами Соединенных штатов. О стандартах воспитания и детства людей, которые были избраны в президенты в 50-70 годы.

На этом месте читатель может оглянуться назад, на предыдущие главы, и задать вполне уместный вопрос: «Допустим, во всех ваших довольно оскорбительных рассуждениях есть зерно правды, и такое раннее событие жизни, как рождение, действительно определяет политику. Тогда при чем тут все эти обычные психоисторические свидетельства насчет детства, влияния родителей и развития личности? Вы показали довольно безнадежную картину — извечные циклы рождения вновь и вновь. Так что же может изменить личность президента, если политика настолько зависит от опыта рождения, пережитого каждым?»

Ответ очевиден: рождение — это только часть истории. Каким бы травматичным ни было рождение, связанные с ним воспоминания очень сильно видоизменяются в течение детства. Чем больше ребенка окружают любовью и эмпатией, чем больше ему дают свободы, тем больше он способен вернуться к своим самым ранним страхам и видоизменить их, даже преодолеть. Теплая атмосфера в семье обеспечивает естественную терапию даже страхов, связанных с рождением, а если на протяжении истории действительно происходит прогрессивное развитие детства, как я утверждаю в работе «Эволюция детства», то у человечества есть шансы со временем излечиться от войн, как излечилось оно от рабства, вендетты, дуэлей, охоты за ведьмами и прочих проявлений группового психоза.

Однако и сейчас у большинства детей детство просто ужасно, и поэтому войны, несомненно, будут продолжаться еще некоторое время, пока достаточно большое количество людей не станет эмоционально зрелым настолько, чтобы не испытывать больше в них потребности. Поэтому мы как психоисторики в качестве одной из основных задач должны установить, какого рода личностью обладают наши лидеры и как именно они взаимодействуют с эмоциональными потребностями нации.

К сожалению, исследование личности президента пока едва только началось. Пока лишь два президента исследованы достаточно глубоко, с анализом детства, чтобы можно было составить связную психобиографию: Теодор Рузвельт и Ричард Никсон.19 И все же в первичных источниках содержится достаточно информации, чтобы сделать некоторые обобщения насчет типа личности людей, которых мы выбирали лидерами в двадцатом веке. Прежде всего, ни у кого из них не было слишком уж травматичного детства. Если прибегнуть к шестиуровневой шкале, которой я пользуюсь, определяя степень прогрессивности стиля воспитания (стили детоубийства, отказа, амбивалентный, навязывающий, социализирующий, помогающий), то окажется, что детство всех наших президентов двадцатого века принадлежит к «социализирующему стилю», который соседствует с наивысшим стилем. Исключением является Никсон, чьи суровая мать из квакеров и зачастую жестокий отец опускали его детство на более низкую «навязывающую» ступень.

Все это означает, что вы не сможете стать лидером нынешней Америки, если родители постоянно вас били, неоднократно открыто от вас отказывались, или вы испытали в детстве другие тяжелые травматические события. (Это, однако, далеко не обязательно относится к другим странам и периодам — например, Гитлер был классическим «избиваемым ребенком», как и многие из его поколения австрийцев; он представлял собой продукт постоянных кровавых порок, по нескольку сот ударов за раз.) В целом стиль воспитания, который испытали на себе американцы, в нашем веке достаточно высок, чтобы в психопатичном лидере потребности не возникало.

И все же, в пределах названного мной стиля детство почти всех наших президентов отличает одна черта — эмоциональная отдаленность от матери. Ребенок, например, проходит сквозь череду нянек или другой прислуги, которым мать поручает многие свои функции по заботе о сыне — это можно сказать о Теодоре Рузвельте, Франклине Делано Рузвельте, Джоне Ф. Кеннеди. Создается впечатление, что матери наших президентов должны были быть «достаточно» хорошими», чтобы придать ребенку сильное эго, необходимое для победы в состязании за лидерство, но и «достаточно отстраненными», чтобы создать у сына щемящее чувство одиночества, пустоту под ложечкой, которую он станет заполнять потребностями и низкопоклонством огромных толп людей.

Не побывав в роли фантазийного лидера настоящей группы, невозможно представить себе груз, возлагаемый на человека, от которого требуется, чтобы он находился в тесном соприкосновении с глубочайшими и очень противоречивыми тревогами «руководимых» и успешно эти тревоги разрешал. И, как правило, лишь очень одинокий человек, которому с детства приходилось добиваться даже самой малой толики одобрения и тепла, достававшегося в награду за удовлетворение потребностей матери и за поведение, в точности соответствующее ее желаниям, имеет шансы стать профессиональным политиком. Фантазийный лидер, выполняющий наши эмоциональные команды, — настолько банальное зрелище, что мы не будем больше приводить примеры. Дэвид Фрост говорит Никсону по ТВ, что государственному мужу необходима соответствующая шумиха вокруг своего имени, и Никсон тут же становится всемогущим лидером свободного мира. Фрост говорит ему, что надо «извиниться перед народом» — он плачет и извиняется.

