Глава 10. Катастрофа | ПОБЕГ. Суламифь Мендельсон


Архив: 'Глава 10. Катастрофа'

***

Начало романа – здесь. Начало 4-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Самотечная эстакада

Я думаю, что Садовое кольцо по крайней мере раньше было односторонней поверхностью. Но ведь всякую одностороннюю поверхность можно превратить в двухстороннюю, «пробив» в ней тунель (точнее, манторлу), или же (что абсолютно то же самое) перекинуть над гранью поверхности мост — диалектика: только в этом ведь случае и возникает впервые грань! — итак, значит можно, образуя грань, перекинуть мост над изворотом перекрученной (с нашей извращенной точки зрения) плоскости кольца Мебиуса. Это и было сделано в Москве в шестидесятые годы. Не будем гадать, для чего это было сделано (видимо из каких–то экономических соображений), но факт остается фактом: над Самотечной площадью был построен мост, превративший одностороннюю поверхность кольца Мебиуса в двухстороннюю поверхность Садового кольца. (далее…)

***

Начало романа – здесь. Начало 4-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Читатель, вы мистик? — так вы потеряли себя, запутались в пустом лабиринте своих отражений, — лабиринте столь же нереальном, как вы сами, потерявшийся в нем. Рубль в вашем кармане — ощутимая реальность (на него можно купить сто коробков спичек), а потерявшийся руль — увы! — его нет.

Все–таки странно, — подумал я, — как это они двигались: вне времени, против часовой стрелки, по кольцу?.. Сверчок ехал против часовой стрелки, но ведь и автобус тоже — они не столкнулись лбами, а просто автобус подмял машину Сверчка… и тут меня осенило! — проследив глазами следы торможения, я понял все: автобус, с которым столкнулось такси, направлялся под мост, он спускался на Самотечную площадь и шел совсем рядом с правой кромкой поста — так близко к ней, что Сверчок, оказавшийся по ходу автобуса, был бы вынужден въехать на мост, но — не захотел этого: он попытался обогнать автобус и, поскольку это оказалось невозможно, вильнул хоть под него, чтобы не врезаться в бетонный парапет, которым мост начинается, — сделал последнее отчаянное усилие, чтобы не попасть на мост, проскочить вниз, на боковину, ведущую к Самотеке, просочиться между парапетом и автобусом, и был этим автобусом смят — как бы срезан пограничным парапетом. (далее…)

***

Начало романа – здесь. Начало 4-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Дорожная развязка в Шанхае

Я вышел из автомата, намереваясь навсегда забыть несчастную Лику и хлопнув дверью, столкнулся с довольно пожилой уже женщиной. Она маячила здесь, еще когда я звонил, и теперь, столкнувшись со мной, спросила:

— Работает?

— О, еще как!

— Может быть, вы мне разменяете?.. — и она показала три копейки.

— Ну конечно.

Я сунул левую руку в карман и выгреб мелочь. Взяв с моей ладони двушку и копейку, она вдруг в упор с каким–то непонятным состраданием и, еще пожалуй, любопытством взглянула на меня. И тогда в сочетании черт ее красивого, выразительного, восточного типа лица я узнал черточки моей тетки Гарпеши — на меня глядели ее маленькие глаза. Я остолбенел, все еще держа свою мелочь на раскрытой руке, — я был в ужасе, ибо эти глаза, появляющиеся теперь слишком часто, сулили мне одни только неприятности. (далее…)

***

Начало романа – здесь. Начало 4-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Но она ничего не ответила. Я был удивлен и постарался так же представить себе и лицо Лики. А ведь точно: они очень похожи. В моем воображении Лика снова незаметно перелилась в Смирнова — он стоял в своей мастерской среди эскизов к той последней картине, которую я так и не видел. Я вспоминал этих чудовищ, подползающих к младенцам, эти обреченно поднятые руки, это сладострастие зла. Откуда все это могло взяться в Смирнове, в этой овце, которая, наверное, и мухи–то не обидела за всю свою жизнь? А ведь я был уверен: чтобы все это так изобразить, самому надо пережить нечто подобное; самому стать младенцем и зверем, вроде Бенедиктова; самому взять в себя это зло: стоять перед мольбертом со сладострастно выгнутой спиной, понять чудовище, стать им.

Я припомнил улыбку Смирнова. Да нет — стоит ли говорить? — он не был злым человеком. Он был сама доброта, простодушие, честность, но, пожалуй, именно поэтому, он был ужасен в своем творчестве. Он не видел спасения, и кричал об этом, и не мог пририсовать на своей чудовищной картине Святого Георгия: там избавителю не было места, красный плащ разрушил бы целостность всей этой выстраданной жизнью композиции, превратив высокое произведение в дешевый лубок. Этого не мог допустить художник. (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 4-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Самотека

Омытый мочой проливного дождя город сохнул стремительно, как фотоснимок. Полная, убедительная победа! Я шел по Садовому вниз к Самотеке, всем телом впивая послегрозовой озон, напевая в душе триумфальный марш из «Аиды», — шел, и мне почему–то вдруг вспомнились — мда! — недавние сердца восторги: брожение духа, взвинченного любовью к Софье Бурсапастори… Да–да, все вокруг я видел сейчас точно так же, как в день нашей первой с ней встречи, и казалось, что с новою силою вспыхнула эта любовь. Недолго думая, я вошел в автомат у кинотеатра «Форум» и набрал номер…

— Я слушаю, — ответил мне женский голос, но это был голос не Софьин…

— Я, кажется, не туда попал?..

— А куда вы звоните?

Стоп, читатель, да это же Лика! — вот как ведь бывает.

— Лика?

— Да.

— Ты меня не узнала?

— Узнала, — сказала она, но сказала не очень уверенно. (далее…)