Док Чехофф | БЛОГ ПЕРЕМЕН. Peremeny.Ru

Док Чехофф

29 (17) января 1860 года родился А.П.Чехов

Антон Павлович ЧеховКлассики, в силу тотального навязывания их произведений еще в школе, становятся чем-то хорошо знакомым, но крайне абстрактным: вроде героев компьютерной игры. Граф Т. (он же Л.Н. Толстой) и Ф.М. Достоевский в пелевинском романе: супербоевики, владеющие массой приёмов и разными видами оружия. Нечто вроде Шварца (Арнольда) или Рэмбо. В моём старом рассказе «Чеховиада» подобное вытворяет Антон Павлович.

В этом рассказе была сцена с фантазией-импровизацией:

Молодая смотрительница-экскурсовод в доме-музее Чехова в Гурзуфе показывает мне любимую вещицу писателя – трость-стул, который в собранном виде напоминал пулемет Дягтерева. Глядя в светло-зеленые глаза девушки, я перешел на экскурсоводческий тон:

— Любил Чехов по вечерам с тростью-стулом-ДП гулять. Погуляет, погуляет, посидит на стульчике, а потом соорудит из него пулемeт и… огонь по соседу – художнику Выезжову. После первых выстрелов художник, обычно, на террасе не показывался. Прятался в доме. И ложился в этот день, зная упорный характер Антона Павловича, не зажигая лампочки. От досады писатель выбирал другую цель и, ухлопав одного-двух (максимум пять) случайных прохожих, успокаивался. Раскладывал пулемёт в стул, усаживался на него и писал какой-нибудь смешной рассказ. Местные жители боялись потревожить его покой, а потому шествовали мимо, как правило, на цыпочках. Если же он рассеянно поднимал голову – бледнели и шепотом произносили: «Здрас-с-сь-те». Палыч им приветливо кивал. Почитали его в Крыму необычайно».

Смотрительница настолько была поражена этим эпизодом, что в ответ поделилась своей «запретной темой»: неизвестными широкой общественности письмами Чехова с сексуальными впечатлениями о японках…

Когда рассказ готовили к печати, я захотел, чтобы наш художник нарисовал иллюстрацию: Чехов в очочках, плаще, перепоясанный пулемётными лентами, как Рэмбо. В руках – ДП. Но рассказ еле влез на полосу – от картинки пришлось отказаться.

Спасатель

Да, троица Толстой, Достоевский, Чехов – основной ударный отряд русской литературы. Если переводить наших классиков на постмодернистский язык квэстов и комиксов, то Федора Михайловича и Льва Николаевича можно органично представить с гранатометами в руках (у Пелевина граф Т., памятуя о непротивлении, стреляет с криком: «Поберегись!»). Что же касается Антона Павловича – в голову настойчиво лезет изображение аптечки. Той, которая в бродилках прибавляет жизни. Вырисовывается странный образ супермена: сначала он стреляет по «плохим», а потом оказывает им медицинскую помощь.

Чехов и Толстой

Но ведь в чеховском творчестве так же: сначала писатель беспощадно изображает какого-нибудь негодяя, а потом добавляет такую трогательную деталь, что на гаде вспыхивает надпись «Не убий». Ты начинаешь ему сочувствовать. Даже скряге, гробовщику Якову Иванову в «Скрипке Ротшильда», снявшему мерку со своей умирающей, но еще живой жены. Сделав гроб, Яков написал в книжке доходов-расходов: «Марфе Ивановой гроб — 2 р. 40 к.» Но его бесподобная игра на скрипке, это запоздалое раскаяние, «вытягивает» сквалыгу из омута алчности и душевной черствости…

У компьютерного Дока Чехоффа из снадобий всего ничего (как у фельдшеров и врачей из его рассказов): сода (natri bicarbonici), нашатырь (ammonii caustici), раствор железа (rp. liquor ferri). Нашатырь юмора – чтобы очнуться, антисептик честности – от бактерий фальши, железо характера – для укрепления иммунитета воли. Все лекарства у дока Чехоффа волшебные.

Как у доктора Айболита Чуковского. Кстати, главный советский сказочник – был и остается лучшим чеховедом. К мнению Корнея Ивановича я буду неоднократно возвращаться в этой статье.

