побег смотреть | Роман

***

Начало — здесь. Предыдущее — здесь.

Я не стану занимать читателя разговорами за чаем — достаточно того, что голова Лики оказалась набитой всякого рода переселениями душ, чакрами, полями и астрологией. Между прочим, она много толковала о гороскопах — о моем, своем, дяди Сашином. Сама она родилась 18 декабря под созвездием Стрельца, что означало «кентавра, целящегося в невидимое, и — склонность к авантюризму», — сказала Лика, и я почувствовал: это было предметом ее особой гордости.

Во время чаепития появился еще один человек — некий Толик, который был, очевидно, неравнодушен к Лике, а она его всячески третировала.

Наконец, мы все вчетвером отправились гулять по лесу.

Мы медленно шли по тропе: впереди, продолжая о чем-то спорить, — Смирнов с Толиком; немного отстав, — я с Ликой, которая рассказывала о своей знакомой, как та выходит в астрал и что там видит. Я кивал и задавал вопросы:

— И что же, она полетела в эту трубу?

— Ну да — и долго летела, а потом услышала голос: «Вернитесь — вы не готовы».

— Не может быть, — воскликнул я.

Незаметно мы свернули на боковую дорожку — так что Смирнова и Толика уже не было видно.

— Вы ориентируетесь? — спросил я.

— Нет, но мы, наверно, найдем дорогу назад.

— Наверно, — сказал я и подумал вдруг: бедная овечка!

Мне стало жаль ее. Мне стало жаль вообще всех. Блаженное чувство жалости охватило меня со всех сторон — боже мой, и все это пройдет: эта прогулка, и Лика, и мое радостное чувство — ничего не останется, даже сожаления, — ведь сейчас все и вправду пройдет. Сентиментальная жалость посетила меня как бессловесное чувство, как трепет, как мгновенно упавшее сердце, — посетила и прошла, но все же мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть это от Лики.

— Знаете, на кого вы похожи? — спросила она, вдруг краснея.

— На серого волка? — (на кого же еще, если она овечка?)

— Почему же на серого? — на степного…

Вот оно чтo! Вот, оказывается, какое впечатление произвожу я на молоденьких начитанных девиц—очень мило, только на мой вкус слишком интеллигентно! — я брутально раздел ее.

— Почему ж на степного? — здесь и степей-то нет…

— А вы разве не читали?

— Что?

— Есть такой роман — «Степной волк»…

— Ааа — но что ж общего вы нашли?

Наверно ты сейчас будешь говорить, что я одинок и никем не понят, что мне нужны руководители и непременно оккультного свойства и т.д., и т.д. и т.д. — нам это знакомо! Только, когда молчишь, ты производишь лучшее впечатление, — думал я, подавая ей руку, ибо мы спускались в сплошь заросший незрелым малинником овраг, на дне которого журчал ручеек. Но Лика сказала:

— Нет, ничего особенного, там просто герой нюхает воздух — вот! — и делает это так же, как вы — так вот закидывает голову и… — Мы были в тот момент уже на дне оврага, и… когда она закинула голову, показывая, как это делаю я, — я, извернувшись, сверху клюнул ее в губы. Не так она глупа, как показалось мне вдруг, — совсем не глупа! когда наши губы соприкоснулись, она, смеясь, отпрянула и продолжала говорить, как ни в чем не бывало: — и так же точно раздуваете ноздри — вот-вот, точно так, как сейчас.

— Ли-ка! — донесся издалека трагический голос Толика, — Лика, а-у!

— Не будем отзываться, — сказала Лика, — ох, как он мне надоел! Тише.

Мы сели на огромный замшелый пень, солнечные лучи с трудом пробивали себе путь на дно оврага — разбившись о плотную листву дерев, они устало бликовали в токе ручья.

— Тише, — прошептала Лика, когда я положил руку ей на плечо, — ради бога, тише!

Склонившись, я чуть тронул губами ее шею, она отодвинулась. («Настоящая Диана», — была моя последняя мысль) — она отстранилась, но я успел заметить вставшие в ряд золотистые волоски, убегающие по ее хребту, и настороженную позу. Мы погрузились в оцепенение. Если хотите, я назову это медитацией.

— Ли-ка, Ли-ка, а-у! — слышалось по всему лесу, но Лика, по-видимому, действительно ничего не слышала. Ау, Лика!

Мы вышли, наконец, на не прекращавшийся ни на минуту зов.

— Как далеко мы забрались, — сказала Лика.

— Да, мы ничего не слышали, — мог только добавить я.

— Ладно, идемте обедать, — проворчал Смирнов.

Толик промолчал, но страдальчески поджал губы.

Продолжение

Версия для печати