С Сергеем Сибирцевым мы знакомы достаточно давно. Неоднократно пересекались на различных литмероприятиях, входили в одни и те же редколлегии, в жюри, да и – чего скрывать – сколько раз выпивали, отмечая тот или иной праздник. Тем не менее, нам так и не довелось побеседовать специально для прессы. Вот и пришла пора восполнить этот пробел. По такому случаю встретились мы в закрытом клубе в центре Москвы, где музыка – классическая, водка – холодная, а разговор – проникновенный.

Досье:

Сибирцев, Сергей Юрьевич – писатель, общественный деятель, председатель Клуба метафизического реализма ЦДЛ (Клуб писателей-метафизиков), член Президиума Московской городской организации Союза писателей России. Родился в 1956 году в Иркутске. Учился?.. Окончил?.. Впервые опубликовался?..
Автор семи книг прозы, в том числе двухтомника «Избранное» и романов «Государственный палач», «Приговорённый дар», «Привратник Бездны».
Координатор книжной серии «Меtа-проза XXI век» (Библиотека Клуба метафизического реализма) ИД «РИПОЛ классик».
Лауреат международного литературного конкурса им. Андрея Платонова (1995).
Лауреат первой Всероссийской литературно-театральной премии «Хрустальная роза Виктора Розова».
С 2004 г. – член Попечительского совета Благотворительного фонда премии «Хрустальная роза Виктора Розова».

– Сергей, твоих шедевров что-то уже давненько не видать на полках книжных магазинов. Романы «Привратник Бездны», «Государственный палач» последний раз издавались лет пять-шесть назад. С тех пор – тишина. В чем причина этого простоя?

– Игорь, вот и ты тоже все куда-то все спешишь… Посмотри вокруг, вслушайся в звуки скрипки…

– В отличии от тебя, я постоянно где-то работаю. Часто в двух-трёх местах одновременно. Всё это не очень располагает к созерцательности.

– В сущности, ты сам ответил на свой каверзный вопросец. Я по жизни профессиональный созерцатель. Впрочем, о сем непозитивном, неукрашающем биографию современного индивидуума факте ты осведомлен давным-давно…

– Хорошо, зайдём с другой стороны. В 2007 году в «Независимой газете» был опубликован большущий фрагмент из твоего нового романа «Цырлы Люциферова». Что с ним случилось, почему его не видать на книжных прилавках? Кстати, тот отрывок был откровенно скандальный, провокационный. Там ты издевался и над руководством Москвы, над посетителями ЦДЛ… Роман уже ждали! И где он?

– Да, за ту публикацию нужно сказать спасибо Виктории Шохиной, Евгению Лесину, Михаилу Бойко, и, разумеется, Константину Ремчукову, – мои давнишние коллеги и друзья не забоялись очередной метафизической чернухи от господина Сибирцева, убрали только пару матерных фраз, которые украшали прямую речь персонажей… Роман этот в итоговом варианте будет носить иное название: «Любимец Люциферова». Роман весёлый, страшный, но дающий некую метафизическую соломинку надежды на то, что все мы не зря бултыхаемся в этом земном Океане блаженства и ужаса… Но недавно мне пришлось перелопатить отдельные главы, ведь начальника Москвы Лужкова с позором сбросили с престола, а добивать лежачего – это не по мне. И поэтому архитектонику книги я пересмотрел, мотивации существования моего сатирического отморозного персонажа также претерпели эволюцию – и вылупился ещё более милый, ещё более апокалипсический скелет книги, вернее – юмористический… А то нынче у нас бедный телевизионный электорат запужали до нельзя загадочным календарём канувшего в бездну народа Майя. Слава Богу, совсем молодые мои современники не ведутся на эту просвещенческую лучезарную пропаганду о конце всех времён…

– Тебе ли высмеивать апокалиптические настроения?!