Ричард Никсон принимает поцелуй Леонида Брежнева и ручкается с Элвисом Пресли

Один президент, однако, выделяется среди всех остальных необычной чертой своего детства — это Дуайт Эйзенхауэр, который рос без эмоциональной отстраненности от матери. Его детство не исследовал ни один биограф, но в его произведениях попадается достаточно упоминаний о ранних годах жизни, которые заставляют психоисторика навострить уши и заподозрить нечто нетипичное. Рос Эйзенхауэр на стыке веков, и отец его время от времени «брался за ремень», как и во всех семьях того времени. Но мать его была очень необычной женщиной: по своей внимательности к детям, теплоте отношений с ними, последовательности и настоящему счастью с детьми она представляла собой уникальный случай среди матерей президентов. Мать Эйзенхауэра обладала, казалось, необычайной способностью «делать жизнь семьи из восьмерых человек счастливой и полной смысла», проводя «каждый день по много часов» с детьми. Из всех фотографий матерей президентов, которые я обнаружил, только на ее фотографиях можно видеть настоящую улыбку. (На своих мальчишеских портретах Эйзенхауэр тоже улыбается, представляя собой редкое исключение, единственное счастливое лицо среди хмурых лиц своих школьных товарищей.)

Это необычное внутреннее счастье давало Эйзенхауэру дополнительное преимущество в военной карьере, с его ранних схваток с авторитарным Макартуром до оппозиции остальному военному руководству по вопросу о десантах из Африки (план Эйзенхауэра немедленного вторжения во Францию, который мог бы ускорить окончание второй мировой войны на два года, если бы не был решительно отвергнут Черчиллем). Эйзенхауэр был единственным в своем роде президентом, что явственно показывает схема американской групповой фантазии. Другие президенты реагировали на растущее давление групповой фантазии тем, что находили настоящую войну, в которой фантазия могла осуществиться, но Эйзенхауэр сопротивлялся всем попыткам сделать его обычным фантазийным лидером. Его политические взгляды были очень нестандартны, но где-то в глубине он находил в себе силу, зрелость и чувство достоинства, которые помогали ему удержаться от действий и сначала подумать, когда большая часть страны взывала: «Мы чувствуем, что умираем, — ты должен что-нибудь сделать, чтобы избавить нас от страхов».

В самом деле, когда на пике двух циклов фантазии он снимал тревоги действиями, похожими на военные, но до настоящей войны дело не доходило. Первый такой случай имел место в 1955 г., когда конгресс, уязвленный его отказом начать войну в Индокитае, дал президенту резолюцию об официальной военной власти над Тайванем в надежде, что это послужит началом войны с Китаем. Однако, несмотря на жесткие высказывания, Эйзенхауэр в действительности воспользовался вооруженными силами США лишь для того, чтобы убрать войска националистов с островов, служивших предметом разногласий, и положить тем самым конец кризису. В 1958 г. групповая фантазия достигла нового пика, и Эйзенхауэр ввел войска в тихий Ливан и вывел их оттуда, причем сделал это так, чтобы показалось, что мы одержали еще одну победу над коммунизмом. Такая рекордно легкая победа далась ему нелегко — выразителем нашего недовольства зрелостью Эйзенхауэра был Маккарти — и все же мнимая победа была продемонстрирована достаточно успешно.

Слева молодой Дуайт Эйзенхауэр с женой Марией. Справа генерал армии Эйзенхауэр вручает орден Легион Почета генералу армии Соколовскому

Все, на этом я прерываю текст де Моза, чтобы вернуться к нему через некоторое время. Точнее, обратиться к той его части, где де Моз по своей методе расшифровывает магнитофонные записи, зафиксировавшие разговоры Ричарда Никсона со своими советниками с самый разгар Уотергейтского дела, приведшего к Импичменту.

О личностях Российских президентов на Переменах смотрите тексты Олега Давыдова – о Горбачеве и Ельцине – здесь, о Путине – здесь.
Полезно также в этой связи ознакомиться с текстом Давыдова о некрофильской личности Егора Гайдара.

Продолжение


Comments are closed.

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ ОСЬМИНОГА>>
Версия для печати