Буддийская экономика, суфийская агрономия, а Генон ответит за все
6 декабря, 2025
АВТОР: Александр Чанцев
Mark Sedgwick. Traditionalism: The Radical Project for Restoring Sacred Order. London: Pelican Books. 2025, 424 c.

Новая книга британского исследователя, автора выходившей у нас истории традиционализма «Наперекор современному миру», продолжает его исследования означенной темы. Но, так сказать, не вглубь, а вширь: его «Традиционализм» — это традиционализм для широких масс. Которые, как он сам постоянно подчеркивает, в принципе невозможны: и слишком сложно учение интегрального традиционализма, да и сами его адепты никогда не стремились вербовать сторонников, проповедовать свое учение. Оставшееся рафинированным интеллектуальным и радикально необычным метафизическим проектом, который как-то, возможно, резонировал с историей новейшего времени на определенных этапах. И эти созвучия Сэджвика как раз интересуют.
Это, кажется, и могло бы стать тем интересным изысканием, в которое Сэджвик бы закопался и интересное накопал. В существующем же раскладе книга с хорошим зарядом стреляет несколько мимо цели. Автор сам приводит пример, как кто-то из команды консультантов Трампа как-то процитировал Эволу, и ему тут же позвонили журналисты — кто, черт возьми, это такой? Будто получив подобное задание-запрос, Сэджвик принялся объяснять не слишком образованным журналистам все с нуля и самых нижних азов — ладно еще, биографии основных традиционалистов, Генона, Эвола и Шуона, но вот что такое Золотой век и Век Водолея, схоластика и неоплатонизм, кто такие суфии и Шпенглер, — это нужно кому, да и, честно говоря, не в проблематику погружает, а в стороны (нью-эйджа тот же Водолей) даже уводит. Получается, воля ваша, какой-то уж совсем научпоп. И все, конечно, может быть, но я не очень уверен, что читатель, не слыхавший даже о Платоне, так уж захочет разбираться в действительно тонких и непростых идейных конструкциях Титуса Буркхардта и Ананды Кумарасвами, а дойдет и до них… Хотя, конечно, и тут в зависимости от того, у кого какие где слепые пятна. Мне, например, было любопытно прочесть очерк того, что считается первыми сочинениями на экологическую тематику.
Такой же несколько странный эффект имеет и жесткая, что в студенческой работе, структура книги: введение в вопрос с самого нуля — разбор темы по всем указанным авторам — и венчающее каждую главу «заключение». Оно может быть и четко, и ясно, но беда в том, что, как Сэджвик вынужден признаваться, наши спикеры довольно своенравны, своеобычны в своих мыслях, и по некоторым темам высказываться наотрез отказываются. Вот и оказывается, что вопросы пола, нации, политики и межконфессионального диалога (названия частей) того же Генона не интересовали напрочь, Эволу с большими оговорками (пол для него был метафизической категорией, в нынешнее прокрустово ложе пол-гендер никак не укладывалось), а если все трое и привлекали в свои построения совершенно различные религиозные элементы, от суфизма и до даосизма, то с современной парадигмой религиозного диалога это стыкуется опять же с большой натяжкой…
И если уж заканчивать с неоднозначными впечатлениями от этой замечательной и очень интересной книги, то сыграл опять же тот самый кейс, не к ночи будет помянут, Трампа. И ведь Сэджвик сам несколько раз подчеркивает тот мощный заряд традиционализма, что сам по себе вербует ему идейных сторонников — его мощную критику модерна со всей его унификацией, подавлением, атомизацией, десакрализацией, потребительским отношением ко всему… Или, как писал Генон, «одинаковые рабочие живут в одинаковых домах, потребляя одинаковые товары. Индустриальный рабочий становится практически “телом без души”» (и подобный катастрофизм разделяли многие — Зомбарт признавал, что «рабочий должен оставить душу в гардеробе», а Форд признавался, что «современные предприятия слишком велики, чтобы оставаться человеческими»). Но, не решаясь задуматься о том, что избрание Трампа было случаем выбора «из двух зол меньшее» и прямой реакцией на разгул либеральной повестки со всеми ее авторитарными навязываниями, более легким путем многие признали найти крайнего и виноватого. Им был признан некий абстрактный подъем некоей не менее абстрактной правой идеи. А тут еще опять же некий помощник советника Трампа процитировал Эволу, в России очень заманчиво назначить Дугина «умом Путина» — хотя Сэджвик сам признает, что тот никогда не входил в круг близких советников, а идеи его вроде постгенонизма или четвертого политического пути слишком философичны для импликаций в реальной политике — и вот, вуаля, виновные найдены, это все тот же египетский суфий Генон, трави его, трави. Посему Сэджвик, хоть и позиционирующий себя в качестве независимого ученого, но при этом все же внимательно относившийся к традиционализму, позволяет себе в этот работе некоторые преувеличенные, не очень корректные заходы. И, скажем, Эвола обвинен — не с тем ли, чтобы обвинение пало темным отсветом все на того же Трампа? — во всем, в связи с фашистами (хотя давно уже, казалось бы, выяснили, что да, Муссолини хотел его привлечь в свои ряды, но идеям Эволы существовавшее никак не соответствовало, он отказывался и не давался), в мизогинии (культ воина-кшатрия — а надо было амазонок?) и даже в тех терактах ультраправых, что прогремели в Италии после его смерти(!). Хотя нет, полностью на скользкую дорожку политкорректности и левой повестки Марк Сэджвик не встал, отдадим ему должное, и даже для самых опасных для данного дискурса фигур он в состоянии найти не то что положительные слова, но отметить разумное. Как, например, идею Дугина о том, что слепое копирование идейного базиса Генона в наши дни непродуктивно, целесообразнее же использовать обрисованные тем корпус идей для создания нового языка в духе постгенонизма. Или же Сэджвик приводит шутку Джона Моргана о том, что далеко не все, упоминающие Генона, его действительно читали.