– Ты знаешь, я прошёл обряд крещения за несколько дней до сорокалетия, перед этим классически сходил с ума, нахватав множество фобий; это почти сразу после опубликования романа «Государственный палач» массовым тиражом в издательстве «Вече»… В интервью «Литературке» я однажды говорил об этих чудовищно тяжёлых психопатических приключениях, и только благодаря поездкам в Сергиев Посад и последующему крещению (не прибегая ни к каким докторам-психиатрам) я остался при собственном разуме. Так что я знаю, о чем говорю. Всё хорошо в меру. А новый роман придерживаю специально, хотя очень неудобно перед Сергеем Макаренковым, владельцем издательского дома «Рипол Классик», который ждёт его уже который год. И одновременно с публикацией этого нового шедевра намечено издание и тома избранных сочинений. Всё упирается в мою природную обломовскую лень-матушку, и очень странный совет Свыше (донесенный как всегда в сновидческом футляре: не торопись, сочинитель, с публикацией романа «Любимец Люциферова»); я не агностик, я обыкновенный доморощенный метафизик, поэтому и прислушиваюсь, и придерживаю, не заканчиваю свои юмористические записки…

– О тебе самом можно книгу написать. В детстве сбегал из дома, жил в интернате, скитался по всей России, работал в геологических партиях, на разных стройках, матросил на пароходах по Амуру, был и пожарным, и бурильщиком, и инженером, и художником-осветителем драмтеатра, и тренером по рукопашному бою, и составителем поездов, и начальником экспериментального участка котельных и инженерных сетей Воркуты, и вольным промывальщиком золотых приисков, и селькором в калужской области, и еще, и еще… не много ли для одной жизни? Прямо как Остап Бендер!

– Интеллигентный жулик Бендер гонялся за золотым тельцом, парню нужны были наличные в иностранной валюте, чтоб поселиться в милом захолустном Рио-де-Жанейро. Хотя, по правде говоря, Остапу был важен сам процесс добывания наличных… А мне важен сам процесс жизни, во всей её непредсказуемой тупости и волшебстве презентов, сваливающихся на голову. В моей жизни всегда присутствует этот метафизический эпитет: «вдруг»… Вдруг надоело быть начальником, иметь три служебные авто: волгу, микроавтобус, грузовик; суперблат, квартиры, которые дарил, деньги бешеные, женщины (доступные!) всех категорий: от машинистки до секретаря райкома партии. И подался я в грузчики в Воркуте, в холодильные камеры. Представь, после двух лет, когда тебя величали: Сергей Юрьевич (а пацану всего-то двадцать с копейками), а тут вдруг ты никто, рядовой… Но и тут я себя проявил: малость отметелил бугра-бригадира, и всё стало кум-королю! Впервые в жизни отъелся настоящими, ещё горячими колбасами десятков сортов… Чуть, чудак, отвращение к мясу не получил! Вовремя ушёл в промывальщики в тундру, с молодицами-геологинями…

– А писал когда?

– Между делом взялся и сочинять, был приглашен в 1983 году на зональное совещание молодых графоманов в Ленинград. А перед этим вдруг стал лауреатом республики Коми, был вызван в Сыктывкар, культурно отдыхал и пьянствовал. Затем – Ленинград, на следующий год – Москва: Всесоюзное совещание молодых дарований. Там же закорешился с ныне знаменитой телеведущей и прозаиком Татьяной Толстой, потом поругались с ней чуть не до мата и перестали общаться. Всё это из-за Юрия Васильевича Бондарева, которого прекрасная Татьяна патологически не переносила… На семинарах Толстая была главной заводилой и оратором, её, по-моему, сам Бакланов страшился! Я вот тоже зацепился за корыто литературное, но это уже другая история…

– Москва встретила тебя не слишком приветливо? Или ты, закаленный скитаньями, был готов ко всему?

– Официальная Москва и тогда, и сейчас не очень благожелательна к транзитным товарищам. До 1986 года я бывал здесь чаще проездом или же сорил воркутинскими тугриками в столичных гостиницах, снимал комнаты, жил у друзей и подружек… Окончательным толчком переселиться в столицу послужило наставление тогдашнего знаменитого писателя Владимира Солоухина из его книги «Волшебная палочка». Цитировать не берусь, а мысль такова: писатель обязан жить в самом сердце советской страны, в Москве! А каким образом творец будет эту авантюрную идею претворять в жизнь, – не важно. Писателю, поэту нужна среда, в которой существуют, прозябают, процветают и профессиональные литераторы, и самородки, и завистники, и неудачники, и амбициозные пройдохи, – вся эта масса творцов и квазисочинителей закалит молодого автора, или же выбросит на помойку времени. Понимаешь, часть этих пожеланий-измышлений были и устными, потому как я побывал (в те далёкие исторические времена) дома у знаменитого автора «Чёрных досок». Впервые «живьем» лицезрел столько старинных икон и окладов в одном месте! Меня, тогда молодого дуралея, поразили массивные стальные запоры на входной двери городского жилища советского классика… И через много лет, уже в другой России, мы с Солоухиным стали лауреатами премии имени советского непризнанного гения русской словесности Андрея Платонова.

– Что за неприятности у тебя были с Литинститутом? Тебя там вроде бы забраковали…

– В достопамятные советские времена Литинститут меня успешно «прокатил», не допустив даже до творческого конкурса с рассказами, которые прошли отбор совещаний молодых сочинителей в Сыктывкаре, Ленинграде, Москве… А через энное количество лет меня пригласили провести мастер-класс в Литинституте, и не с зелёными студентами, а со слушателями Высших Литературных Курсов… А ещё спустя годы, именно Литературный институт в лице его тогдашнего ректора Сергея Есина выдвинул мои романы на первый конкурс литературно-театральной премии «Хрустальная роза Виктора Розова». Тогда мои романы «Государственный палач» и «Приговорённый дар» выиграли конкурсный марафон и я в торжественной обстановке в галерее художника Шилова получил из рук моего коллеги и товарища Станислава Куняева эксклюзивную Хрустальную розу, а также конверт с российскими казначейскими билетами…

– А в Москве-то как удалось закрепиться?

– В столице у меня всегда была возможность где-то приютиться, а вот насчёт работы посложнее: нужна была так называемая московская прописка. Однажды, по приезде в Москву, я окончательно порвал с холостяцкими загулами: влюбился, женился. Но своего жилья не было, жил у супруги. Несколько лет мы снимали квартиры, очень уставали от переездов с место на место. Но за год до развала СССР всё-таки сумели купить скромную квартиру в ЖСК. Законы советские (некоторые) были совершенно гуманны по отношению к молодым, официально зарегистрированным семьям, проживающим в Москве. Я в тот период вдохновенно строчил роман, вполне себе советский, и заготовки антисоветских новелл. Фрагмент романа принёс в литературную студию при Московской писательской организации. Студийцев было человек 40, из которых нынче на слуху: Алексей Варламов и, в какой-то степени, я. Студию вел замечательный писатель Фёдор Колунцев. Потом его заменил Анатолий Приставкин, который очень проникся текстами молодого Алексея Варламова. А вот у меня с Приставкиным что-то не сложилось, и я добровольно покинул ряды студийцев.

– Твоим крёстным отцом в литературе, наверное, можно считать Александра Проханова, активно печатавшего тебя в 90-е, в «Дне» и «Завтра»?

– Позволь короткую предысторию нашего знакомства с Александром Прохановым… К 1993 году у меня был готов довольно объёмный корпус рассказов, мини-новелл, этюдов, которые в 1994 году были изданы в виде двухтомника под названием «Русский созерцатель» в столичном издательстве «Палея». А весной 1993 года я набрался нахальства и прямо с улицы созвонился с двумя редакциями: «Литературной газеты» и «Дня». И отнёс им подборку мини-рассказов, сказок (на одну, две, три машинописных страницы).

В «Литературке» прочитали быстро, и редактор отдела весьма благожелательно по телефону изъявил просьбу: хотел бы лично встретиться со мною через месяц, так как он уходит в отпуск. В «Дне» тогда служил завлитотделом один молодой амбициозный автор, мой тёзка, который на мой вопрос (через пару недель): «успели прочитать?» – довольно едко ответствовал: «У меня профессора Литинститута месяцами ждут ответа, а вы пришли с улицы и требуете, чтобы я вас прочёл в первую очередь…» – Я понял, что с прохановским «Днём» у меня кирдык, а эта газета тогда уже гремела на всю Россию и разбежавшиеся по своим малым квартирам бывшие совреспублики. Один редсовет чего стоил: сплошь знаменитости!

Короче, я понял, что напечататься здесь мне не светит. А напроситься на личную аудиенцию к Проханову или его заму Владимиру Бондаренко, – это нереально… И вдруг раздаётся телефонный звонок: «Сергей, здравствуйте, это вас беспокоит член редсовета газеты «День», писатель Анатолий Афанасьев. Я прочитал вашу подборку миниатюр, сказки, они мне очень понравились! Посоветуйте, что дать в газету в первую очередь? Объём – на полосу. И хотелось бы увидеть вас лично, если вы не против. И ознакомиться с вашими более крупными работами. Я вас приглашаю к себе домой…»

Игорь, сам понимаешь, что значил для меня этот «вдруг» звонок… С Анатолием мы задружились по-настоящему, он стал мне советчиком, рекомендателем в издательские дома. Разумеется, вскорости я познакомился со всей легендарной командой «Дня», с главарём Александром Прохановым, с его замом Владимиром Бондаренко, с Владимиром Личутиным, Евгением Нефёдовым и многими другими знаковыми персонами, печатавшимися в газете: Эдуардом Лимоновым, Александром Дугиным… В общем, если вернуться к крестникам, которые ввели твоего разговорчивого товарища в литературу, это – Александр Проханов, Анатолий Афанасьев, Владимир Бондаренко, и первый издатель романа «Государственный палач» Виктор Перегудов.

– Ты часто придвигаешь молодых авторов, помогаешь им с публикациями, завязать знакомство с издательствами. Это следствие того, что тебе самому в жизни не так часто помогали?

– Из предыдущего моего ответа, мнится мне, у тебя должно было сложиться противоположное мнение… Хотя, ты прав в каком-то смысле, не все и не всегда мне помогали, а уж сколько палок в своих колёсах я видел… Впрочем, вся метаистория присутствия меня в нынешнем литературном пространстве – это удача, везение, и редкое желание – писать… Безусловно, и присутствие некоего таинственного дара, который в просторечии зовется – талантом. Сам я себя никогда не пробивал, не унижался, не делал каких-то подстав коллегам-соперникам… Хлопотать, звонить, встречаться с нужными людьми, – и всё ради себя, любимого, мне всегда претило. Знаешь, чтобы выгодно себя преподнести, подать (или продать свой текст), надобен особый талант, схожий с божественным… Гёте, Бальзак, Горький – эти гении обладали сим прагматическим даром. Со мной всё проще: я эгоист высшей пробы: когда моим любимым выдвиженцам светит успех, публикация, премия – у меня в душе поселяется надолго такой неизъяснимый кайф, такое блаженное состояние духа, схожее почти с эротическими переживаниями…

– В литературных кругах к тебе относятся настороженно. Ты можешь высказать нелицеприятную правду в глаза любому, устроить скандал, если твоим мнением пренебрегают, а то и вовсе сойтись с кем-то на кулаках… Это такое обостренное чувство справедливости, или необузданный сибирский темперамент?

– Само собой: сибирский, порою не знающий границ и приличий… Впервые открою именно тебе, Игорь, некоторые чуланы своей биографии. Мой отец, Юрий Дмитриевич, дворянской (русско-французской) крови, после окончания института (получив диплом инженера-строителя) загремел в ГУЛАГ по знаменитой 58 статье: враг народа… На зоне был бугром (бригадиром), и однажды пошёл один (не считая ломика в руке) в барак к коллегам-сидельцам, блатным ворам, которым, по их правильным понятиям, горбатиться на кума (на советскую власть) было западло.