Шарики-вселенные

Чехов

Чехов в школе подавался как художник, создавший яркие социальные типажи и показавший «загнивание» царской России. «Толстый и тонкий», «Человек в футляре», «Хамелеон», «Унтер Пришибеев». В сознании осталась галерея портретов, но какой-то особой привязанности к миниатюрам Антона Павловича не возникло.

Случайно я решил почитать дома рассказ «Двадцать девятое июня». Этот отрывок развеселил меня до невозможности: «Во второй группе перепелиная охота была тоже не совсем удачна… Коршуна подстрелили и не нашли. Капитан второго ранга убил камнем суслика». Найдя в родительском шкафу единственный том из 12-ти томного собрания сочинений – я не мог от него оторваться всю ночь: ржал…

Фраза из самого первого (!) рассказа Антоши Чехонте «Письмо к ученому соседу» моментально стала крылатой: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Она сама иронично обыгрывает невиданный успех двадцатилетнего автора.

Отставной урядник из дворян Василий Семи-Булатов, не соглашаясь с дарвиновской теорией происхождения, приводил такой аргумент: «Если бы мы происходили от обезьян, то нас теперь водили бы по городам Цыганы на показ и мы платили бы деньги за показ друг друга…». Эти Цыганы – прямо метафизические персонажи в духе магического реализма Маркеса.

Краткость, как известно, сестра именно чеховского таланта. У двух других упомянутых гениев русской литературы – в этом пункте пробел.

Есть фраза Чехова, которая содержит в себе все: «Говорят: в конце концов правда восторжествует; но это неправда». Это – философская формула нашего мира. Здесь ян с инью, единство и борьба противоположностей и т.д.

А самое емкое художественное описание мира содержится в следующей чеховской строке: «Тарантас взвизгнул, тронулся, колокольчик заплакал, бубенчики засмеялись». Жизнь (тарантас), колокольчик (храм, религия, бог) и бубенчик (цирк, шут, дьявол).

Если некоторыми специалистами уже написаны диссертации на тему: что на самом деле, согласно суфийским канонам, в своих четверостишиях имел в виду Омар Хаям. То и для анализа прозы Чехова – пора открывать институты.

Но чеховедов – и так легион. Вот как в их адрес высказался Чуковский: «Хотя на поверхностный взгляд Чехов кажется одним из наиболее ясных, простых и общедоступных писателей, расшифровать его подлинные мысли и образы оказалось непосильной задачей для критиков четырех поколений».

Я пытался показать глубину его вещей в статье «Девятый уровень. Чехов и индийские мифы». Но, даже осознавая с кем имеешь дело, нельзя избавится от ощущения подлинного чуда: афоризмы Чехова таят в себе всю вселенную, как шарики для гольфа Сверхсуществ в фильме «Люди в черном». И у Антона Павловича таких шариков – целые сумки.

Из современных авторов, пожалуй, только Сергей Довлатов перенял чеховскую краткость как одно из необходимых свойств литературного стиля. Довлатов писал: «Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова».

Конечно, речь идет о его харизме, притягательности, обаянии. Чуковский свидетельствует: «Он был гостеприимен, как магнат. Хлебосольство у него доходило до страсти. Стоило ему поселиться в деревне, и он тотчас же приглашал к себе кучу гостей…Не верится, что все эти толпы людей, кишащие в чеховских книгах, созданы одним человеком, что только два глаза, а не тысяча глаз с такою нечеловеческой зоркостью подсмотрели, запомнили и запечатлели навек все это множество жестов, походок, улыбок, физиономий, одежд и что не одна тысяча сердец, а всего лишь одно вместило в себе боли и радости этой громады людей».

Деепричастен

chehov

Жажда общения (взаимная) с людьми сочеталась в Чехове со страстью к путешествиям. Писатель уже до тридцати лет побывал в Гонконге, на Цейлоне, в Сингапуре, Индии, Стамбуле, Вене, Венеции, Риме, Неаполе, Монте-Карло, Париже.

Но при этом он не был нейтральным созерцателем.

Приведу еще одно довлатовское высказывание: «Реплика в Чеховском духе: «Я к этому случаю решительно деепричастен».

«Деепричастен» Антон Павлович был ко всему: к постройке народных домов, клиник, школ. По инициативе Чехова в его родном Таганроге установили памятник Петру Первому.