Если же подготовиться к этим минусам книги, то все остальное в ней просто замечательно, от интеллектуальной истории прошлого и нынешнего века не оторваться, как от детективной. И хорош «Традиционализм» Сэджвика прежде всего своими отходами — недаром на обложке изображено такое ризомическое дерево, с мощной корневой системой и не менее пышной кроной — в стороны. И если про прошлое просто любопытно, что, скажем, за само появление традиционализма лавры следует вручать не только Генону, но и отчасти Кумарасвами (в конце концов, тот старше, раньше начал) и точно до сих пор находящемуся в тени западному суфию, одному из первых экологистов и вообще крайне любопытной личности Ивану Агуэли (тот, собственно, и способствовал обращению Генона в ислам). То про более современных бойцов интеллектуального фронта, так или иначе ассоциирующихся с традиционализмом, — или же обращающихся к схожей проблематике без прямого цитирования, есть зачастую и такое — уже точно ценно весьма. Американский политик Стивен Бэннон и венгерский Габор Вона — ладно, привлечены по «политической квоте», боснийский писатель и активист Русмир Махмутчехаич — возможно, «тепло», но вот иранский религиовед, исследователь суфизма Сейид Хоссейн Наср — это уже точно очень близко, «попал». В случае этих и других имен степень атрибуции их к традиционалистской мысли можно дискутировать, в зависимости от ангажированности не только их самих, но и исследователя, но знать эти имена и их интеллектуальный бэкграунд определенно нужно. Как, возможно, и тех, кого бы я вряд ли в традиционалисты записал, но Сэджвик упоминает — и коммуну феминисток Серебряное Сестринство, поселившихся в Ирландии и отказавшихся от всех благ современной цивилизации (свечи вместо электричества и т.п.), и рокеров Ain Soph и Blood Axis (журнал издают и серьезное там печатают).
Встречаются здесь, конечно, и те книги, что могут отправить в дальнейшее познавательное плавание — с тем или иным успехом и степенью согласия, но ведь мы помним, что традиционалисты люди своевольные и далеко не всегда удобные. От книги с говорящим названием «Антисовременность» французского философа и математика начала прошлого века Жака Маритена до книги принца Чарльза «Гармония: Новый способ смотреть на наш мир» (2010). Пока тот еще не стал королем, он проповедовал органическое сельское хозяйство, местное производство, пересмотр взглядов на урбанизацию и отношение к природе. От подспудных традиционалистских идей он, утверждает Сэджвик, отказался, когда взошел на трон, дабы те не дай Бог не кинули тень на его правление, дескать, теперь для экологии времени и сил не останется.
Экология же, в отличие от вопросов пола и гендера, как раз очень гармонично произрастает из традиционалистского мироощущения, их критики современности и призыва не вернуться, конечно же, в мифический Золотой век, но в веке будущем стремиться к тому праксису, где духовное и физическое, наука и вера, человек и природа будут не трагически разделены, но пребывать в едином, соработничестве и сотворении. И если покопаться — Сэджвик этим и занимается, ему вообще бы сам Генон велел уйти в маргинальные факультативные темы, а не писать общий обзор с не очень ясным конечным читателем — то на экологические темы можно найти очень любопытные сочинения и там, где их не ждали, не в самой высокой крепости традиционалистов-кшатриев-ассасинов, но в разбитых на подступах к ним бивуаках. Так, одним из первых об органическом сельском хозяйстве, которое стало модным трендом в последние десятилетия, заговорил еще Рудольф Штейнер, британский исследователь суфийского мистицизма Реза Шах-Каземи опубликовал работу «Святой Коран и окружающая среда», а экономист Эрнст Фридрих Шумахер в 1966 году призывал перейти к буддийской экономике. Оная была (бы) призвана иметь конечной целью не производство, а человека, творческую активность, а не потребление. В своих идеях он опирался в том числе и на Кумарасвами, что еще раз подтверждает посыл Сэджвика о том, что традиционализм не стал, вряд ли станет и вообще не очень-то и стремится ко повсеместному утверждению собственных идей, но то, где и как они играют, очень любопытно и важно.
Одними же из самых успешных «традиционалистских проектов» Сэджвик называет основание и работу в Лондоне института по изучению исламского искусства и сочинения композитора сэра Джона Тавенера. Православный, тот вдохновлялся также суфийской музыкой, коптским искусством, культурой индейцев. А еще был другом принца Чарльза — к вопросу о том, как переплетен интеллектуальный клубок.