Молодой парень, мой отец, решил возмутиться и объявить ворам войну, если они не прекратят взимать с подопечных сидельцев-мужиков непомерную беспощадную дань… Через некоторое время отец вывалился из барака на своих ногах, полуживой с ломиком, совершенно липким и чёрно-кумачовым от крови… Воры его приговорили к смерти, отец два раза делал рывок (уходил в тайгу, в бега), его ловили, рвали овчарками, сажали в воспитательную яму с крышей-решёткой. Потом снова ставили на бригадирство, и снова он без приглашения заходил в гости в барак к уркам… Вот такой был человек.

Мама познакомилась с ним на строительстве Иркутской ГЭС, – она доброволец-комсомолец, – он уже условно освобождённый, но ночевал за колючкой под присмотром мордатых румяных призывников. Охрану задорные комсомолки подкупали продуктами и папиросами и проникали в бараки к будущим мужьям. Через несколько месяцев отца освободили, а через пару месяцев появился на свет и я. Да, пока мама меня вынашивала, в ней вдруг обнаружился сочинительский дар: она написала повесть о молодых гидростроителях. Отнесла рукопись в местное (города Иркутска) отделение Союза писателей СССР, сочинение молодого автора было принято вполне благожелательно…

Но после моего рождения у мамы почему-то пропал угар писательский – у неё нашлась работа, связанная с командировками, за которые хорошо платили. Отец покинул зону, в которой оставил здоровье, но приобрел язву желудка, и через четыре года, на моих глазах у него случилось прободение, кровавая страшная рвота… В больнице спасти его не сумели, очень всё было запущено.

И ещё про легендарный сибирский кураж.

По линии отца был прапрадед, французский офицер, из разбитой и рассеянной наполеоновской армады. Раненого французского гвардейца выходила милосердная русская барышня-дворянка, с которой он и обвенчался, а потом поддержал диссидентов-декабристов, попал по этапу в Сибирь-матушку, из которой, через время возвратясь, стал окончательным русофилом, обретши новую фамилию: Сибирцев… А по линии мамы все Литвинцевы, все вольные бродяги-сибиряки: золотоискатели, охотники, моряки, шахтёры… Существует такой исторический любопытный факт: одна из ветвей Литвинцевых спасла от царских жандармов молодого разбойника Иосифа Джугашвили, пряча его у себя в сибирской пятистенке (фильм есть документальный о сем приключении будущего товарища Сталина). В общем, весь мой нынешний жизненный кураж – он от них моих замечательных родителей!

– А чем тебя привлёк метафизический реализм? Ты же практически пешком обошёл всю Россию и её окрестности, знаешь жизнь народную, как говорится не понаслышке. Тебе, наверное, логичнее было бы писать «деревенскую» прозу. Но – метафизика? Или ты сыт этой жизнью по горло и видишь российскую действительность в гипертрофированном виде?

– Так называемая деревенская проза – отдельная тема. Она ведь в высших своих образцах насквозь метафизична. Шолохов, Седых, Абрамов, Белов, Астафьев, Распутин, Екимов, Евгений Носов, Личутин – это только макушка айсберга!

Что касается меня, то своё заглавное (наиболее известное читающей публике) метафизическое чудище-роман «Государственный палач» я творил, не будучи лично знаком с гуру современной российской метафизики Юрием Витальевичем Мамлеевым и его философскими трудами по вышеозначенной теме. Незадолго перед переизданием «Госпалача» в моём двухтомнике избранного нас представили друг другу, мы задружились, и именно Юрий Витальевич написал послесловие к этому роману.

Да, ведь этот скандальный роман сумел по-своему (высоко!) оценить и другой мировой классик, Юрий Васильевич Бондарев, и он же порекомендовал его в 2000 году в «Роман-газету». Акционеры издания в последний момент испугались публиковать укороченную (мною!) версию сего текста в виду его чрезвычайной неполиткорректности к тогдашней капиталистической власти, и ещё потому, что книга до неприличия порнографична!.. Выплатив мне приличный гонорар, предложили компромисс: опубликовать избранные рассказы. Я не стал вредничать (хотя в издательском договоре значился «Госпалач») и дал согласие на рассказы, которые вскорости и вышли под названием «Очарованный Москвою путник».

Некоторые из новелл, уже без моего участия, потом вошли в школьную программу для младших классов. Я об этом замечательном факте узнал через интернет.

Почему так нудно-подробно о суетных издательских буднях рядового московского сочинителя? А потому, Игорь, что в них, как в зеркале, отражается вся наша нынешняя непутёвая российская действительность, когда нельзя быть уверенным в дне грядущем… Мы живём-существуем уже которое десятилетие в странной метафизической стране (именно как бы сбоку), которая необъятна по территории и по богатству сказочных сокровищ, сокрытых в её ещё как бы государственных недрах; живём-можем среди замечательного народа (замечательно спивающегося, деградирующего, но зато свободного!), который уже давно отзывается на почётное прозвище-кличку: электорат…

Чёрт меня побери, но всё ещё бередит моё писательское сердце обида и за полунищую державу, за соплеменников, моих настоящих и будущих читателей, которым, похоже, уже ничего не нужно в этой действительности – народ разуверился в коммунизме-капитализме (почти по Бердяеву), и терпеливо ждёт замечательной сакральной даты из календаря американских индейцев: 21 декабря…

– Благодаря твоему Клубу писателей-метареалистов ЦДЛ, вокруг термина «метафизический реализм» поначалу было много разговоров. Нередко приходится слышать, что метафизики в ЦДЛ – это вообще масонская ложа. А ты – один из главных магистров… Сегодня это литературное направление не вызывает прежнего ажиотажа. Гораздо больше говорят о «новых реалистах», хотя и не совсем понятно – кого к ним можно относить.

– По моему неглубокому разумению к реалистам новейшей волны можно отнести: Олега Павлова, Захара Прилепина, Сергея Шаргунова, Михаила Попова, Владимира Личутина… К несомненным метареалистам: Юрия Мамлеева, Анатолия Кима, Юрия Козлова, Ольгу Славникову, Александра Проханова, Романа Сенчина, Петра Краснова, Петра Калитина, Ивана Зорина, Михаила Елизарова … В поэзии главенствуют только метафизики-поэты: Евгений Рейн, Евгений Чигрин, Олег Чухонцев, Вадим Месяц, Андрей Коровин, Виталий Пуханов, Максим Амелин, Евгений Лесин… Из поэтов и писателей, которыми восторгался и восторгаюсь: совсем ещё юная Мария Малиновская (Мари Малиновска), Александра Барвицкая, Марина Юденич, Лидия Скрябина, Ольга Журавлёва, Василина Орлова, Наталья Макеева…

Свод этих ярчайших дарований, разумеется, неполный, но он утверждает, что российская словесность весьма могуча и потенциал у неё безграничный! Вернёмся к метареалистам, о которых мало шумят, якобы… Людей издавно привлекает что-то непонятное, загадочное, необычное, непознанное… И наш Клуб писателей-метареалистов в какой-то степени заполняет метафизическими изумрудами и алмазами некоторые страшные бездны-лакуны вполне прозаическими (реалистическими) посиделками-побеседицами в ЦДЛ, в других культурных пространствах – но прежде всего книгами членов нашего культурно-просвещенческого Ордена.

По правде сказать, я не большой знаток литературоведческих терминов. Хотя после десятой рюмахи могу войти в правильный транс и обозначить: шо такое метадискурс, и с чем его кушают. Кстати, о метафизическом реализме. Весьма успешно пишутся и защищаются кандидатские, докторские и просто дипломные институтские монографии. Насчёт масонской ложи… Позволь эту тему оставить без комментария.

Беседовал Игорь ПАНИН

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>