Он не игнорировал и мелкие просьбы. В 1903-м (за год до смерти) его ялтинская знакомая, некая Варвара Харкеевич, попросила взять в Москву часики: отдать в починку. Московские мастера поковырялись в них и вынесли вердикт: механизму амба. Чехов, согласовав вопрос с хозяйкой, продал эти часы и купил новые. Чуковский негодует: «Варвара Харкеевич могла быть довольна, что великий писатель выторговал для нее пять или десять рублей и сбыл ее плохие часы. А то, что ему из-за этих проклятых часов пришлось три или четыре раза ходить на Кузнецкий и вести с нею переписку о них, оба они считали совершенно естественным».

Anton_Pavlovich_Chekhov

Достоевский и Толстой клеймили зло художественным словом. В рассказе Льва Николаевича «После бала» полковник, проводящий экзекуцию, вызывал в читателе отвращение. Чехов не только изображал жестокость, но лично был «деепричастен» к отмене телесных наказаний.

До Питера и Москвы доходили слухи о невыносимых условиях, в которых пребывают каторжане на Сахалине. В расцвете писательской славы, тридцатилетний (но уже больной туберкулезом!) Чехов отправляется за свои деньги (а не за счет редакций!) на остров Сахалин.

Однажды писатель несколько часов шел по дождю, по колено в воде. Попал с каким-то генералом в избу. Тому дали переодеться в сухое белье, Чехов же спал на полу в промокшей одежде.

На Сахалине он проработал два месяца. Вот отчет об этом в письме близким: «Я вставал каждый день в 5 часов утра, ложился поздно и все дни был в сильном напряжении от мысли, что мною многое еще не сделано. Я объездил все поселения, заходил во все избы и говорил с каждым. При переписи мною записано около десяти тысяч человек каторжных и поселенцев. Другими словами, на Сахалине нет ни одного каторжного или поселенца, который не разговаривал со мной. Я видел голодных детей. Церковь и школа существуют только на бумаге, воспитывают детей только среда и каторжная обстановка».

Достоевский оказался на каторге по приговору. Чехов – добровольно.

Из чеховского окружения никто не понимал: зачем ему это понадобилось? В целом решили: для вдохновения. Однако он пишет книгу, далекую от беллетристики (дабы не было препятствий цензуры) «Остров Сахалин». Под влиянием душераздирающих фактов, изложенных там, была сформирована правительственная комиссия. Результат: условия проживания на Сахалине были улучшены, телесные наказания упразднены.

Если провести библейскую аналогию, то подвиг Чехова сравним с сошествием Христа в ад – для спасения душ.

Русский ад – каторга.

«Куприн рассказывает, что когда в Ялте в присутствии Чехова на борту парохода какой-то пришибеев ударил по лицу одного из носильщиков, тот закричал на всю пристань:

— Что? Ты бьешься? Ты думаешь, ты меня ударил? Ты — вот кого ударил! — и указал на Чехова, потому что даже он понимал, что для Чехова чужая боль – своя», — писал Корней Иванович.

Чуковский доказывает одну простую вещь (в пику стереотипному мнению о бесхарактерности и асоциальности «певца сумерек»): Антон Павлович был человеком могучей воли. Железной дисциплиной он укротил свою энергию. И растрачивал ее на других, не скупясь.

Портрет Чехова работы Серова

Идти по небу

Если ранние чеховские рассказы поражают остроумием, поздние – особой религиозной сердечностью, как, например «Студент» (1894). Студент Духовной семинарии встретил поздно вечером у костра двух женщин. Глядя на огонь, он ассоциативно вспомнил, что в такую же холодную ночь Святой Петр у костра на дворе у первосвященника отрекся от своего Учителя, как Тот ему накануне и предсказывал.

Когда в третий раз на вопрос: «Ты знал Его?», Петр ответил: «Нет» — пропели петухи. Петр, выйдя со двора, заплакал – он любил Иисуса…

Слушая эту библейскую историю, одна из женщин зарыдала. Студент подумал, что «Прошлое связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого».

Отношение к официальной религии у Чехова было сложным, поскольку, соблюдение церковных традиций не укротило деспотизм его отца. Но своими художественными открытиями Антон Павлович пришел к религиозному осмыслению мира.

Чехов, фото из архива Life

Режиссер Карен Шахназаров, снявший фильм «Палата №6», сделал аналогичный вывод: «Чехов очень религиозный писатель. У Достоевского это была одна из главных тем, он об этом говорил во всех произведениях. У Чехова религиозная тема не была основной, но «Палата №6» буквально пропитана этим духом. Трагедия Рагина в том, что он жил без веры. Не случайно его последняя фраза: «А может быть, бессмертие есть?» Рагин ведь не положительный персонаж, как некоторые думают. Интеллигент, которого засунули в палату. Он сложный. Это человек, потерявший веру, проживший без Бога. И он встречает сумасшедшего, который обладает верой. В этом глубинный смысл «Палаты №6». А не в том, что вот, посмотрите, в России всегда умного человека засунут в дурдом. У Чехова все гораздо глубже. Я неожиданно сделал для себя это открытие, хотя всегда думал о Чехове как о светском писателе. Нет, он был глубоко религиозным человеком».

Действие фильма перенесено в наше время. Фильм сделан с элементами документалистики. Режиссер задействовал в картине настоящих больных подмосковного психоневрологического интерната.

Любопытно, что Шахнзаров с Бородянским писали сценарий «Палаты» под Марчелло Мастрояни еще в 1988. (Мастрояни в 1987 году снялся в одном из лучших фильмов по Чехову — «Очи черные» Михалкова). Но двадцать лет назад не сложилось: итальянские продюсеры видели фильм костюмированной экранизацией, а авторы хотели осовременить чеховский рассказ.

Шахназарову удалась знаменитая чеховская «атмосфера». На мой взгляд, потому, что режиссер отправился в реальную преисподнюю психиатрической клиники, дабы острее почувствовать и внутренний ад – сознания ее обитателей.

«Между теплым, уютным кабинетом и этою палатой нет никакой разницы», — сказал Андрей Ефимыч. – «Покой и довольство человека не вне его, а в нем самом» («Палата№6»). Эта лицемерная философия вкупе со слабоволием и ленью приводят врача Рагина на койку психиатрической палаты. Дабы он на своем опыте убедился в «разнице». (Падение героя близко судьбе профессора из романа Джона Кутзее «Бесчестье» 1999 года).

Один из больных, принимавших участие в съемке, «похлопотал» о главном герое перед режиссером, упросив его «не доводить» до смерти Ивана Ильича, а подарить ему праздник – встречу Нового года. Финал, поэтому получился больше трогательным, чем трагичным. И здесь режиссер угадал: в этом жесте больного воплотилось истинное чеховское милосердие.

Если персонаж Док Чехофф действительно был бы введен внутрь какой-нибудь «стрелялки» – он бы остановил кровопролитие. Ведь этот Док способен помочь любому. Для него нет безнадежных.

Чехов. Фото из архива Life

Текст подготовлен для «Частного Корреспондента»

комментариев 7 на “Док Чехофф”

  1. on 30 Янв 2010 at 1:57 дп Глеб Давыдов

    Посмотрел фильм. Смотрел без всякой оглядки на Чехова.

    Фильм меня совсем не вштырил. Не впечатлил. И не перевернул ни разу. Хотя заявка была, видимо, на это… Провальный фильм откровенно, на мой взгляд, скучный и некрасивый.

  2. on 30 Янв 2010 at 12:48 пп КР

    Судя по «не перевернул ни разу», — ждал «громкого» переворота. Но там нечему «впечатляться-поражаться».Надо просто услышать тихую мелодию,где-то с середины фильма — странную,но точную интонацию которую дает Ильин.Если ее не услышать — теряется главное.Для этого надо почувствовать его — как себя.И при всей внешней «некрасивости» жизни — мелодия эта — как родник, внезапно забивший на мусорнике.Красота — в чистоте этого ключа.

  3. on 30 Янв 2010 at 2:08 пп Глеб Давыдов

    Ну да, я не того ждал…
    Ильин играл хорошо, как и другие актеры.

  4. on 02 Фев 2010 at 11:27 дп Андрей Кашпура

    Никогда не понимал Чехова.

  5. on 02 Фев 2010 at 1:01 пп КР

    Даже после такой развернутой статьи?

  6. on 07 Фев 2010 at 6:55 дп Андрей Кашпура

    Я про его творчество.

  7. on 15 Июл 2012 at 10:33 дп Sергей

    Будь Чехов державником, на мхатовском занавесе появилась бы двухголовая чайка.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: